Любой человек, в любой форме, японской или союзной, был ему опасен. Он должен избегать общества себе подобных до тех пор, пока не выйдет к побережью и не запрячет надежно, до лучших времен, свое сокровище. Если же кто-то узнает о содержимом ранца, жизнь Кэндзи обесценится, как японская иена.

Он ждал довольно долго. Вдруг зашуршали листья на соседнем дереве. Он поднял глаза и встретился с немигающим взглядом какого-то существа, заросшего рыжей шерстью.

Не раздумывая ни секунды, Кэндзи полоснул длинной автоматной очередью. Затрещали сломанные сучья, посыпалась срезанная пулями листва, и к его ногам рухнула тяжелая туша старого самца-орангутанга.

— Проклятие! — облегченно воскликнул. Кэндзи, отскакивая в сторону, и выпустил в орангутанга еще очередь, для гарантии. Подошел к неподвижному телу. На морде человекообразной обезьяны застыла гримаса предсмертного ужаса. Невольно вспомнился финансист с портфелем у разбитого Си-47. Кэндзи толкнул ногой обезьяну. Встреча с орангутангом его успокоила. По-видимому, в этих джунглях еще не ступала нога человека.

Прошло три дня. Измученный переходом, Кэндзи валился с ног. Каждый шаг в джунглях приходилось брать с бою у колючего кустарника и цепких лиан. Пройдя сто метров, Кэндзи выбивался из сил и падал на землю, где на него набрасывались полчища пиявок и москитов. Часто из-под ног выползали змеи и какие-то огромные ящерицы, размером с небольшого крокодила. Где-то над ним, на высоте тридцати метров, солнце освещало кроны деревьев. Там кричали попугаи и ссорились обезьяны, а здесь был сырой полумрак, густой и неподвижный воздух, насыщенный запахом тления. Деревья толщиной в два-три метра переходили у земли в хаотическое сплетение толстых корней, перевитых лианами и ползучим кустарником, сквозь которые пробивались заросли папоротника. Под ногами хлюпала и чавкала грязь.

Прошел еще день, и на Кэндзи обрушились новые невзгоды. Кончились консервы, и началась лихорадка. Теперь Кэндзи жил в каком-то нереальном мире, часто впадая в забытье. Скорость продвижения его на восток была ничтожна. На исходе шестого или седьмого дня он вышел к огромному болоту.

Дальше пути не было. Идти в обход уже не оставалось сил. Что стоило здесь, в джунглях, его богатство? Он не мог на него купить даже таблетку хинина.

Вечерело. Над болотом взошла полная луна. В прибрежных камышах рубинами сверкнули глаза крокодилов. На берегу оставаться было опасно. Кэндзи решил отойти в глубину леса, переночевать, а назавтра построить плот и переправиться на ту сторону. Он успел сделать всего пару шагов, когда длинное бревно, лежащее в воде около берега, ожило и стремительно бросилось на него. Движения огромного, восьмиметрового крокодила были молииеносны. Тяжелый мускулистый хвост, покрытый броней ороговевших пластинок, нанес страшный удар, по ногам обессилевшего человека. Кэндзи, потеряв сознание, рухнул на землю. Тотчас огромная зубастая пасть перехватила его поперек тела и поволокла в воду…

В личном деле капитан-лейтенанта Кэндзи Такаси, хранящемся в штабе 26-й воздушной флотилии, появилась запись: «Пропал без вести, не вернувшись с боевого задания».

Глава восьмая

Пожар второй мировой войны охватывал все новые и новые районы земного шара. Теперь он уже из России перекинулся на Германию. «Великий западный союзник», еще недавно грозивший стереть всех и вся с лица земли, сам лежал в руинах и развалинах. И на Дальнем Востоке бои достигли кульминационной точки.

Мрачные, тревожные дни тянулись мучительно медленно. В памяти Ясудзиро днем и ночью всплывали жуткие картины воздушных боев, падения его на горящем «гекко».

Это произошло незадолго до высадки американцев на Тиниан. Ясудзиро возвращался со свободной охоты, когда его «гекко» зажали в клещи четыре «лайтнинга».

Сначала он решил вырваться обычным приемом — уходом на вертикаль в сторону солнца. Но это не удалось. «Лайтнинги» разомкнулись по фронту и, пользуясь преимуществом в скорости, пошли на сближение.

