Изменить стиль страницы

— Мадам Ласкер — почетная председательница Американского общества по борьбе с раком, — кивнул Калах с еще большим беспокойством. — Она якобы собирается внести в конгресс проект закона борьбы с раком…

— Вы верно информированы. Осмелюсь лишь добавить, что завтра я встречаюсь с ее ближайшим сотрудником полковником Люком Квинном, чтобы сообщить им имя английского делегата, который примет участие в совместных исследованиях в только что построенном суперсовременном центре в Анкоридже. Правительство утвердило вашу кандидатуру, остается лишь заручиться вашим согласием. «Вот и все, — подумал Роблин, наблюдая растерянность Калаха. — Исчезнете из Англии, а на Аляске можете кричать что угодно».

— Анкоридж? — Калах судорожно глотнул воздух.

— Отличное предложение, не правда ли?

— Но это же на Аляске!

— Да, климат там немного суров, — кивнул Роблин. — Но именно поэтому исследования были перенесены туда, чтобы они проходили в экстремальных условиях… У вас будет договор всего на два года, а вернетесь вы весьма состоятельным человеком. И не смотрите на Аляску глазами жителя прошлого века. Сегодня Анкоридж современный красивый город с огромной авиабазой, там оживленная светская жизнь, а для вас это неплохой шанс. — Роблин говорил тихим, вкрадчивым голосом, но с лица доктора постепенно сползли все краски.

— Разумеется, — кивнул он машинально, пытаясь представить, что скажет об этом предложении Мирка.

— Сэр Фрэнк, доктор Калах польщен вашим предложением, — поспешил вмешаться Ник Беер и, вытащив из бокового кармана ручку, быстро отвинтил колпачок и сунул ее Калаху.

— Нет! — резко отдернул тот руку.

— Что такое? — удивился Роблин.

— Я… я не поеду! Не могу!

— Что это значит, доктор? Опомнитесь!

— Мне очень жаль, но я не могу принять ваше предложение. Я обрету работу, но потеряю жену. Она отказалась ехать даже в Манчестер. Поймите, я не могу ехать на Аляску!

— Я считал, что главное для вас — работа. А жену вы должны убедить. Беер вам поможет.

— Конечно, — кивнул Беер, но доктор энергично замотал головой:

— Сожалею, но должен просить вас, сэр Фрэнк, извиниться за меня и поблагодарить за доверие. Я действительно не могу!

— Вы пожалеете об этом!

— Может быть. Но мне приходится учитывать и желание жены. Если я приму ваше предложение, она немедленно вернется в Прагу.

— Но вы понимаете, дорогой доктор, в какое трудное положение вы ставите министра, который по моей просьбе отстоял вашу кандидатуру!

— Я извиняюсь перед вами, сэр Фрэнк, и перед министром, — устало выдохнул Калах, машинально вытер ладонью лоб, на котором выступили капли пота, и удивленно посмотрел на свою влажную руку.

— Да-а? — протянул Роблин и иронически улыбнулся. — Вы действительно полагаете, что вашего извинения будет достаточно для господина министра? Вы в самом деле думаете, что он так легко простит вам осложнения, которые возникнут в связи с вашим упрямством? Знаете, господин доктор, откровенно говоря, меня весьма удивляет ваше отношение к чести, которая вам оказана. Ведь вы даже не пробовали уговорить жену, а уже опускаете руки. Я невольно начинаю думать: что-то все-таки было в этой графологической экспертизе.

— Но ведь… это заключение… Ведь это была ошибка? — резко дернул головой Калах и поднял на полковника глаза, полные удивления и ужаса.

— Конечно, — кивнул Роблин. — Но вы вдруг действительно начинаете мне казаться человеком, не способным самостоятельно принять решение. Вы слишком быстро сдались, доктор.

— Я не сдался, — ответил Калах. — Просто я знаю свою жену. И убежден, что потеряю ее, если соглашусь на ваше предложение. Я лучше соглашусь на любую малозначительную работу, но чтобы это было в Лондоне.

Роблин мрачно посмотрел на него. Эта неуступчивость ему совершенно не нравилась. «Действительно ли дело в жене? — вдруг подумал полковник. — Почему он так стремится любой ценой остаться в Лондоне?»

