Когда налет закончился и поступили первые сведения о потерях флота, адмирал понял, что его звезда закатилась.

Во время атаки Пёрл-Харбора адмирала Нагумо больше всего беспокоило отсутствие в бухте трех американских авианосцев. «Где они, «Энтерпрайз», «Лексингтон» и «Йорктаун»? Может быть, американские торпедоносцы уже подходят к кораблям ударного соединения?»

После взлета самолетов первой волны он привел все оставшиеся истребители в готовность к немедленному взлету. Над авианосцами барражировали поднятые «нули».

Доклад командира первой волны Футида, вернувшегося на авианосец после атаки Пёрл-Харбора, не уменьшил беспокойства адмирала. «Результаты удара великолепны, — думал он, — но куда подевался Хэллси-буйвол со своими авианосцами?»

— Разрешите, ваше превосходительство, повторить удар? — просил Футида. — Мы выдерем оставшиеся перья из хвоста американского орла.

— Нет! — прорычал Нагумо, так сверкнув глазами, что бесстрашный Футида попятился из рубки, отвешивая низкие поклоны. С просьбой о повторном вылете к нему сегодня обращались в третий раз.

Нагумо еле дождался, когда последний самолет зацепится тормозным крюком за аэрофинишеры.

— Полный вперед! — передал он командиру «Акаги», — Курс 290 градусов!

Ударная группа, уйдя с ветра,[23] на предельной скорости устремилась на северо-запад.

Опасения адмирала Нагумо были небезосновательны. Успех операции был настолько проблематичен и зависел от стольких факторов, что даже у автора операции адмирала Ямамото было немало сомнений в успехе рейда. Они-то и помешали включить в состав соединения транспорты с войсками для захвата Гавайских островов.

Лишь вечером, когда расплющенное солнце, похожее на раздавленный апельсин, утонуло в океане, Нагумо вздохнул спокойно. Ночью их едва ли найдут самолеты с американских авианосцев. От разбитого Пёрл-Харбора, чадящего дымом пожаров, их отделяло четыреста миль океанского простора.

Приказав разбудить его немедленно в случае появления кораблей противника или его авиации, Нагумо отправился, в свою каюту. Он сегодня устал, словно вол, проработавший весь день на рисовом поле.

Великолепное утро 7 декабря вице-адмирал Хэллси встретил на капитанском мостике «Энтерпрайза». Гавайи были по курсу следования в двухстах милях, но уже казалось, что теплый ветер доносит благоухание цветущих островов. По установившейся традиции с борта «Энтерпрайза» стартовала группа из трех десятков самолетов, чтобы оповестить острова о скором приближении авианосца на якорную стоянку.

Улетевшие чувствовали себя отпускниками. Собравшись в компактный парадный строй, группа прошла над «Энтерпрайзом» и направилась на аэродром Форд. Оставшиеся моряки и летчики тоже готовились к скорой встрече с семьями и подружками. Даже старый морской волк Хэллси и тот сегодня был настроен добродушно. Адмирал отпустил несколько соленых шуток в адрес молодых офицеров, находящихся на мостике, и уже собирался спуститься на завтрак, когда появился встревоженный лейтенант-радист с пачкой радиограмм.

— Сэр, — сказал он, отдавая честь адмиралу, — там творится что-то невероятное, если только они не сошли с ума…

Хэллси надел очки и, взяв радиограммы, пробежал глазами по тексту.

«Нас атакует тысяча японских самолетов», — гласила одна.

«Японские авианосцы в тридцати милях от мыса Барбары», — сообщала другая. «На аэродром Уилер выброшен парашютный десант». «Транспорты с морской пехотой противника на траверзе Канала».

— Сто дьяволов им в глотку! — выругался Хэллси. — Есть ли связь с взлетевшей группой?

— Нет, сэр, — ответил флаг-офицер, — по времени они уже должны сидеть на Форде.

Флаг-офицер ошибся. Шедшие на Оаху в парадном строю «скайрейдеры» неожиданно были атакованы «нулями». Шесть машин рухнуло в море. А еще десять «скайрейдеров» было сбито своими очумевшими зенитчиками, яростно расстреливавшими все, что появилось в воздухе на дистанции действенного огня их установок.