Когда Ясудзиро оглянулся, то увидел знакомый номер атакующего «лайтнинга» — того самого, которого он чуть не вогнал недавно в океан вслед за ведомым. Теперь же они поменялись ролями, и американец постарается расплатиться за прошлое.

Ясудзиро энергично рванулся влево. Но там его ждал второй «лайтнинг». Пули прошили обшивку крыла. Ясудзиро переложил рули, но и справа его караулили. В верхней точке косой петли, когда скорость упала, «знакомый» «лайтнинг» всадил ему в фюзеляж несколько снарядов. «Гекко» будто споткнулся и повалился на левое крыло, не реагируя на действия рулей.

Теперь у Ясудзиро не было выбора. Надо прыгать. Он открыл фонарь и отстегнул ремни. Центробежная сила придавила тело к борту кабины. Большим усилием он оторвался от сиденья, поставил колено на борт кабины и другой ногой оттолкнулся что было сил. Упругий бушующий поток подхватил его. Ясудзиро дернул вытяжное кольцо парашюта и почувствовал сильный рывок раскрывшегося купола. Он был жив! Земля неторопливо плыла навстречу. Но Ясудзиро ни на секунду не забывал и о «лайтнингах». Что им стоит дать по нему очередь? Ведь он висит на парашюте беспомощный и беззащитный.

Но «лайтнинги» продолжали преследование неуправляемого «гекко».

«Неужели они не видят, что он горит и падает? Зачем они атакуют его?»

Ясудзиро не подозревал, что Полу Уокеру и Джиму Клинту позарез нужна была фотопленка сбитого самолета, подтверждающая их победы…

После потери «голубого дракона» отряд «Белая хризантема» прекратил свое существование. Летчиков, оставшихся в живых, загрузили на подводную лодку и отправили на Филиппины.

По-видимому, невосполнимые потери в авианосцах были причиной того, что Ясудзиро Хаттори, летчика экстра-класса, летавшего на палубных самолетах, вновь направили служить в базовую авиацию, где совершенно не требовалось его ювелирное мастерство в производстве взлетов и посадок.

В 26-й воздушной флотилии, куда он попал служить, Ясудзиро стал командиром истребительного авиаотряда, летающего на самых современных японских машинах — выпуска 1944 года — «Накадзима-два».

Японские конструкторы, ухитрившись взять все лучшее с «Райт-Циклонов» и «Пратт-Уитни», построили наконец двигатель, не уступавший по мощности американским. Ясудзиро взлетел на «двойке» и впервые увидел, что стрелка указателя скорости переместилась за цифру «600». Мощное вооружение самолета состояло из четырех пушек и шести крупнокалиберных пулеметов. Такое большое количество стволов, требовавшее прорвы боеприпасов, значительно утяжеляло конструкцию и ухудшало маневренные качества самолета. Зато залп бортового оружия мог свободно развалить в воздухе «сверхкрепость» или «либерейтор», не говоря уже о «скайрейдерах».

В двадцатых числах октября 1944 года на долю летного отряда Хаттори снова выпали тяжелые испытания и летчикам довелось в деле испытать новый самолет.

Узнав о высадке американской морской пехоты на остров Лейте, входящий в Филиппинский архипелаг, командующий объединенным флотом направил туда все имеющиеся у него силы: первое и второе диверсионные ударные соединения и главные силы японского флота — 6 авианосцев, 2 легких крейсера и 10 эсминцев.

На первый взгляд к Лейте двигались грозные силы, но им было далеко до тех, что в декабре сорок первого нанесли удар по Пёрл-Харбору. На четырех авианосцах базировались ослабленные авиагруппы неполного состава, а на двух линкорах, переделанных в авианосцы, совсем не было самолетов. По сути дела, они были плавающими мишенямя, способными выполнять лишь задачу по отвлечению американской авиации.

Если в воздушных боях «накадзима-два» не уступал авианосным истребителям, то против американских кораблей он был бессилен: бронебойные снаряды отскакивали от бортов и надстроек, словно горох от слоновой шкуры. Бомбометание тоже давало очень мало: бомбы приходилось бросать под воздействием столь плотного зенитного огня, что не каждый летчик выдерживал прицельный курс. После каждого налета на корабли отряд Ясудзиро катастрофически редел. Не меньшие потери несли и другие отряды 26-й воздушной флотилии. А результаты ударов оставались более чем скромными. Вскоре японские корабли погрузились на дно вслед за авианосными самолетами. В воздухе господствовала авиация военно-морского флота США.