— Они, вероятно, убежали к морю!
— Или погибли в грязи.
Последнее предположение оправдалось. Немного дальше путники обратили внимание на то, что над долиной кружили птеродактили, словно воронье над падалью. Подойдя ближе, они увидели, что на дне долины идет кровавый пир. Из грязи большими буграми выдавались трупы нескольких игуанодонов, на которых расселись десятки летучих ящеров. Они рвали своими зубастыми клювами мясо и внутренности, ссорились и дрались, сгоняя друг друга, взлетали и опять садились. Визг и кваканье не прекращались ни на минуту.
— Вот и наша дичь! — сказал Громеко при виде этой отвратительной картины. — Что мы теперь будем делать?
— Мы можем подстрелить птеродактиля, — предложил Макшеев.
— После того как они наелись падали? Благодарю покорно!
— Но мы ведь уже пробовали их.
— Не зная, что они питаются и падалью. Да и ели-то потому, что другого мяса не было, когда нас ограбили муравьи.
— Но теперь у нас тоже нет мяса.
— Есть вяленая рыба в лодках, да и свежей наловим в устье речки.
— Вы забываете, что речки уже нет, — сказал Каштанов. — Да и весь залив моря, наверно, переполнен грязью, которую принес поток, так что рыба или подохла, или ушла подальше в море.
— Я боюсь, что у нас и пресной воды не будет, — заметил Громеко.
— Верно, ведь речки-то нет.
— А я боюсь, не погибли ли все наши вещи, спрятанные в чаще. Они лежали недалеко от речки и невысоко над ее уровнем. Если грязевой поток был столь же стремителен в устье долины, как и выше, он мог все унести в море или, в лучшем случае, залить грязью.
Это сообщение Макшеева сильно обеспокоило всех и, забыв о птеродактилях, они поспешили дальше, Впрочем, Папочкин все-таки успел сфотографировать это пиршество птеродактилей.
Недалеко от устья долины нашелся крутой и узкий овраг, по которому удалось спуститься вниз. Всем хотелось бежать, чтобы скорее добраться до моря. Но не тут-то было. Грязь, разлитая повсюду, хотя и не толстым слоем, еще недостаточно засохла, и ноги вязли или прилипали на каждом шагу. Уже издали было видно, что грязевой поток и в устье поработал изрядно. Речка в низовьях протекала по узкому коридору между стенами хвощей и папоротников. Теперь там была проложена широкая просека, а наваленные деревья были занесены грязью. Но и вне этой полосы, по которой пронеслась главная масса воды, поток поработал: весь лес в устье долины был заполнен грязной водой, оставившей после себя повсюду толстый слой грязи.
Увязая в этой грязи, путники наконец добрались до берега залива и ахнули. Вместо чистой голубой воды перед ними расстилались бурые помои, по поверхности которых плавали листья, ветви, сучья, кусты и целые стволы, выброшенные потоком в море. Макшеев и Громеко побежали к чаще, где были спрятаны лодки и вещи, почти уверенные, что все унесено, потому что признаки опустошения были видны везде, и даже пляж близ устья речки был покрыт слоем грязи.
— Ура! — раздались их возгласы. — Все цело, идите на помощь!
Вещи уцелели благодаря тому, что были сложены в лодки, а последние покрыты палаткой и плотом и, кроме того, крепко привязаны к деревьям. Все вздохнули свободно и принялись откапывать лодки и перетаскивать их и вещи на берег моря, где, подальше от устья речки, нашлось местечко, не покрытое грязью. Но так как речка иссякла, приходилось убираться из этого уголка, который накануне так очаровал всех. Продолжать плавание на запад было рискованно, так как в эту сторону южный берег моря представлял голые утесы столовой возвышенности — черной пустыни, и не было надежды найти пресную воду.
— Не имея запаса воды, мы не можем ехать на запад, тогда как на востоке нам известен источник, возле которого мы ночевали, — заключил Громеко обсуждение вопроса, куда плыть.
ОБРАТНОЕ ПЛАВАНИЕ
Через час путешественники уже плыли по заливу, превратившемуся в грязную лужу. Они обогнули мыс и повернули на восток, вдоль однообразного низкого берега с возвышающейся стеной леса. Все усиленно гребли, чтобы скорее добраться до пресной воды, где можно было бы наконец отдохнуть и выспаться после всех трудов и волнений последних двух дней.
