Лев подозвал антилопу и велел ей учинить допрос сначала Нонгвене, а затем Шикве Ша Мукале, чтобы разобраться, кто же из них прав.

Антилопа подошла к Нонгвене и спросила:

— В чем ты обвиняешь древесную ящерицу?

— Как я уже вам сказал, я построил улей, вот он висит на ветвях,— начал хамелеон, кивая в сторону дерева.— Приладив его, я вернулся домой и стал ждать, когда там поселится пчелиный рой. Уж так я обрадовался, увидав, что в улье пчелы, просто и описать не могу. Месяца три я прождал, прежде чем решился взять мед, поесть да приготовить браги, как все у нас делают.

— Да, мы так делаем! — хором закричали все звери.

— Что за шум! Замолчите сейчас же! — рявкнул на них лев. И, обращаясь к хамелеону, сказал: — Продолжай свой рассказ, благородный сеньор!

— Продолжаю, благородный сеньор и повелитель,— ответил хамелеон.— Когда наконец я забрался на дерево и хотел взять мед, улей уже ограбили, и тогда я спрятался в этом дупле,— он указал на дерево неподалеку от улья,— чтобы подкараулить вора.

— И подкараулил? — спросила антилопа.

— Как видите,— ответил хамелеон, показывая кивком на ящерицу.

Пока хамелеон рассказывал, Шиква Ша Мукала хранила молчание, но, почувствовав, что всеобщее сочувствие на стороне истца, она заговорила:

— Дело было вовсе не так. Не называй меня воровкой, я ничего не украла. Улей мой, а не твой!

Свидетелей, которые бы видели постройку улья, не нашлось, и слова ящерицы поставили всех в тупик. Члены суда вполголоса посовещались между собой, слон предложил прибегнуть к хитрости, и все поддержали его предложение. Взяв слово, слон сказал Шикве Ша Мукале:

— Ты утверждаешь, что улей твой. Покажи нам, как ты сумела укрепить его на вершине дерева.

Проворная ящерица, не раздумывая, схватила палку, словно это был улей, и в одно мгновение взобралась на дерево. Ей не пришло в голову, что этим способом ей никогда бы не втащить улей на такую высоту: слишком он тяжелый. Оказавшись наверху, Шиква Ша Мукала неуверенно пробормотала:

— Вот так я втащила улей.

— Спускайся, мы уже насмотрелись на твою ловкость,— насмешливо заметил слон. И, подмигнув Нонгвене, попросил хамелеона: — Не покажешь ли, как ты взобрался и установил на дереве улей?

Хамелеон, со свойственной ему неторопливостью, привязал за один конец веревки палку, как если бы это был улей, и, держа в лапах свободный конец веревки, начал карабкаться по стволу, переставляя сначала одну, потом другую ногу, пока не достиг вершины. Очутившись наверху, Нонгвена подтянул палку, прикрепил ее к ветке и произнес:

— Вот так я взобрался на дерево и поднял улей.

— Ты говорил правду. Улей твой. Шиква Ша Мукала — лгунья и обманщица! — в один голос воскликнули лев и другие члены почтенного суда, а за ними и все остальные звери и птицы, присутствовавшие на судилище.

— Спускайся с дерева, хамелеон,— сказал лев.

С неизменным своим спокойствием и медлительностью Нонгвена спустился по стволу и уселся напротив обвиняемой. Ящерица не знала, куда деваться от стыда, все смотрели на нее с осуждением.

После совещания со слоном, бегемотом и другими членами суда Лев заявил:

— Суд считает доказанным, что Шиква Ша Мукала — воровка, я, как верховный судья, выношу следующий приговор:

«Установлено, что улей принадлежит хамелеону Нонгвене, а не Шикве Ша Мукале. Древесная ящерица Шиква Ша Мукала, уличенная в воровстве, приговаривается к штрафу. В возмещение причиненного ущерба она должна отдать Нонгвене в нашем присутствии три козы. Суд предупреждает ее, что за повторное преступление она поплатится головой».

Услыхав такую угрозу, подсудимая задрожала от страха; она привела трех коз и тут же в лесу, на глазах у всех, вручила их потерпевшему.

С тех пор древесная ящерица всегда бегает — ей стыдно всех, а хамелеон ходит на спеша и смотрит прямо всем в глаза: ведь он не вор и не лжец.

