Классовая борьба тесно переплеталась с освободительной. Выступая против феодальной эксплуатации, народные массы одновременно боролись и за освобождение своей земли от иноземных поработителей, против католической реакции, за сохранение родного языка и культуры, за свою самобытность.
Со второй половины XVI в. украинский народ резко усилил отпор турецко-татарской агрессии. Во все усиливавшейся борьбе против захватчиков важная роль принадлежала запорожскому казачеству, превратившемуся в крупную и эффективную военную силу.
1. ОБОСТРЕНИЕ КЛАССОВЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ. АНТИФЕОДАЛЬНАЯ БОРЬБА НАРОДНЫХ МАСС (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XVI в.)
Побеги и переселения крестьян. Усиление народной колонизации свободных земель. Одним из важнейших социальных явлений во второй половине XVI в. были массовые побеги крестьян. Основной причиной побегов послужило усиление феодально-крепостнического гнета. Беглые крестьяне направлялись преимущественно в южные районы Подольского, Брацлавского и Киевского воеводств, а также на Левобережную Украину и в южные окраины Русского государства (южные районы Чернигово-Северщины и Слобожанщину) — в места, еще не захваченные феодалами или где феодальный гнет был значительно слабее. Многие беглые пополняли ряды казачества на Поднепровье, что отмечал и К. Маркс[192].
В эти же места переселялись многие крестьяне, еще не попавшие в крепостную зависимость, но которым она угрожала, а также выходцы из городских низов. Все они рассчитывали на новом месте избавиться от возраставшего феодального гнета. Среди переселенцев встречались и зажиточные хозяева, рассчитывавшие на вновь осваиваемых землях еще шире развернуть предпринимательскую деятельность.
На свободные земли бежали и переселялись тысячи и тысячи крестьян и мещан с семьями, причем поток их все возрастал. Многим беглецам удавалось захватить с собой кое-какое движимое имущество, в том числе скот. Беглые сыграли решающую роль в хозяйственном освоении вновь заселяемых земель. Новопоселенцы основывали города и села, распахивали и засевали целинные земли, разводили скот, устраивали пасеки, закладывали сады, занимались охотой, рыболовством и другими промыслами. Экономическому развитию осваиваемых земель способствовали благоприятные природные условия.
Факты полностью опровергают утверждения старой польской шляхетской и буржуазной историографии о якобы цивилизаторской миссии польских магнатов и шляхты в освоении так называемого Дикого Поля, его заселении, создании городов и сел, развитии хозяйства. В действительности жадные к наживе польские феодалы устремлялись на вновь осваиваемые земли тогда, когда производительные силы здесь уже были приведены в действие беглыми. При этом они наталкивались на решительное сопротивление трудящихся масс, не желавших вновь надеть на себя феодальное ярмо. К тому же употребляемый в шляхетской и буржуазной историографии термин «Дикое Поле» (его некритически восприняли и некоторые советские исследователи), т. е. неосвоенная, пустынная степь, не соответствует действительности. Территория, которую народные массы усиленно колонизировали во второй половине XVI — первой половине XVII в., никогда не была пустынной. Тут постоянно промышляли многочисленные уходники — жители Киевщины и Чернигово-Северщины, Подолии и Брацлавщины. Некоторые данные дают основание считать, что на этих землях в то время имелось и постоянное, правда немногочисленное, население, которое строило зимовники и занималось скотоводством, земледелием, пчеловодством и другими промыслами.
Освоение новых земель происходило в исключительно трудных условиях и было сопряжено с огромным риском. Турецко-татарские захватчики почти непрерывно предпринимали набеги на украинские и южные русские земли. От них страдало прежде всего население южных и юго-восточных пограничных земель. Враги уничтожали или захватывали людей и плоды их тяжелого труда.