Эта поспешность не помешала, однако, сделать привал для охоты за игуанодонами, замеченными в одном месте на пляже.
На следующий день плавание продолжалось столь же энергичным темпом, и к вечеру достигли злополучного места в устье речки Муравьиной, той самой, на которой находился сожженный муравейник. Здесь был песчаный пляж и пресная вода, а дальше уже не было удобных мест для стоянки.
Остановились на ночлег, который не был нарушен никакими приключениями.
Еще один день прошел в плавании на восток через пролив между островами, разделявшими Восточное море от Западного.
В этот раз выбрали путь вблизи северного берега, чтобы определить положение устья реки, которая оказалась значительно больше реки Макшеева, но имела, по-видимому, такой же характер. Ее низкие берега были покрыты сплошным лесом, доходившим до воды и не оставлявшим ни единой пяди земли для стоянки.
Пришлось пообедать всухомятку на лодках.
Во время отдыха после еды Папочкину внезапно пришла мысль, которой он не замедлил поделиться с товарищами.
— Ведь мы сейчас у северного берега моря, не так ли? — вскричал он радостно.
— Ну конечно! — ответил Каштанов.
— Так будем держаться его и дальше до самого устья реки Макшеева: этим мы избегнем опасного переезда через море.
— Но ведь мы же собирались основательно обследовать южный берег на восток от места первого осмотра! — заявил Громеко.
— Не пора ли нам подумать об обратном пути ко льдам? — продолжал зоолог.
— Почему же так скоро?
— Потому что путь вверх по реке потребует в три или четыре раза больше времени, чем вниз, — придется все время идти на веслах против течения.
— Ну так что же, у нас времени много.
— Не так, чтобы очень. Ведь август уже на исходе. На берегах этого моря, вероятно, вечное лето, но там на севере, ближе ко льдам, наверно, бывает и зима. Если мы поздно двинемся в обратный путь, мы рискуем захватить холода и, вместо того чтобы плыть по реке, которая покроется льдом, будем тащиться пешком по снегу…
— Без лыж и без теплой одежды! — прибавил Макшеев.
— Это соображение, конечно, очень важно, и его надо принять во внимание, — заметил Каштанов. — Но еще одна неделя, которую мы уделили бы для дальнейшего изучения южного берега моря, не уменьшит заметно время, остающееся для обратного пути.
— Есть еще соображение! — настаивал Папочкин. — Все наши экскурсии по южному берегу моря наталкивались на опасности и препятствия, связанные с муравьями. Едва ли приходится сомневаться в том, что и в других частях южного берега водятся эти зловредные насекомые. Борьба с ними требует большого расхода огнестрельных припасов, а у нас их осталось не так много. Нужно их поберечь на обратный путь для охоты и для защиты от хищников.
— И, наконец, — поддержал его Громеко, — мы едва ли найдем что-нибудь повое на южном берегу моря за те три — четыре дня, которые можем посвятить дальнейшему плаванию на восток. Мы уже видели, что в эту сторону на большое расстояние тянутся отвесные обрывы столовой возвышенности, а с вершины вулкана Сатаны мы не видели на востоке ничего, кроме черной пустыни.
— В лучшем случае откроем еще одну речку и в ее верховьях еще группу вулканов, которые снова угостят нас каким-нибудь сюрпризом, — прибавил Папочкин, не забывший свои злоключения. — Два раза мы спаслись почти что чудом. Благоразумно ли еще раз испытывать судьбу?
— Итак, я вижу, что остаюсь в одиночестве, — сказал не без досады Каштанов. — Трое стоят за обратный путь, и доводы их очень основательны. Придется уступить голосу благоразумия.
— Следовательно, мы поплывем теперь вдоль северною берега? — спросил Громеко.
— Ну конечно, раз мы решили прекратить исследование южного.
— Тогда нужно набрать пресной воды теперь же, потоку что сегодня мы едва ли успеем доплыть до устья реки Макшеева, а есть ли ближе ее другая речка, нам неизвестно.