Пчела и казекве[4]

Однажды у пчелы заболел сын. Заволновалась мать, полетела к знахарю. Очень она надеялась, что знахарь Таи даст ей снадобье и она вылечит малыша. Таи пошептал над чудодейственными амулетами и сказал:

— Исцелить твоего сына может только казекве. Поспеши к ней, попроси у нее перышко из крыла. А как получишь, положи в сосуд, залей водой, хорошенько прокипяти и и умывай каждый день этой водой своего сына, пока не выздоровеет. А выздоровеет он скоро, очень скоро.

Выслушав Таи, пчела стремглав бросилась к дому казекве и стала молить ее, чтобы та дала ей свое перышко.

— Умрет ведь сын, если не дашь...

Не задумываясь, казекве вырвала перо из правого крыла и протянула его пчеле.

— На, держи, лечи своего сына! Нам, матерям, особенно тяжелы страдания детей. Мы на все готовы ради ребенка.

Пчела не слышала последних слов казекве. Она торопилась к сыну: промедление было смерти подобно.

Прилетев домой, пчела сделала то, что велел ей знахарь. И как только умыла сына, увидела, что ему сразу же стало лучше. Восемь дней подряд продолжала она лечение. К вечеру последнего дня сын пчелы поправился.

Прошло несколько месяцев. На этот раз заболел сын казекве. Теперь к знахарю полетела за советом казекве. Таи обратился к чудодейственным амулетам и сказал:

— Исцелить твоего сына может только пчела. Лети к ней, проси у нее крылышко и, сразу же как получишь, положи его в сосуд, залей водой и дай прокипеть хорошенько. А потом умывай этой водой своего сына, пока не выздоровеет.

Не теряя времени, казекве бросилась к пчеле, уверенная, что та ей не откажет и поможет спасти сына от смерти. Но она обманулась. Когда казекве сказала пчеле, в чем нуждается, та возмущенно ответила:

— Как ты можешь даже просить меня от этом? Выходит, чтобы спасти твоего сына, я должна пожертвовать своей жизнью?!

— Что я слышу? — изумилась казекве.— А когда твой сын был болен и ты просила у меня перо из крыла, разве я отказала тебе? Почему же ты не платишь добром за добро?!

— Я очень признательна тебе за все, что ты сделала для меня. Поверь, я огорчена, что не могу исполнить твою просьбу. Но я думаю, если бы ты и впрямь была доброй, ты не пожелала бы мне смерти, а моим детям горького сиротства ради спасения твоего сына. Ты оказала мне услугу, дав одно перышко. Но ведь их у тебя много, и я не лишила тебя возможности летать. А вот целое крыло ты бы мне отдала, если б я попросила? Уверена, что нет. Да я бы и не решилась просить такое. То, чего мы не желаем себе, мы не должны желать другим!

— Ах так,— ответила казекве,— я дала тебе лекарство — и ты вылечила своего сына. А ты, ты не хочешь помочь моему, да к тому же и оговариваешь меня. Так знай же, если мой сын умрет, ты никогда не будешь знать покоя, и где бы ты ни жила, я приведу к тебе человека, и он разрушит твой улей и заберет твой мед.

К несчастью пчелы, сын казекве умер. Вот почему, и поныне верная своей клятве, казекве ведет человека к улью пчелы, чтобы он взял у нее полные ароматного меда соты и разрушил ее домашний очаг.

Выборы вождя

Давным-давно, как говорится в сказке, решили птицы собраться на общий слет и выбрать промеж себя такую птицу, которая могла бы стать вождем всего птичьего племени.

Точно в назначенный день собрались все пернатые твари — и небесные обитатели, и земные,— дабы доверить лучшему из лучших верховную власть над собой. Пока шли последние приготовления, птицы, сбившись в тесные стайки, принялись обсуждать, на ком же остановить свой выбор. Шушукались птицы, шептались, и все чаще во всех стаях звучало имя Страуса — одно упоминание этого имени вызывало почтение. Кому как не Страусу, самой большой из птиц, обладать верховной властью?!

Наконец воцарилась тишина, и стаи распались, и каждый из участников слета занял подобающее ему место. Расселись птицы на большом поле широкими кругами, так чтобы каждый мог видеть всех, а все — каждого по отдельности, только в центре оставалась свободная площадка. Едва была объявлена цель собрания, как кто-то с места выкрикнул имя Страуса. И тотчас раздалась целая буря одобрительных криков, чириканья, щебетанья, хлопанья крыльев. Казалось, всех охватил единый радостный порыв. Под общее ликованье Страус поднялся со своего места и, обращаясь ко всем, сказал: