Что касается реформ системы государственных предприятий, то тут вовсе нет слов. Обязательный план превратился в госзаказ, составлявший далеко не 100% от объема производства (обычно 50-70%), а всем остальным продуктом директора предприятий могли распоряжаться по своему усмотрению - причем реально по свободным ценам, для чего начальству нужно было всего лишь организовать сбытовой кооператив при предприятии. С учетом монополистического характера советской экономики это означало автоматическое образование сверхприбылей, многократно умноженных заметным ослаблением внешнеэкономической монополии государства. Вскоре с помощью «ручных» кооперативов с предприятий стали выводиться даже основные производственные фонды - короче, в течение нескольких лет подобной государственной политики в экономике наступил тотальный хаос. При этом значительная часть основного капитала была разграблена бюрократической верхушкой, то есть ведущими персонами отраслевых министерств и самих предприятий - среди них, кстати, сразу же оказалось немалое количество вовремя подсуетившихся партийных и особенно комсомольских функционеров. И именно эти люди составили уже в постсоветские времена костяк «олигархов».

Наконец, из-за тех же самых процессов в конце 1980-х совокупный спрос взлетел до небес, в то время как производство стояло на месте и даже с весны 1990 г. довольно быстро падало - чистые инвестиции, этот мотор экономического роста, были отрицательными (то есть даже возмещение амортизированных производственных мощностей было неполным). Понятно, что такое положение дел означает огромную инфляцию, а в условиях системы фиксированных цен на потребительские товары эта инфляция может проявляться только в виде тотального дефицита. Быстро росшая политическая нестабильность переросла в кровавую дезинтеграцию и распад государства. Понятно, что к 1991 году реформировать было уже по сути нечего - советская система была в значительной мере развалена, а никакой другой не просматривалось даже в проекте.

Однако если структура управления и финансовая система действительно были разрушены, то это вовсе не значит, что и вся экономика внезапно канула в небытие. Предприятия стояли на своих местах, потребители тоже - соответственно, перед властями уже Российской Федерации стоял вопрос, пытаться ли восстановить систему управления советского типа или делать что-то новое. Вернее, вопрос этот стоял сугубо теоретически, потому как реально, судя по всему, никто и не собирался обдумывать хотя бы частичный возврат к советской системе, чтобы оттуда уже потихоньку двигаться. И напрасно: это было бы, пожалуй, меньшим злом в той ситуации - для чего, однако, требовалась политическая воля, а она на самом деле была направлена в противоположную сторону.

Сказанное выше вовсе не означает, что мне сильно нравится советская экономическая система - совсем нет. Дело, однако, в том, что система эта вполне реформируема лишь в рамках неизменной базовой идеологии, зато она очень плохо трансформируема в рыночную систему. Иначе говоря, чтобы достаточно быстро перейти от советской экономики к рыночной, нужно порушить очень многое из имевшегося - либо отказаться от спешки.

Чтобы понять, почему это так, предлагаю обратиться к таблице 5.1 - в ней приведены расчеты сотрудников академического института ЦЭМИ, которые на основе модели межотраслевого баланса исследовали вопрос об источниках происхождения прибыли. Сначала они привели показатели разных отраслей экономики в 1991 году - в рублях по тогдашним ценам. А затем подсчитали, что случится, если враз перейти на мировые цены, разделив этот случай на три возможных сценария развития событий в экономике - от пессимистичного первого до оптимистичного третьего.

Табл. 5.1. Прибыли различных отраслей народного хозяйства России в 1991 году (факт) и в 1992 году (прогноз по трем сценариям) при условии перехода на мировые цены^{186}.

Легко видеть, что в советской системе цен прибыли распределяются по отраслям более или менее равномерно. Однако достигалось это благодаря тому, что цены на сырье и базовые материалы (топливо, электроэнергию, лес и т. д.) были занижены в сравнении с мировыми, тогда как цены на продукцию обрабатывающей промышленности - завышены. Соответственно, при переходе на мировые цены в сырьевом секторе (топливная промышленность, энергетика, лесная промышленность) образуется сверхприбыль, тогда как остальная часть экономики за редчайшими исключениями сразу же валится. Драматизм процесса раскрывают два числа: по второму (умеренному) варианту прибыль сырьевых отраслей должна была составить 270 млрд. долларов, тогда как в целом по экономике прибыль гораздо ниже (193.5 млрд. долларов) - то есть остальные отрасли приносят в целом убытки в размере 76.5 млрд. долларов. На самом же деле, все обстоит еще хуже.

Как видно из таблицы, среди несырьевых отраслей наибольшую прибыль могла принести промышленность строительных материалов - но достигалось это за счет убытков в строительстве. Однако если строительная отрасль отказывается потреблять стройматериалы по ценам, приносящим ей убытки, то встает и промышленность стройматериалов - на практике примерно так и получилось, когда по отрасли прокатилась волна банкротств домостроительных комбинатов, а региональные строительные управления прозябали, работая процентов на 10 от своих мощностей.

А обещавшая могучие прибыли лесная отрасль резко забуксовала, потому как, во-первых, помимо мировых цен, пришла и мировая конкуренция, а во-вторых, обвалились основные потребители ее продукции (строительство, например). В таких условиях бессмысленно говорить, что-де интеграция в мировую экономику отсеивает слишком затратные отрасли, давая преимущество более экономным - жертв вивисекции оказывается уж слишком много. Обрушение целых отраслей огромной по масштабам экономики в любом случае неприемлемо, а в России просто невозможно: очень многие из «неэффективных» предприятий были единственными в своих городах, так что их банкротство означало реальное вымирание тысяч населенных пунктов.

И советская, и предшествовавшая ей российская экономика строились по совсем иным законам, чем во многих других странах - просто потому, что общество было другим. Традиционное общество основано на патернализме, то есть на покровительстве государства и заботе о не способных преуспеть - в том числе и посредством перераспределения средств от более сильных к более слабым. Патернализм вообще очень широко распространен; он непременно входит во многие общественно-этические учения - от конфуцианства до разнообразных демократических идеологий. Но либерализм его жестко отвергает, а само слово почитает ругательством - либерализм исповедует вымирание слабых, называя это «повышением эффективности». Поэтому принятая в России к 1992 году либеральная программа преобразований отнеслась к неэкономическим вопросам с глубоким безразличием: дескать, кому суждено вымереть, пущай и вымирает себе - лишь бы удалось достичь макроэкономической стабилизации и войти в мировой рынок. В очередной раз мы сталкиваемся с этой каннибальской этикой либерализма - вот только на сей раз, к несчастью, современные дикари в белых воротничках съели нас с вами.

Еще раз хочу подчеркнуть - открыть российский рынок и форсированно вломиться в мировой нас ничто не понуждало: оставить его закрытым не составляло никакого труда. Тому лишнее подтверждение - судьба выглядевшей изначально достаточно скромно отрасли связи: именно благодаря удерживавшейся в ней закрытости от реальной конкуренции (но не от современных технологий!) отрасль не только выжила, но и неплохо развилась. Поэтому можно спорить с нашими реформаторами, насколько вынужденными были иные мероприятия (вроде почти полного освобождения цен и т. д.) - но внешнеторговая либерализация была сугубым произволом. Решение о ней было чисто идеологическим: авторы этого решения были просто одержимы идеей «войти в цивилизованный мир», «стать полноценной частью мирового сообщества» и прочей мондиалистской чепухой того же рода.