Рабкина Н. А

Отчизны внемлем призыванье…

На грани эпох

Движение декабристов начинается во втором десятилетии прошлого века.

В советской исторической литературе подробно и обстоятельно разобраны формирование революционной идеологии декабристов, создание первых тайных революционных организаций, их уставы и программы, определено число участников.

Еще больше работ существует о самом восстании в Петербурге и на Украине. Мы хорошо знаем и о расправе с мятежниками 1825 года.

По делу декабристов были привлечены 579 человек. Пятерых император Николай I распорядился повесить, 121 сослали на каторгу и в ссылку, остальных разжаловали в солдаты и препроводили на Кавказ в действующую армию. Были и такие, которых отправили в собственные деревни под надзор местных властей. Николай I приказал вычеркнуть имена «государственных преступников» из живой жизни, из памяти общества, из сердец близких, из литературы. Родственникам повешенных запрещено было носить траур, с узниками сибирских рудников не разрешалась прямая переписка, вся почта в Сибирь проходила через III жандармское отделение. О содержании частных посланий сообщалось самому «государю», а жены «преступников» для того, чтобы по долгу любви и чести следовать за мужьями на каторгу, должны были испрашивать личного позволения царствующего деспота.

Одиннадцать светских женщин, пройдя через унижения, муки, страдания, добились этой «высочайшей милости» и, бросив свет, петербургские и московские дворцы, роскошные усадьбы, уехали за мужьями. Некоторым царь не разрешил выбрать долю «отважной жены», запретил поездку.

Суд, каторга, ссылка, отъезд в Сибирь жен декабристов вызвали к жизни не только научные исследования. Они окутаны трогательным флером поэзии, о них повествуют многочисленные мемуары и дневники, картины, акварели, рисунки. Декабристская тема заняла определенное место в драматургии, опере, музыке, кино.

Но движение декабристов — процесс. Он имеет примерно полувековую протяженность. Последние могикане, вернувшиеся после частичной амнистии 1856 года, доживают до революционной ситуации на рубеже 50–60-х годов, становятся свидетелями рождения второго этапа русской революционности — разночинского, демократического — и активно выражают свое отношение к новым проблемам общественной жизни страны. Более того, печатно и устно они пытаются претворить его в реальную жизнь. К ним прислушивается передовая Россия.

Декабристы встречают реформу 1861 года, переживают ее, устанавливают контакты с герценовским «Колоколом» и «Полярной звездой», откликаются на крестьянские бунты и студенческие волнения. Судьба прямо или косвенно сводит некоторых из них с революционерами-демократами: Н. Г. Чернышевским, М. Е. Салтыковым-Щедриным, Н. А. Серно-Соловьевичем. И герои 1825 года передают эстафету новым революционным борцам.

В активе старых декабристов знакомство со Львом Николаевичем Толстым, Федором Михайловичем Достоевским, Николаем Алексеевичем Некрасовым, сотрудничество в ряде литературных русских изданий 60-х годов, прогрессивная административная деятельность в эпоху реформ, или, как говорили тогда, в эпоху «эмансипации».

Однако период 50–60-х годов не высвечен достаточно исторической литературой. И это затрудняет конкретное прослеживание преемственности декабристского движения, подчеркнутой в свое время Владимиром Ильичей Лениным: «Но их дело не пропало…»

Нельзя сказать, что исследователи совершенно не обращались к указанному вопросу. Буржуазные историки рубежа XIX–XX веков — А. Корнилов, В. Чешихин-Ветринский, Г. Джаншиев — писали о декабристах-стариках, но они пытались их превратить в дюжинных, благонамеренных либералов, панически боявшихся крестьянской революции, оказавшихся на поверку не левее самого правительства Александра II. Эти историки жонглировали письмами Евгения Петровича Оболенского, бывшего предводителем восстания в Петербурге, и доказывали, исходя из них, общую тенденцию всех амнистированных к «православию, самодержавию и народности».

Ярый ненавистник Октября, большевиков, революционного народа, писатель-декадент Дмитрий Мережковский в 1917 году в своем литературном «невоенном дневнике» обратился к прадедам революции, чтобы опорочить то, что пришло им на смену, и противопоставить революционные поколения.

Мережковский писал о деятелях 1825 года, которые дожили до 60-х годов: «Смысл первого „опыта“—14 декабря— только политический; смысл второго — 19 февраля — политический и социальный (курсив мой. — Н. Р.). Вот эта-то новая, неведомая сторона освобождения пугает стариков. Они, впрочем, и сами чувствуют, что чего-то не понимают и никогда не поймут… Тут между двумя поколениями неразрешимая антиномия либерализма и социализма, свободы и равенства… Старики удивляются, что бледная заря становится красною и, может быть, находят на них минуты сомнения, та ли это свобода, о которой они мечтали»[1]. Это была попытка разом скомпрометировать и общественное движение 60-х годов, и стариков декабристов.

И в советской литературе 30-х годов имела место недооценка значения деятельности первых революционеров в послеамнистионные годы. Преувеличивались старческая инертность, болезни, подчеркивалась отрицательная роль насильственного отчуждения от центров духовной жизни. Умозаключения одного из исследователей (В. Соколова), опубликованные в «Историческом журнале» в 1940 году, построены были на тенденциозном изучении лишь опубликованных источников, грешили бездоказательными обобщениями. Декабристы рассматривались скопом. Сокровища громадных личных архивов революционных деятелей оставались нетронутыми.

Академик Милица Васильевна Нечкина, выступившая в 50-х годах с капитальным двухтомным трудом «Движение декабристов», основанным на исследовании огромного массива опубликованных и неопубликованных документов, положила начало истинно научной постановке вопроса. Уже в самом названии ее работы была заложена ценная мысль автора — об изучении декабризма как исторического процесса. Истоки процесса, его кульминационные точки М. В. Нечкина проследила с исчерпывающей полнотой. Ее перу принадлежали и отдельные биографические очерки.

В настоящее время пристальный интерес историков вызывают уже не только 1810–1830-е годы. Они идут дальше: к 50–60-м годам, пытаясь разобраться в явлениях, родившихся на стыке дворянской и разночинской революционности, в отношениях духовных отцов и детей.

Мы поставили себе скромную цель: рассказать о нескольких декабристах, доживших до 1860-х годов (двое из них даже надолго пережили этот политический рубеж), показать роль декабризма и самих его представителей в российской общественной и культурной жизни 50–70-х годов, в творчестве великих отечественных литераторов. Мы выбрали характерные и знаменательные фигуры, знакомясь с деятельностью которых, можно проследить эволюцию декабризма, его связь с революционно-демократическим этапом общественного движения, полнее представить значение первых революционеров в русской истории. Это А. Н. Муравьев, Г. С. Батеньков, М. И. Муравьёв-Апостол, П. Н. Свистунов.

Наш рассказ и умозаключения опираются не только на проштудированные, опубликованные материалы. Они связаны с путешествиями в государственные архивы к пожелтевшим от времени заметкам, письмам, деловым документам, оригинальным произведениям, дневникам.

Мы обращались в богатейшее архивохранилище ЦГАОР — Центральный Государственный архив Октябрьской революции, в Отдел рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина, в Отдел письменных источников Государственного Исторического музея. Эти архивы хранят документальные сокровища, значение которых трудно переоценить. Иногда отдельные личные фонды интересующих нас деятелей истории сосредоточивают тысячи неизвестных источников.