Крестьяне западноукраинских земель бежали также в Карпаты, где они, как и значительная часть местного населения, вплоть до 1647 г. пользовались волошским правом и не отбывали барщины. Кроме того, в Карпатах сходились границы Польши, Венгрии и Молдавии, часто враждовавших между собой, что в определенной степени задерживало в этом обширном районе насаждение крепостничества. Благоприятствовала беглецам и труднодоступная горная местность, где они могли довольно легко укрыться и на «сыром корене», т. е. на свободном месте, создавать свои хозяйства. Особенно интенсивное освоение Карпат новопоселенцами происходило начиная с рубежа XVI–XVII вв., когда поток беглецов сюда значительно возрос. Отражая попытки феодалов поработить поселенцев Карпат, многие из них вступали в ряды опришков.
Характерной особенностью переселенческого процесса было то, что в нем принимали участие все слои трудящегося украинского населения. На Поднепровье, Левобережье, Слобожанщину, Запорожье и в Карпаты кроме крестьян бежали выходцы из других социальных групп с Киевщины, Чернигово-Северщины, Брацлавщины, Волыни, из Восточной и Западной Подолии, Галичины, Буковины и Закарпатья. Определенную часть поселенцев составляли русские, белорусы и лица других национальностей. На вновь осваиваемых землях оседали беглые крестьяне и частично выходцы из других сословий Польши и Литвы, Словакии и Венгрии. Здесь селились также молдавские и валашские крестьяне, спасавшиеся от феодального гнета и турецкого порабощения. Украинские, русские, белорусские и другие переселенцы часто селились вместе, в одних селах, совместно организовывали защиту от турецко-татарских завоевателей и вместе боролись против феодалов Речи Посполитой, пытавшихся прибрать к рукам плоды их труда, а самих их поработить.
Часть беглецов пополняла запорожское казачество, в рядах которого принимала активное участие в борьбе против усиливавшегося феодального гнета и наступления на украинскую культуру, против религиозных преследований.
Побеги и переселения приобрели столь внушительные размеры, что вызвали ряд контрмер со стороны правительства Речи Посполитой. По требованию феодалов законодательно было ограничено право перехода крестьян от одного пана к другому и переселение их на свободные земли. Уже закон 1543 г. запретил крестьянам выкупаться на волю и предоставил феодалам право продавать, закладывать и передавать в наследство своих подданных с землей или без земли, семьями или в одиночку.
На Виленском сейме 1554 г. специально рассматривался вопрос о новых мерах против крестьянских побегов. Мелкие и средние шляхтичи просили польского короля и великого князя литовского Сигизмунда II Августа запретить панам принимать беглых крестьян. Король удовлетворил их просьбу. Принятое на сейме постановление строго запрещало землевладельцам под угрозой штрафа принимать беглых. Одновременно король приказал выдавать беглецов, чтобы «люди отчизные и непохожие, которые [в]имѣниях панов мѣшкают, з имѣний их поутекавши, абы были за доводом их выданы».
В постановлениях последующих сеймов (1578, 1581, 1611, 1613 гг. и др.) провозглашалась беспощадная борьба с побегами. Помимо решений, имевших общегосударственное значение, феодальное правительство издавало и отдельные приказы, направленные против беглых из того или иного воеводства и даже имения. В феврале 1569 г., во время работы Люблинского сейма, Сигизмунд II Август приказал киевскому и брацлавскому воеводам задерживать и выдавать феодалам бежавших от них людей: «О таковыхъ людях свовольныхъ достаточную вѣдомость давати и ничем их не утаивати не смели и к пойманню таковых людей вольныхъ, и не оселых» принимать меры. Король подчеркнул при этом, что такие люди очень опасны для Польско-Литовской державы[193].
Обеспокоенная убылью рабочих рук в своих имениях из-за массового бегства крестьян, шляхта Русского воеводства в 1597 г. настойчиво добивалась от сейма принятия эффективных мер для возвращения владельцам крепостных крестьян, бежавших от них в Киевское, Брацлавское и Волынское воеводства. Одновременно населению категорически запрещалось принимать беглых крестьян и предоставлять им убежище. Во время королевской ревизии 1563 г. в Кременецком повете местным жителям было приказано не держать у себя более трех дней неоседлых крестьян («людей неоселых, прихожих»), а об их приходе и уходе сообщать местным властям. Феодалы не без оснований боялись опасного для них влияния беглых на местных крестьян, «ибо от таких великие шкоды и злодейства в селах делаются»[194].