Не получил ли он, по гроб ей верный, ответ за гробом? Но тут вряд ли можно что-нибудь прибавить к заключению талантливого автора «Записной книжки»:

«Если и верить, что некоторым земным тайнам будет разъяснение за рубежом земным, как-то трудно предполагать, что двум действующим лицам придется войти в объяснение по такому неблаговидному и неблагодушному вопросу».

БРАК ГЕНЕРАЛИССИМУСА

Престарелый генерал-поручик Василий Иванович окончательно порешил женить сына, своего единственного наследника; двух дочерей выдал замуж и не обидел приданым, но надлежало позаботиться и о том, чтобы не прекратился старый дворянский род и было бы кому передать две тысячи крестьянских душ и хорошо налаженное хозяйство. Поэтому Василий Иванович вызвал к себе почтенную родственницу, имевшую в Москве наилучшие знакомства, и поручил ей сыскать для сына Саши подходящую невесту:

— Чтобы была девка честная, не вертопрашка, из семейства почтенного и знатного, собой не дурнушка и телом здорова. За приданым не гонюсь, сам награжу сынка, но и совсем нищей не требуется. А моего мальца ты знаешь: жених для всякой девушки завидный и в большой милости у царицы.

Задача была не из трудных. «Мальца» знали не только в Москве, но и во всей России как прославленного военными подвигами, имевшего уже генеральский чин, Александровскую ленту и орден Георгия 2-го класса. Правда, он был не молод, сорок три года, но славился прямотой, честностью, простотой жизни, беззаветной храбростью, скупостью и чудачествами; звали его Александр Васильевич Суворов.

И невеста скоро была найдена — князя Ивана Андреевича Прозоровского[95] дочь Варвара, по-тогдашнему девушка-перестарок, 23 лет, но почтенному годами жениху как раз под стать. Варвара Ивановна засиделась в девках безвинно, так как была красива, статна, румяна и даже умела немножко читать и писать. Но ее отец, отставной генерал-аншеф, был стеснен в средствах до крайности, так что мог дать приданого только пять тысяч рублей, а на такую придачу' к глупой красавице охотников из знатных семей до сих пор не находилось. И потому сватовство Суворова пришлось очень кстати. Князь Прозоровский справился, конечно, о том, как отнесутся к сватовству наиболее влиятельные родственники, особенно вице-канцлер князь Александр Голицын, дядюшка невесты по матери. Все родственники предстоящий брак одобрили: жених богат, доброй фамилии и усердный служака на виду. Сам Александр Васильевич, воспитанный в строгости и привыкший к военной дисциплине, хотя в жене и не нуждавшийся, отцу ни в чем не противоречил и на его приказ жениться ответил немедленным послушанием.

Генваря 16-го дня 1774 года свадьба состоялась. Для этого Суворову пришлось приехать в Москву из армии и некоторое время пожить жизнью совсем для него необычной: праздно болтаться в обществе, говорить любезные слова папашам и мамашам, жирно есть на званых обедах, вставать и ложиться не вовремя и в заключение оказаться пристегнутым к бабе, с которой и предстоит ему в дальнейшем не расставаться. Александр Васильевич, которого считали в обществе грубым солдафоном, был в действительности человек тонкого ума и немалой скрытности; привычно чудачил, потому что так ему было легче устанавливать с людьми отношения, как будто со всеми равные, сам же в людях отлично разбирался и, по гордости своей, многих презирал, внешне оказывая им почтение. Если уж довелось жениться — хотел быть своей жене хорошим мужем, поскольку, конечно, это не препятствовало службе и выполнению сложных военных обязанностей; но видел ее насквозь: красивая и глупая женщина, воспитанная в баловстве и без достаточной строгости, за него вышедшая безо всякого чувства, по родительской воле. Но ведь точно так же и он женился на ней лишь в угоду родителю и старым обычаям!

Приказание исполнив, оба супруга известили о событии высокого родственника князя Голицына. Суворов ему написал собственноручно:

«Сиятельнейший князь, милостивый государь! Изволением Божиим брак мой совершился благополучно. Имею честью при сем случае паки себя препоручить в высокую милость Вашего сиятельства. Остаюсь с совершеннейшим почитанием, сиятельнейший князь, Вашего сиятельства покорнейший слуга Александр Суворов».

