Из горла Маркуса поднимался низкий рык. Уголок его губ дрогнул в намеке на улыбку, и, покидая домик... он подмигнул ей.

Сердце Джослин пропустило удар.

Натаниэль боролся за свою жизнь... ради тех, кого любил. Он боролся за нее. Накари был силен... и высокомерен... и уверен как всегда: солдат, выполняющий свою обязанность. Но Маркус? Он был ребенком в кондитерской. Он жил ради адреналина и относился к предстоящему сражению как к спорту.

На сердце у Джослин полегчало: эти воины не сдадутся так легко. Даже против всей армии ликанов.

Она дважды заперла парадную дверь и заняла место на полу рядом с Кейгеном, с тяжелым шерстяным одеялом, все еще обернутым надежно вокруг ее плеч, и девятимиллиметровой береттой, заполненной серебряными пулями, в руке.

*****

Хижина была смертельно тихой и устрашающе темной, ее наполнял только мягкий свет, идущий от огня, мерцающего в камине, и отражающийся на противоположной стене.

Кейген тщательно обработал раны Джослин и обернул ее руку в мягкую ткань, используя припарку, сделанную из яда Маркуса. Ей удалось найти старую пару тренировочных штанов и рубашку с длинными рукавами, вероятно принадлежавшую Тристану, в одной из задних комнат. И она уже чувствовала себя лучше, острая боль в руке спадала.

Брейдену, наконец, тоже стало лучше, и он уже спокойно отдыхал.

Его перелом черепа и ранения в груди заживали быстро, и Кейген работал неустанно, чтобы восстановить и соединить сломанный позвоночник в его шее — еще раз введя яд Маркуса в соединительную ткань, обеспечивая повторные инъекции в кость. Кейген наложил шину на шею, чтобы поддерживать ее в одном положении, используя два куска дерева, оторванные от каминной полки.

Звук свирепого сражения, доносившийся снаружи, был более чем тревожен: жуткие гневные завывания прорывали пугающую тишину, и ужасающие вопли временами пронизывали ночь, когда быстрые залпы огня превращались в звуки сталкивающихся лезвий... разрывания плоти когтями... и ломающихся костей.

А затем безошибочный звук… смерти.

Мучительные крики поражения — бессмертные существа неоднократно доказывали иронию смертности.

Раскаты грома ревели в небесах даже посреди тяжелой метели. Это было внушающее страх явление: удивительный парадокс природы.

Как будто на вселенную обрушилась война противоположностей: гнева и мира, стремительной жары и сильного холода, шепота и крика.

Джослин схватилась за живот и сжала подлокотник дивана, боясь, что земля просто разверзнется под ними, потому что другой раскат грома встряхнул небо с оглушительным грохотом, а молния еще раз поразила землю с невероятной яростью.

Все это время снег продолжал падать тяжелыми хлопьями, бесшумно кружась возле хижины, и иногда мерцающие кристаллы белого льда блекли на фоне оранжево-красных вспышек.

Искушение было слишком сильным. Джослин больше не могла переносить неизвестность или бесконечное ожидание. Двигаясь медленно, чтобы не привлечь внимание к дому, она встала со своего места возле Кейгена и приблизилась к окну.

Она должна была видеть.

Должна была знать, что Натаниэль все еще жив.

Вытирая рукой запотевшее стекло, она всматривалась в ночь, напрягаясь, чтобы мельком увидеть непосредственно само сражение...

И от того, что она увидела, у нее перехватило дыхание. Кровь.

Везде.

Деревья были красными. Алые лужи смешивались со снегом, превращаясь в извилистые реки. Повсюду лежали части тел, случайно разбросанные, будто ужасные статуи в снегу. Головы, конечности и когти валялись словно мусор, и гильзы от патронов усеивали землю.

Джослин смотрела с удивлением, поскольку вампиры то отступали, то нападали под давлением ликанов. Очевидно, что перевес физической силы был на стороне волков. Оборотни непрерывно наступали, полагаясь на свои здоровенные руки и мощные челюсти со смертоносными клыками, чтобы одержать победу. Но вампиры были слишком быстры и имели преимущество — способность скрыться из виду по желанию.

