Не успела девочка скрыться из виду, как с другой стороны луга показалась высокая худая фигура женщины, торопливо направлявшаяся к роще. Зоркие глаза Саньки сейчас же узнали Катерину, и сердце мальчика замерло от страха. Он чувствовал, что Катерина ему спуску не даст за то, что он разогнал свиней, и что она его за это жестоко накажет. Не спуская глаз с бегущей к нему женщины, Рыжик в то же время напрягал весь свой детский ум, подыскивая подходящее для себя оправдание, но ничего придумать не мог. А Катерина между тем была уже близко. Рыжик успел даже разглядеть ее худое продолговатое лицо и горящие злобой серые глаза.

«Убьет, насмерть убьет», — промелькнуло в голове у Рыжика, и он решил бежать. Страх придал ему силу и энергию. Недолго думая, он приподнялся на ноги и бросился бежать, врезавшись в густую зелень рощи. За ним последовала собака.

Пробежав без отдыха минут пятнадцать, Рыжик наконец оглянулся. Возле него стоял с высунутым языком его приятель и тяжело дышал. Умные и влажные глаза Мойпеса были устремлены на мальчика и как бы спрашивали: «Скажи-ка, любезный, долго ли ты намерен меня гонять, как зайца, по лугам и рощам?»

Санька, затаив дыхание, стал прислушиваться, не бежит ли за ним Катерина, но его опасения были напрасны: в роще никого не было. Рыжик постоял еще немного, а затем тихо поплелся дальше, сам не зная куда. Узенькая тропинка, по которой он шел, зигзагами спускалась куда-то вниз. С каждым шагом роща редела и вскоре неожиданно закончилась почти у самой реки. Рыжик очутился в совершенно незнакомой ему местности. Он еще никогда так далеко не заходил. Это обстоятельство его обрадовало и встревожило в одно и то же время. С одной стороны, он был рад, что Катерина его не найдет теперь, а с другой — его стала мучить мысль, что он далеко ушел и что ему не найти обратно дороги. Но когда он осмотрел незнакомую местность, ему сразу сделалось хорошо и легко. Картина, представшая перед его глазами, настолько ему понравилась, что он перестал думать о Катерине, о поросятах и о панычах. Прежде всего Санька увидел, что река в этом месте гораздо шире, чем в городе.

«Здесь мне реку не переплыть», — подумал Рыжик. Он чмокнул губами, приглашая этим звуком Мойпеса, и тихо поплелся к берегу. До слуха мальчика откуда-то доносился глухой, неясный шум. Этот шум он услыхал, еще когда выбежал из рощи; теперь же, приближаясь к реке, он совсем уже ясно услыхал громкое гуденье, похожее на шум падающей воды. Река в том месте, где находился Рыжик, делала крутой изгиб и совершенно исчезла из виду. Ему захотелось узнать, что там такое шумит, и он пошел вперед, держась вдоль берега. Через несколько минут он обогнул полукруг реки и остановился в радостном изумлении: перед ним выросла большая водяная мельница.

В городе он много слышал о ней. Мальчишки уверяли, что на мельнице живут черти, поедающие по ночам много муки. Заинтересовала Рыжика и «гребля» (плотина). По ней он перешел реку и приблизился к мельнице. У главного входа стояли возы, нагруженные мешками. Возле них топтались на одном месте босые крестьяне. На верхней площадке наружной лестницы стоял человек, весь белый от мучной пыли, и что-то кричал мужикам; но грохот падающей воды и гуденье мельницы были настолько сильны, что голоса мельника нельзя было расслышать.

Рыжик сделал несколько шагов вперед, обошел мельницу и остановился на самом берегу. Здесь он увидал, как через открытые шлюзы падала вода. Из квадратных отверстий с шумом и свистом вырывалась она и с неудержимой силой падала вниз, в реку. В том месте, где падала вода, река кипела ключом, бурлила и выбрасывала вверх высокие фонтаны. Каскады брызг, освещенные солнцем, точно разноцветный стеклярус, сверкали и кружились в воздухе. Широкие лопасти огромного мельничного колеса то опускались, то поднимались под напором водопада, и таким образом мельница приводилась в движение.