— Поднимите одну эскадрилью и направьте ее к югу от мыса Барбара, другую эскадрилью — на поиски японских линкоров севернее Оаху, третью — для атаки транспортов на траверзе Канала.

Хэллси был верен себе… Его трудно было ошеломить даже такими необычными новостями.

Весь день самолеты авиагруппы «Энтерпрайза» тщетно утюжили заданные квадраты моря. Внизу катились пустынные волны. Японских транспортов и авианосцев не было и в помине.

Разбитые взлетные полосы аэродромов на Оаху исключали посадку бомбардировщиков и торпедоносцев. Презрев все меры безопасности, они на исходе горючего «падали» на палубу «Энтерпрайза» с подвешенными бомбами и снарядами, чего им никогда бы не позволили сделать еще вчера.[24] И только ночью огромный «Энтерпрайз» протиснулся в узкий канал, соединяющий бухту с океаном, и стал у причальной стенки, озаряемый пламенем догорающего линкора «Аризона».

Утром 8 декабря вице-адмирал Нагумо Тюити проснулся бодрым, хорошо отдохнувшим после крепкого сна. Победное завершение операции оказалось лучшим лекарством для его печени, разыгравшейся накануне атаки Пёрл-Харбора.

Он справился по телефону у вахтенного начальника о местонахождении эскадры. Услышав координаты, удовлетворенно хмыкнул. Авианосное соединение удалилось достаточно далеко от Гавайских островов, чтобы можно было опасаться каких-то ответных действий американцев.

Приняв ванну, он с аппетитом позавтракал, а затем пригласил на доклад флаг-офицера.

— Принесите документы! — распорядился он, любуясь резьбой на ручке старинного меча, лежавшего на письменном столе. Меч, принадлежавший сегуну из династии Токугава,[25] был приобретен в Киото незадолго до ухода в рейд. Искусный резчик по слоновой кости изобразил несколько сцен рукопашной схватки. Крошечные самураи в распахнутых хаори наносили и отбивали удары мечами. Кое-где лежали фигурки павших, а один из побежденных самураев, лишившись чести, вспарывал себе живот кинжалом.

Глядя на кэн,[26] адмирал испытывал двойственное чувство. Украшение оружия резьбой — это было отходом от понятия ваби, прочно сидящего в каждом японце. Налицо было отсутствие красоты естественности. Острое, хорошо закаленное лезвие и удобная рукоятка, сделанные умелыми мастерами, были великолепны сами по себе, без всяких украшений. Резьба же по кости рукоятки носила отпечаток вычурности, что по строгим японским канонам было безвкусно, вульгарно; в то же время глаз пленяли и талант резчика, и печать времени, лежавшая на оружии.

Почтительный стук в дверь салона оторвал адмирала от созерцания гибрида орудия убийства с шедевром изобразительного искусства. Это прибыл флаг-офицер с документами.

Первой адмирал прочитал телеграмму с поздравлением императора. Такой высокой чести он удостаивался впервые в жизни, хотя прослужил микадо много лет. В душе Нагумо Тюити шевельнулась радость. Ему выпало счастье вписать в летопись Японии такую победную страницу, какой еще не знала история.

Остальные поздравления — от адмирала Ямамото, Кайчуксё и сухопутного генштаба — он отложил в сторону. Его сейчас больше интересовала расшифрованная депеша, составленная на основе докладов агентов из Гонолулу, о потерях флота США в бухте Пёрл-Харбор. Цифры, приведенные в шифровке, были несколько ниже тех, которые доложили вернувшиеся из боя ведущие групп, но все равно они были чрезвычайно высокими: потоплено четыре линкора и крейсер, большое количество эсминцев, сторожевых кораблей и вспомогательных судов, выведены из строя все авиабазы — на их стоянках сгорело около двухсот пятидесяти боевых самолетов; четыре линкора получили настолько серьезные повреждения, что не смогут покинуть бухту Пёрл-Харбор в течение многих месяцев…