Их атаковали истребители класса «Мицубиши» и «Зеро», первый немного уступал «Лайтингу» в весе и был менее разворотлив, но зато превосходил его вооружением и мощностью мотора. Больше, конечно, он, оборудованный как торпедоносец, был опасен кораблям.
Сектора газа вперед, Уикс бросил машину в глубокий вираж, повернул градусов на сорок и зашел японцу в хвост, снова дал длинную очередь. Ложась на правое крыло, он внезапно попал в группу нескольких «мицубиши». Завертелась бешеная кутерьма. Мокрый как мышь, с пробитым консольным баком, Уикс вырвался на дистанцию. Разворот — и истекающий горючим «Лайтинг» снова бросился в бой. Вокруг тянулись огненные трассы, близко от самолета Уикса две пере секлись точно на японском истребителе, и тот разлетелся, словно стеклянный. Уикс не успел увернуться, да и ни один самый наилучший пилот, не смог бы — какая-то деталь конструкции со страшной силой ударила ему в фонарь, «Лайтинг» завертело. Воздух тяжело навалился на грудь и спер дыхание — фонарь был разбит. Пытаясь стабилизировать машину, одной рукой Уикс опустил летные очки на глаза. Оттолкнул штурвал и ринулся вниз. Истребитель выровнялся, он уже стал набирать прежнюю высоту, когда Уикс вдруг почувствовал, как на затылке стянулась кожа: прямо ему в бок несся в полнеба раскинувший крылья «Зеро». Несмотря на повреждения, «Лайтинг» был еще боеспособен, но из своего положения не мог противостоять ему огнем. «Сейчас он врежет. Нет, не самолет — пилот ему нужен, — поразила ужасная мысль, — иначе, почему он так долго выцеливает»?
Японец открыл стрельбу. Не понимая, что делает, Уикс закричал и закрыл голову руками. Пулеметно-пушечный шквал крушил «Лайтинг». Самолет трясло, взрывалась и вспыхивала аппаратура, несло горелой изоляцией. Уикс увидел, как в днище кабины снаряд разодрал обшивку и как в пробоине бешено, словно в центрифуге, вертятся земля и небо. Самолет не слушался руля; разматывая спираль черного дыма, он ввинчивался вниз. Клубящаяся из двигателя едкая гарь не давала дышать, Уикс то опускал лицо к коленям, то до боли выворачивал шею и широко оскаленным ртом пытался глотнуть воздуха из-за спины. И тут, посланное инстинктом самосохранения, пришло понимание, что нужно делать. Лейтенант взялся за каретку фонаря и с силой толкнул, каретка даже не стронулась — удар прогнул ее и зажал намертво. Перспектива разбиться о землю, как брошенная с неба птица в клетке, стала фактически реальной. Ревя двигателем и кувыркаясь, самолет падал.
Уикс пополз спиной по креслу и лег лопатками на седалище; задрав ноги, он что было силы ударил подошвами в фонарь, потом еще и еще. Четвертый удар наконец сорвал его. Он был свободен. Лейтенант расслабился, вращающийся «Лайтинг» сам вывалил его из кабины.
Уикс уходил все дальше и дальше от боя, над ним на стропах стоял свод парашюта. Снизу приближался массив Кита-ками, где осколком горного хрусталя лежало хранящееся в нем озеро и змеилась нитка реки. Парашютист плавно скользил по воздуху. Он неотрывно наблюдал за своим удаляющимся самолетом. Тот направлялся точно в озеро. У самой поверхности «Лайтинг», должно быть, поймав выгодный атмосферный поток, по-прежнему работая двигателем, вдруг дернулся и с сотню ярдов пофланировал в сторону берега. У Уикса сжалось сердце: казалось, именно сейчас, став беспилотным, самолет обнаружил в себе черты живого, чувствующего существа и со всей своей угасающей силой снова захотел в родную стихию. Не сбылось — истребитель зарылся крылом и носом в воду, потом, перевернувшись через себя, рухнул плашмя на воду.
Приземлился Уикс так, как не хотел даже думать. На береговом склоне он повис, зацепившись куполом за верхушку сосны в считанных шагах от озера. Какое-то время висел, болтая ногами, затем ножом перерезал стропы и по веткам спустился на камни. Внизу он освободился от парашютных лямок и устало подошел к воде. Вдали на озерной глади горело пятно авиационного горючего, и больше не было ничего, что говорило бы о затонувшем самолете.
Место для тайника он выбрал в корнях под деревом, которое на комле пометил ножом. Пальцами Уикс выкопал ямку, куда положил летную сумку, предварительно вынув из нее и уничтожив огнем карту полетов, сверху сумку придавил своим пистолетом. Все это он засыпал сухими сосновыми иглами. Парашют мог выдать место приземления, разумно было бы отцепить его от сосны и, замотав в купол тяжелый камень, зашвырнуть подальше в озеро. Но Уикс не думал скрываться — наоборот, существовала опасность, что в данной местности, даже при правильной системе поисков, найдут его не скоро. Уикс понимал: война для него кончилась, здесь не было линии фронта, перейдя которую, попадешь к своим, и не было перспективы в порту Йокогама купить билет до ближайшей военной базы США.
Он шествовал лесом, с удовольствием вдыхая сосновый воздух; где-то куковала кукушка.
К своему удивлению, довольно скоро, как только одолел гору и вошел в долину, Уикс увидел людей. В предгорье стояло больше десятка крестьян, которые из своей деревни наблюдали, как с неба спустился парашютист. Вот они и отправились на его поиски.
Крестьяне были худо одеты, возраста разного, но больше старческого, отсутствовал только мужской военно-пригодный состав, разумеется, мобилизованный в армию.
На их лицах не было какой-либо ненависти к врагу, по интересу в глазах можно было сказать, что они впервые видят американца; впрочем, у некоторых кривились ухмылки легкой поживы. Двое костлявых стариков тут же вцепились в летную куртку Уикса и грубо ее с него стянули — довесок к награде, которую император Хирохито назначил за каждого плененного американского пилота. Четверо держали в руках карабины. Под прицелом Уикса повели в деревню. Там его заперли в сарае, где кроме сена ничего не было.
Взаперти он отсидел два дня, по истечении которых за дверью послышался дребезг подъезжающего автомобиля. Уикса вывели и передали трем личностям в солдатской форме. Те связали Уикса по рукам и ногам, затем, как бревно, забросили в кузов облезлого, помятого грузовика.
Автомобиль долго тащился по тряской дороге, пока не достиг Мориоки, административного центра префектуры, где лейтенанта препоручили другим, тоже военным, лицам. Дальше под их конвоем он ехал железной дорогой в зарешеченном тамбуре. Куда мчался поезд, неизвестно.
Поезд прибыл в Токио. Через пол-Японии провезли Уикса и в замусоренном, разбомбленном тупике, заспанного, вытолкнули из вагона.
Доставили арестанта в центральный департамент обороны ради — нужно, забегая вперед, сказать — сведений, которые отдел разведки намеревался из Уикса добыть.
Взялись за него крепко, с первого же допроса бессознательного лейтенанта волокли за ноги, оставляя после него на полу дорожку крови. Руководил допросом капитан-лейтенант Тэдзука Симпэй, мощный мужчина с кованым лицом, потомок самураев и герой Халхин-Гола; помощниками были переводчик, кое-как владеющий английским, и двое унтеров, превосходно владеющие приемами рукопашного боя.
Вот сведения, которые капитан-лейтенант хотел получить от пленного на первый раз: номер, численность и дислокация его авиаполка, а также планы предстоящих боевых операций.
Уикс не видел большой беды от того, что назовет номер, эта информация никак не могла помочь японцам в их военном положении на Тихом океане. Что касается дислокации… здесь Уикс посчитал за лучшее молчать. Он был приписан к палубной авиации, его эскадрилья размещалась на авианосце Йоркгаун, место базирования которого не должно оказаться известным противнику, хотя… в целях секретности после каждого боевого похода ему почти всегда меняли базу, так что и эти данные, скорее всего, ничего не стоили. И последнее: Уикс слабо был посвящен в планы предстоящих боевых операций.
Через два дня допрос возобновили. Симпэй сам не брезговал запачкаться кровью, в группе с двумя унтерами он работал наравне с ними, его чугунные кулаки прогибали Уиксу ребра и отделывали лицо так, что на стенах оставались пурпурные кляксы. Пленный молчал, его упорство Симпэй понимал как барьер воли, пробив который, доберешься до нужных сведений, и, уверенный, что этот материал ему по силам, он трудился не покладая рук.