Долго стоял мальчик на одном месте, долго следил он за тем, как пенилась, грохотала и шумела вода, и наконец вынужден был уйти: от сильного шума у него разболелась голова.

Пока Санька смотрел на мельницу, на водопад, на реку, он совершенно забыл о Катерине и обо всем своем горестном житье-бытье, но лишь только он отошел от реки и перед его глазами легла широкая пыльная дорога, незнакомая, неведомая ему, как воспоминания тотчас нахлынули на него и в душу закралась тоска.

— Куда же мы с тобой пойдем, Мойпеска? — обратился Рыжик к собаке.

Собака тихо завиляла пушистым черным хвостом и устремила на маленького хозяина свои круглые глаза.

XII

Встреча

Дорога от мельницы шла в гору и с обеих сторон была обсажена небольшими деревцами. Санька пустился в путь. Он не отдавал себе отчета в том, куда и зачем идет, и почти бессознательно шагал босыми ногами по мягкой дороге. За ним флегматично следовал его телохранитель Мойпес, который меланхолически обнюхивал каждый камешек, каждый кустик. Поднявшись на самый верх дороги, Рыжик остановился в недоумении. Перед ним золотистым ковром легло обширное поле. Колосья почти уже спелого хлеба гнулись к земле, а между ними, точно играя в прятки, скрывались голубые васильки. Солнце склонялось к западу, и жара значительно спала. Направо от дороги, где кончалось поле, Рыжик увидал много белых домиков, утопавших в зелени деревьев, а за домиками вырисовывалась деревянная церковь с золотым крестом.

«Вот так забрался я куда… До другого города!» — мысленно воскликнул мальчик и тревожно стал оглядываться во все стороны.

Санька во всей своей жизни, за исключением ближайших окрестностей родного города, никуда не ходил и ничего не видал. Вот почему он деревню принял за город, вообразив, что он очень далеко ушел. Сердце мальчика еще сильнее забилось в груди, и к глазам подступили слезы. По дороге то и дело попадались люди и возы, нагруженные мешками. Медленно и лениво тащились волы, запряженные попарно, неприятно скрипели колеса телег, в воздухе поминутно слышались понуканья, а пыль темными тучами поднималась над полем и закрывала собой белевшую вдали деревню и церковь. Налево, вдоль дороги, тянулась глубокая канава, заросшая травой. Канава эта отделяла дорогу от поля.

Рыжик, желая скрыться с глаз прохожих и проезжающих, спрыгнул в канаву, улегся на дне ее и заплакал горькими слезами. Мойпес, видя, что хозяин плачет, поднял морду и жалобно завыл, как бы вторя ему. Концерт этот длился несколько минут. Вдруг собака перестала выть, поджала хвост и, оскалив зубы, тихо заворчала.

— Вы чего здесь хохочете? — послышался чей-то голос.

Мальчик торопливо вытер глаза и поднял голову. На краю дороги, наклонившись над канавой, стоял человек небольшого роста, одетый самым смешным образом. На нем болтался широчайший серого цвета балахон с двумя крыльями вместо рукавов; ноги его были обуты в желтые башмаки с большими красными пуговицами, а на голове красовалась черная шляпа с такими огромными полями, что издали ее можно было принять за зонтик. Такого одеяния Санька еще никогда ни на ком не видывал. Сам незнакомец был еще более смешон, чем его костюм. Безволосое лицо его имело форму правильного треугольника: острый подбородок и широкие скулы. Рот у него был чуть ли не до ушей, губы толстые, влажные и загнутые вверх, как у негра. Сам он был мал и худ до того, что его легко можно было принять за мальчика, если бы не его морщинистое и помятое лицо. Глаза у него были почти такие же, как у Мойпеса: круглые, без ресниц.

— Можно мне к вам в гости? — тоненьким голоском пропел незнакомец и прыгнул в канаву.

Мойпес заворчал на него.

— Что он говорит? — указывая глазами на собаку, спросил незнакомец у Саньки и при этом скорчил такую рожу, что мальчик едва-едва не прыснул со смеху.

— Я хоть человек образованный, — продолжал он, — но собачьему языку до сих пор не выучился. Ну-с, а теперь здравствуйте, дяденька! — протянул он мальчику руку. — Как поживаете? Здорова ли ваша жена, дети?..

Санька наконец не выдержал и хихикнул.