Джослин смотрела, как два ликана приблизились к Накари, один спереди и один сзади. Накари закружился с невероятной скоростью, не спуская взгляда с этих двоих. Он даже не моргнул, легко отслеживая их каждое движение, независимо от хитростей, которые они предпринимали. Волки прыгнули одновременно, рассчитывая на факт, что он не сможет защитить две стороны сразу, но Накари просто исчез... растворившись в воздухе... и тяжелые животные врезались друг в друга с огромной силой, как два грузовых поезда, столкнувшихся на пути.

Как паук, свисающий с паутины, Накари вновь появился выше ошеломленных животных, стреляющий серебряными пулями. Ликаны резко упали на землю.

Джослин с ужасом увидела, как на противоположной стороне ущелья, приблизительно в пятидесяти ярдах от хижины, Маркуса поймали, и бросили на спину на землю. Покрывало меха накрыло его. Было столько волков, что победа казалась невозможной.

Съеживаясь, она прикрыла рот и повернулась, чтобы поглядеть на Кейгена. Он казался абсолютно спокойным, несмотря на то, что она видела; его внимание сосредоточилось исключительно на исцелении шеи Брейдена. Его вера в способности братьев была абсолютной.

Сверхбыстрые движения Маркуса напоминали смазанное пятно.

Он использовал кинжалы или когти? Не было никакого способа это определить. Размытое изображение походило на невидимый блендер, шторм острых лезвий, охватывающий волков, снег и сам воздух вокруг них. Это был водоворот серебра — вращения в каждом направлении — разрезание ликанов на десятки частей... несмотря на то, что они пытались избежать этого и вцепиться в глотки вампиров.

Хотя порезы не убивали, они оставляли волков выведенными из строя; они были неспособны прыгнуть, повернуться или сделать выпад — их большие, мускулистые тела были просто напоминанием о могущественных существах, которыми они когда-то являлись. Покрытый окровавленными частями тел, Маркус вскочил на ноги; он перешел от положения лежа на спине к вертикальному в мгновение ока, как какой-то ниндзя. Он был изящен, его движения — плавными и легкими.

Он поднял ладони, с парой кинжалов в каждой, и начал вырезать сердца своих врагов... одно за другим. Четвертый ликан прыгнул на вампира, необнаруженный и приблизившийся со спины, чтобы нанести неожиданный удар в то самое время, как Маркус вонзил кинжал в сердце третьего ликана.

Маркус получил удар удивительной силы от охотника, но в тот же миг обернулся и выбросил руку вперед в свирепом апперкоте, ударив ликана кулаком с шипами... кулаком, облаченным в древний цестус. А потом посыпался град серебряных пуль, достигнув своей цели с убийственной точностью, и ликан ударился о землю, уже мертвый.

Это был Натаниэль, находившийся на другом конце двора.

Он сидел, взгромоздившись, словно хищная птица, на высокой ветви заснеженной березы, рассматривая сцену сверху, следя за спиной брата, как снайпер. Натаниэль полез в свою куртку за новой обоймой и перезарядил ружье.

Джослин сделала резкий вдох; он был похож на дикаря.

Отчасти воин. Отчасти животное. Ни капли человека. От его вида у нее перехватило дыхание. Она не могла поверить, что он настоящий.

Один за другим ликаны приближались к дереву, пытаясь сбросить Натаниэля на землю. Они старались добраться до него. Она даже видела, как один из них превратился назад в человека, чтобы залезть на смежное дерево, и схватил автоматическое оружие, чтобы выстрелить прямо в Натаниэля.

Ликан начал стрелять, почти опустошая обойму, но опять же, Натаниэль двигался быстрее, чем пули. Он умчался с линии огня и сошел с траектории выстрелов с помощью силы своего движения... вакуума, создаваемого его скоростью.

Как будто в него был встроен радар: словно он контролировал законы физики.

Одним простым прыжком он преодолел расстояние между ним и охотником, приземляясь на соседнее дерево с серпом в руке, словно с серебряным продолжением ладони.

Одним плавным движением он начал вращать оружие, создавая пронзительный звук, похожий на жужжание лопастей вертолета.