Прежде всего о самом «первоисточнике» — статье Старкова. Сенсационный факт о столкновении Сталина со своими соратниками по поводу назначения Маленкова изложен автором лаконично, без каких-либо пояснений. Ссылки (как и в большинстве других случаев) глухие: «Архив общего отдела ЦК КПСС. Материалы Секретариата ЦК ВКП(б), ноябрь-декабрь 1938 г. См. также речь М.И. Калинина на партийном активе НКВД в декабре 1938 г. — ЦГАОР. Материалы партийного актива НКВД СССР декабрь 1938 — январь 1939 г.»

Нерасшифрованные ссылки (или даже полное их отсутствие) в отечественных работах по истории советского общества — печальная закономерность, вызванная отнюдь не злым умыслом авторов, а безобразными правилами доступа к российским архивам. Научные издержки этого очевидны и только лишний раз подтверждаются в рассматриваемом случае. Историки лишены возможности проверить правильность интерпретации документа коллегой, а значит не могут вести нормальную дискуссию. Единственный способ хоть частично преодолеть эти издержки — максимально полно раскрыть содержание документов, на основании которых делаются соответствующие выводы. В статье Старкова этого нет. Трудно представить, какие именно свидетельства о дискуссии в Политбюро могли сохраниться в материалах Секретариата ЦК ВКП(б). Ещё непонятнее упоминание доклада Калинина на партийном активе НКВД. Означает ли это, что Калинин, выступая перед чекистами, сообщил им, что Сталин возражал против назначения их нового шефа, Берия?! Ценность этих свидетельств Старкова снижает и тот факт, что они соседствуют в его статье с данными, так и не получившими чёткого документального подтверждения (например, о выступлениях на пленумах ЦК против террора Н.Г. Каминского и И.А. Пятницкого).

Свидетельствам Старкова решительно противоречат все известные до сих пор и безусловные обстоятельства. Наиболее очевидное из них: если Сталин собирался выдвинуть вместо Ежова Маленкова, то зачем летом 1938 г. в Москву из Тбилиси был переведён Берия и назначен первым заместителем Ежова? Если члены Политбюро были способны остановить террор в момент абсолютного усиления власти НКВД, то почему они не сделали это раньше, по каким причинам предпочли отдать «Ежову» многих ближайших друзей и сотрудников, зачем рисковали собственной жизнью, наконец?

Можно, конечно, обратить внимание на тот факт, что репрессии в Политбюро не затронули костяк сталинских соратников, вождей «первого эшелона» — Молотова, Кагановича, Ворошилова, Калинина, Андреева. Но означало ли это, что основные члены Политбюро сохранили прежнюю власть и были способны реально противостоять Сталину? Известные факты заставляют отрицательно ответить на этот вопрос. Сталин в любой момент мог без труда расправиться с каждым из своих соратников, и причины их сохранения нужно искать не в их относительной влиятельности, а в расчётах самого Сталина.

Прежде всего, арест кого-либо из «первых» членов Политбюро был слишком рискованным политическим предприятием — эти люди долгие годы слишком близко стояли к Сталину, и обвинения в их адрес неизбежно бросили бы тень на политическую репутацию самого вождя. Показательным, например, является тот факт, что тайной особой государственной важности вплоть до хрущёвских времён оставалась информация о самоубийстве Орджоникидзе. Можно отметить также относительную секретность репрессий против кандидатов и членов Политбюро: ни один из них не был осужден на открытом политическом процессе, а некоторые не прошли даже формальную процедуру исключения из Политбюро на пленуме ЦК.

Формально старые члены Политбюро, действительно, сохранили свои ведущие позиции в высших эшелонах руководства партии. Вскоре после февральско-мартовского пленума ЦК, 14 апреля 1937 г., Политбюро по инициативе Сталина опросом приняло важнейшее постановление «О подготовке вопросов для Политбюро ЦК ВКП(б)»:

Это решение имело принципиальное значение. Фактически речь шла о «законодательном» закреплении реальной практики ограничения прав Политбюро в пользу узкой группы, состоявшей из Сталина и его ближайших соратников. Видимо, понимая уязвимость такого шага с точки зрения уставных норм, Сталин счёл необходимым дать подробную мотивировку своего предложения. Под его диктовку Поскрёбышев записал следующее обращение к членам Политбюро: «Вопросы секретного характера, в том числе вопросы внешней политики должны подготавливаться Политбюро по правилу секретариатом ЦК ВКП(б). Так как секретари ЦК, за исключением тов. Сталина, обычно работают вне Москвы (Жданов), либо в других ведомствах, где они серьёзно перегружены работой (Каганович, Ежов), а секретарь ЦК т. Андреев бывает часто по необходимости в разъездах, между тем как количество секретных вопросов всё более и более нарастает, секретариат ЦК в целом не в состоянии выполнять вышеуказанные задачи. Кроме того, ясно само собой, что подготовка секретных вопросов внешней политики абсолютно невозможна без участия т. Молотова и Ворошилова, которые не состоят членами секретариата ЦК». Исходя из этого, Сталин и предложил принять решение о создании комиссий[551].

Пока мы не располагаем документами, позволяющими выяснить, в какой мере указанные комиссии выполняли возложенные на них функции, как часто заседали и какие вопросы рассматривали. Удалось выявить единственное (хотя и достаточно важное) прямое свидетельство в пользу того, что узкая группа Политбюро реально существовала. На докладной записке начальника Управления государственных резервов при СНК СССР М.В. Данченко от 28 ноября 1939 г., в которой сообщалось о большом отпуске из мобзапасов цветных металлов и каучука и предлагалось дополнительно закупить эти ресурсы за рубежом, Сталин оставил резолюцию: «Членам ПБ (пятёрке) предлагаю воспретить выпуск цветных металлов и каучука из госрезервов без согласия Политбюро ЦК ВКП(б). Копию решения Политбюро, если оно будет принято, вручить т-щу Данченко и Вознесенскому, поручив последнему контроль за этим делом»[552]. Соответствующее решение (полностью в сталинской формулировке) было оформлено как постановление Политбюро от 16 декабря 1939 г.[553] На докладной Данченко под резолюцией Сталина расписались Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович. Запись в журнале регистрации посещений кабинета Сталина зафиксировала, что из членов Политбюро 16 декабря 1939 г. у Сталина собиралась только эта четвёрка[554]. Видимо, во время встречи в кабинете Сталина и было принято решение о госрезервах, а также другие решения, зафиксированные затем как постановления Политбюро.

С большей долей вероятности можно предположить, что после репрессий в Политбюро (в частности, ликвидации Ежова и Чубаря) комиссии, созданные в апреле 1937 г., фактически объединились и действовали как «пятёрка»: Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян. Именно эти члены Политбюро чаще всего визировали решения Политбюро. Молотов, Ворошилов, Каганович и Микоян в 1939 г. намного чаще, чем другие члены советского руководства, посещали кабинет Сталина (см. приложение 4), где, вероятно, и происходили заседания «пятёрки». Косвенно факт реального существования руководящей группы подтверждают более поздние свидетельства Молотова. «В Политбюро, — рассказывал он в 1973 г., — всегда есть руководящая группа. Скажем, при Сталине в неё не входили ни Калинин, ни Рудзутак, ни Косиор, ни Андреев. Материалы по тому или иному делу рассылались членам Политбюро. Перед войной получали разведданные. Но все наиболее важные вопросы обсуждала руководящая группа Политбюро»[555].