Он осторожно коснулся пальцами ее лица, провел по шее, плечу, коснулся ее маленькой упругой груди, и у него перехватило дыхание. Его прикосновения становились все ощутимее, настойчивее. Он начал терять контроль над собой, отдавшись чувству. Он склонился к ее лицу и почувствовал ее неровное дыхание. Голова пошла кругом, и он забыл обо всем на свете, кроме близости с ней. Забыл, что Сияна не простая девушка и может испугаться его нахлынувшей страсти. Он приближал к ней лицо, видел ее широко раскрытые глаза, в которых застыл испуг, но это его уже не остановило.
Вадим коснулся губами ее приоткрытых губ и провел меж ними кончиком языка, как бы пробуя на вкус. И тут Сияна вскрикнула и с неописуемым ужасом рванулась из его рук. Ее глаза, остано–вившиеся и чужие, смотрели и не видели его. Лицо ее побелело и исказилось от невыносимой брезгливости и отвращения, словно до нее дотронулся огромный волосатый паук.
Потрясенный, уничтоженный, раздавленный такой ее реакцией, Вадим попятился, как от наваждения, натыкаясь на кусты и грядки. Горло сжало спазмом, грудь стянуло ледяными обручами. Неужели он до такой степени ей противен? Она шарахнулась от него, как от мерзкого ядовитого скорпиона! Она никогда тебя не полюбит, никогда не станет твоей. Смирись, старик, ты – неудачник! Тебе остается только застрелиться.
Что–то сломалось в нем, застыло и умерло. Ему все стало безразлично. Он словно потерял себя и двигался в полнейшей прострации, как сомнамбула, ничего не видя перед собой и ничего не чувствуя. И если бы он сейчас вдруг умер, то, наверное, и не заметил бы этого. Может, это было бы лучше всего. Смерть – это пустота, забвение, это избавление от страданий. Мысль эта промелькнула мимоходом, как что–то постороннее, отвлеченное и нереальное, как порыв ветра, и тут же забылась. Но, видно, что–то подсознательно толкнуло его в безвестность, и Вадим очнулся вдруг на платформе мгновенной переброски из звездолета. Да, прочь отсюда! Горькая усмешка блуждала на его губах, но в его отрешенном взгляде успела сформироваться мысль – она выражала недоумение: как это он здесь оказался?
Но в следующий миг он уже оказался за бортом звездолета. Чудовищная сила тяжести этой планеты тут же придавила его к земле. Надо бы включить Антигравитацию, успел только подумать он. Но тут луч раскаленного голубого солнца проник сквозь ветви деревьев и упал на его незащищенное, без шлема лицо. Вадим закричал, схватился за лицо руками, словно пытаясь сорвать с него горящую маску, и рухнул в горячую желтую пыль.
А что же Сияна? Она снова как наяву видела зиоскафра.
Она собирала какие–то жесткие плоды на грядке за домом, когда раздался вдруг тяжелый топот, даже земля задрожала. Лавиной неслось через лес верхом на боарах вооруженное до зубов войско, круша все на своем пути. Впереди скакал зиоскафр в золоченых доспехах, лицо его было скрыто хищной оскаленной маской. За ним поспешала его многочисленная охрана с мечами наперевес.
Сияна только успела разогнуться от грядки, и тут зиоскафр чуть не сшиб ее с ног. Он резко осадил своего щелкающего зубами боара и в немом изумлении откровенно разглядывал ее как дико–винное существо. Он еще никогда не видел матку без накидки, с открытым лицом и телом, практически раздетую. Скафандр на Сияне казался второй кожей, подчеркивая ее совершенную фигуру. Но больше всего его просто поразили ее необыкновенные глаза – сиреневые, прозрачные и лучистые, как главное солнце Рес на закате. Эта матка прямо и открыто смотрела на него, не боясь и не скрывая своего тела, словно бросала вызов ему, властелину мира!
И он разозлился. Подхватил ее поперек туловища и перекинул через седло на своего боара – как свою добычу. Тут к зиоскафру подскочила его свита. Воины в изумлении окружили своего повелителя. Как, их повелитель снизошел до контакта с маткой, пусть даже самой прекрасной, но унижающей его достоинство! Зиоскафр окинул их свирепым взглядом и взмахнул своим огромным мечом. Его охрана, обезглавленная, замертво пала наземь. Сияна по–пыталась вырваться из его тисков, но тиран обрушил ей на голову свой мощный кулак, и она потеряла сознание.