К каковому письму супруга его сделала также собственноручную приписку:

«и Я, милостивый Государь дядюшка, принашу майе нижайшее патьчтение и притом имею честь рекамандовать в вашу миласть александра Васильевича и себя так жа, и так астаюсь милостивая государь дядюшка, покорьная и верьная к услугам племяница варвара Суворава».

Писала эту привесочку к письму не меньше часа, вложив в нее всю свою грамотность, и муж угодливо послал сиятельному князю произведение его племянницы.

С месяц прожив с женой, Суворов уехал сначала в Молдавию к армии, потом в Царицын — подавлять пугачевское восстание. Дальше пошла его обычная походная жизнь, одна и та же с молодых лет до самой смерти. Менялись местности, города, крепости, военные задачи, мелькали картины частых переходов и переездов по российскому и окраинному' бездорожью, и это для Суворова было жизнью подлинной, настоящей, удобной и любимой. Иногда же приходилось застаиваться в одном месте — в Таганроге, в Астрахани, в Полтаве, в Крыму, в крепости святого Дмитрия, — и тогда заботливый муж выписывал свою жену, потому что ко всем своим обязанностям, приятным или тяжелым, он относился одинаково строго и по совести. Родилась дочь Наталья, да еще измерли от безвременного рождения два младенца. Вообще же о брачной жизни Суворова не осталось бы сведений, если бы не было на тогдашней Руси духовных консисторий и состоявших при них генеральных писарей, великих мастеров кляузы и витиеватого письма.

Из этих документов мы узнаем, что брачная жизнь Суворова была не гладкой и не сладкой и что часто приходилось ему каяться в своем послушании отеческой воле.

На третьем году брака Суворов по болезни жил в местечке Опошне вместе с женой, которой совсем не хотелось сидеть у его постели и ставить ему пиявки. Было жаркое лето, в саду цветущая липа душила ароматом, а в лесах и в полях дух легкий и прохлада. И был другой Суворов, племянник Александра Васильевича, молодой премьер-майор Николай Сергеевич. И вот оная Варвара Ивановна, своевольно отлучаясь от мужа, «употребляла развратные и соблазнительные обхождения, неприличные чести ее, и предавалась неистовым беззакониям с названным племянником, таскаясь днем и ночью, под видом якобы прогуливания, без служителей, по броварам, пустым садам и по другим глухим местам». Не из ревности, а опасаясь позора, Суворов увещевал жену напоминанием страха Божия, закона и долга супружества. И, однако, то же самое повторилось позже в Крыму, где, судя по тем же документам, «в небытность его, Суворова, на квартире был оный племянник тайно пускаем в спальню», а еще позже, в Полтаве, «жил при ней до 24 дней непозволительно».

Каковому злу решившись положить конец, Суворов подал прошение о разводе с женой в Славянскую духовную консисторию. Но так как в челобитной, писанной генеральным писарем Щербаковым, не были названы свидетели, и писана она была на простой бумаге, то челобитную Суворова вернули.

Такого афронта не мог потерпеть генерал-поручик и подал жалобу в Синод. Дело получило огласку, и скандал был неминуем. Переполошилась семья Прозоровских, забегали влиятельные тетушки, и великий воин был побежден натиском родственных сил: взял свое прошение обратно.

Но в глазах Суворова, человека религиозного, а порой и святоши, любившего бить в присутствии толпы земные поклоны, святость брака была нарушена, и поправить дело можно было только новой религиозной церемонией. Ее он изобрел сам.

Живя в Астрахани, Александр Васильевич Суворов, к тому времени граф, в разное время года выезжал для пребывания то в село Началово на Черепахе, то в Татарские Сады, то в Спасский монастырь, а то в николаевскую Чуркинскую Пустынь. Однажды в декабре месяце протоиерей кафедрального собора Василий Памфилов, игуменья Маргарита и статского советника жена Анна Баранова получили от графа приказание явиться в село Началово к девяти часам утра, что и исполнили, прибыв в церковь.