— Но вы же понимаете, — сказал он после некоторого раздумья, — что в данной ситуации я для вас вообще не смогу ничего сделать. Руководство Королевского медицинского института наверняка сочтет оскорблением ваш отказ.

— Дело в том, что в Англии не принято так упрямиться, — поспешил вставить Беер. — И лучше не пытайтесь это делать, Михал. Это может плохо кончится, — строго добавил он, но Калах лишь ниже нагнул голову, как бы не в силах выдержать эту лавину упреков. Руки его нервно дрожали.

— Мирка всего лишь твоя жена и обязана следовать за тобой, — продолжал Беер. — Сколько раз я уже говорил тебе, что ты уделяешь слишком большое внимание своему окружению. Все время колеблешься, все учитываешь, к чему это? Этим сыт не будешь. Даже в Праге за жалкие кроны приходится работать. Ты должен понять, что у тебя есть определенный долг по отношению к сэру Роблину. Ты уже получил шестьсот фунтов, и настало время их отработать.

Полковник снисходительно улыбнулся и махнул рукой:

— Шестьсот фунтов — это мизерная сумма. В случае если вы примете предложение ее величества, мы забудем об этих шестистах фунтах и я уполномочен сразу же выплатить вам еще три тысячи.

Говоря это, Роблин достал толстую чековую книжку, положил на стол и на глазах у Калаха раскрыл ее.

— Я очень вам благодарен, сэр Фрэнк, но не могу принять вашего предложения.

— Это ваше последнее слово? — спросил полковник, а когда Калах лишь молча кивнул, пожал плечами: — Как хотите, господин доктор. Каждый кузнец собственного счастья.

Калах вдруг вскочил и бросился к Роблину. Он схватил его руку и прижал к своей груди.

— Прошу вас, сэр Фрэнк, сделайте что-нибудь для меня! — хрипло выдавил он. — Умоляю вас, не отвергайте меня! Я соглашусь на любое место, только замолвите за меня еще раз слово. Помогите мне, пожалуйста! — клянчил он торопливо. — Любое место, любое…

Роблин высвободил руку и брезгливо вытер ладонь:

— Ничего не могу вам обещать. Извините меня, пожалуйста, мне нужно ехать на аэродром.

Он встал, кивнул Бееру и, не удостоив доктора взглядом, вышел из зала. Прошел через холл и остановился у телефонной будки. Немного подумал, потом вошел в нее. Поднял трубку и набрал номер Гордана:

— Я ничего не добился, капитан.

— Оуэн ждет перед клубом, — бодро ответил голос в трубке, а Роблин почувствовал, как мороз побежал у него по коже.

«Капитан и не рассчитывал, что я добьюсь согласия на свое предложение», — понял он.

— Ник с ним? — спросил голос в трубке и, не дожидаясь ответа, добавил: — Можно начинать, сэр?

— Да, — ответил полковник и повесил трубку. «Судьба Калаха решена», — подумал он.

А в это время Калах допивал свой портвейн и ему даже в голову не приходило, что он уже вычеркнут из жизни.

11

Часы хрипло пробили полночь, но сон не приходил. Кэтлин уже два часа крутилась на постели, не находя желанного покоя. Она приподнялась, подвинула к себе с пустой постели Стаха обе подушки и зарылась в них головой. Немного полежала так, потом отбросила подушки и одеяло, беспокойно переворачиваясь с боку на бок. Она перепробовала все методы, с помощью которых обычно засыпала, но сегодня уснуть никак не удавалось. Кэтлин встала и прошла к небольшому туалетному столику. Зажгла лампу с красным абажуром и подвинула к себе фотографию Стаха. Долго всматривалась в знакомые черты, пытаясь вспомнить все, что случилось накануне. Взгляд ее скользнул к зеркалу а остановился на четырех открытках, засунутых за раму. Две открытки были из Тираны, одна — из Эльбасана, а последняя, которую она засунула сюда вчера вечером, — из Гонконга. Она смотрела на эти четыре листочка, напоминавшие о его существовании, до тех пор, пока не почувствовала холодных слез, капающих на скрещенные на коленях руки. Тогда с тяжелым вздохом она поставила фотографию на место и щелкнула выключателем. В темноте дошла до кровати и устало скользнула под одеяло. Перед глазами вновь прошли события последнего месяца…