Очнулась она уже во дворце зиоскафра, когда он грубо швырнул ее на пол.
– Здесь тебя никто не найдет, – заверил он ее. – И я буду делать с тобой все, что захочу.
– Я не сделала тебе ничего плохого, – сказала Сияна как можно мягче, поднимаясь с пола. – Почему ко мне такая ненависть?
– Потому что ты ведьма! – ощерился зиоскафр. – Ты влечешь меня к себе, и я ничего не могу с этим поделать.
– Это всего лишь зов плоти. Ты просто мужчина, самец, и ты стремишься к продолжению своего рода, как в тебе заложено природой.
– Я властелин мира, я должен быть выше низменных инстинктов. А ты заставляешь меня совершать поступки простых смертных. За это ты умрешь, но сначала я с тобой позабавлюсь.
– Лучше отпусти меня. Небесным богам это не понравится, – предупредила Сияна. – Они будут меня искать, и тебе не поздоровится, властелин.
– Ты смеешь мне угрожать, матка? – взъярился зиоскафр. – Кто они, твои небесные боги, эти чужаки? Здесь, в своем мире, я единственный царь и бог! Как захочу, так тому и быть.
– Ты заблуждаешься. Ты слеп и глух в своем величии. И ты обречен, – заверила его Сияна. – Мои друзья тебе не простят, если ты меня не отпустишь.
– Много разговариваешь! Боишься меня? Тогда делай то, что повелю, моя рабыня. Раздевайся, снимай с себя эту рыбью кожу! Я хочу видеть тебя всю.
– Я не буду твоей, Гесса–Рэйму!
Сияна отступила на шаг и потянулась к поясу на скафандре, чтобы включить защитное поле. Но тут зиоскафр прыгнул к ней и схватил ее за руки. Сияна попыталась применить к нему силу внушения, обездвижить, усыпить, но сила его страсти, которую она ощущала в нем, просто ошеломила ее, подавляя волю. Глаза его пронзительно светились ярким синим светом, что означало наивысшую степень его страсти. Он сорвал с себя пояс в виде металлической цепи, скрутил ей руки и привязал к ближайшей колонне.
А затем он, окончательно растеряв свое царственное величие, сорвал с головы шлем–маску и швырнул ее в сторону, открыв, наконец, свое неприкосновенное лицо. Если бы Сияна была истинной сельзарянкой душой и телом, а не ее подобием, она оценила бы это лицо как самое прекрасное, самое мужественное, самое совершенное. Но она находила его отвратительным, звероподобным и чудовищным, как и сама его маска – ликом дьявола.
Зиоскафр встретил ее полный ужаса и отвращения взгляд, и это привело его в бешенство. Разве он не бог? Разве он не самый лучший в этом мире? Да что эта матка о себе возомнила?!
– Не смей на меня так смотреть! – рявкнул он и ударил ее кулаком в лицо.
Сияна упала бы, если бы не была привязана к колонне, она повисла на цепях, совсем обессилев, сознание мутилось. Зиоскафр схватил ее, с силой прижимая к себе, его пальцы с когтями больно впивались в ее тело. Глаза его, выдавая сильное возбуждение, пылали ярким синим огнем. Меж его острых зубов показался длинный лиловый язык, извивающийся, как змея. Словно живущий своей жизнью, он прошелся по ее лицу и настойчиво, нетерпеливо устремился к ее рту. Зиоскафр втянул зубы в десны, выдвинул из своей пасти внутренние челюсти в виде щипцов–захватов, как жвала насекомого, но тройные, и вставил их в пазы на ее лице, для того и предназначенные. Щупальца под его челюстью вцепились в ее голову, удерживая ее. Но Сияна не сдавалась. Она плотно сжала свои зубы, и зиоскафр не мог проникнуть в ее рот своим языком, как бы ни старался.
– Убери зубы! – бушевал зиоскафр. – Ты теперь в моей власти, непокорная матка! И я могу делать с тобой что хочу!
Но она не сдавалась. И тогда он начал ее избивать. Она сопротивлялась в его руках из последних сил, пока сознание не покинуло ее. И пришла в себя, лишь когда Вадим освободил ее от цепей и она упала в его руки. И вот теперь она как бы заново переживала весь тот ужас. Вадим напомнил ей об этом ужасе, пытаясь ее поцеловать. Кажется, она его этим очень обидела. Надо все ему объяснить. Но где же он, где Вадим?