Дело в том, что радиостанция переносная. Её вес с батареями 20 кг. Большая дальность передач. Носить такой вес одному человеку да еще в таком тяжелом и ответственном переходе — просто невозможно, поэтому мне командир этой группы всегда выделял самого крепкого и ловкого бойца. И это очень важно.
Наиболее важные данные разведки я мог бы передать на ключе, морзянкой, немедленно, а это очень и очень ценно для принятия решения для действий. Таких радиостанций в войсках просто не было. Они производились пока в штучных вариантах для подразделения «Спецназ», и удачно получили ее и мы.
Таких рейдов для меня выпало довольно много. В каждом из них случались очень удивительные эпизоды, но всего не опишешь. Мне очень нравились эти рейды. Они всегда были очень трудными, опасными и увлекательными. Хотя, казалось бы, в войне ничего не может быть увлекательного, но это, видимо, принадлежность молодости. Прошу у уважаемого читателя извинения за отклонения от заданной темы.
Завершу одним эпизодом. Все важные разведданные я передал непосредственно по абонентам «Южный штаб партизанского движения разведуправления Юго-Западного фронта С.М. Буденному, П.И. Селезневу, С.К. Тимошенко, И.В. Тюленеву. Для передачи в эфир я выходил из места расположения на 2 км и более, каждый раз в разные направления, чтобы не дать возможность немецкой системе пеленгации установить место расположения штаба.
Ночью 26 сентября я передал срочную телеграмму обобщенных данных наших разведчиков, где сообщалось о перемещениях и сосредоточениях в некоторых местах. 27 сентября я один вышел утром для передачи данных в простой кодировке, так как не было времени развернуть радиостанцию и начал передавать текст. Я находился в километре от расположенного штаба. Заканчивая передачу, сквозь наушники я услышал очень сильную стрельбу автоматов, затем стрельбу из крупнокалиберных пулеметов, разрыв гранат и крики команд.
Я понял, что идет серьезный бой крупных сил с нарастанием мощи и огня. Сообщил по радио открытым текстом, что идет очень сильный бой крупных сил, выхожу из связи. Иду к месту боя. Свернул радиостанцию, забросил парашютный ранец с батареями за спину и через кустарник к штабу бегом. Вижу впереди зашевелились ветки кустарника. Остановился, вскинул карабин, снял с предохранителя, приложил к плечу, жду лица или фигуры. Кто? Появилось лицо. Смотрю, узнал — начальник штаба, секретарь райкома партии Готьван.
Я обрадовался, что не выстрелил. Он знал мое место передачи и бежал за мной. Я быстро сказал: «Радиограмму передал, сказал абоненту, что связь кончаю, бегу в штаб». Готьван приказал идти на вершину горы, там назначен общий сбор. Я пошел по очень крутому склону вверх на вершину горы. Лес оказался очень густой, а у земли густой кустарник, видно только 3–5 метров. Мы хорошо знали, что в лесном бою немцы никогда не пойдут вперед, наоборот, отступая назад ведут плотный огонь из всех видов оружия, рассчитывая убить все живое впереди себя. Поэтому я пошел, следя за светящимися трассами пуль. В лесу трассу хорошо видно.
Стрельба продолжалась, но уже слабее. Немцы поняли, что все живые уже ушли. Я тоже поднимался вверх, выбирая ручьевые овражки, тем самым прикрываясь от шальных пуль. Склон горы очень крутой, вес на мне тоже большой: комплект радиостанции, винтовка, боеприпасы, фляга воды, в целом около 30 кг. Стрельба прекратилась, до вершины еще далеко.
Вдруг послышался стон человека. Подошел, раздвинул кустарник, лежит на груди человек, стонет. Повернул голову — Костя, мой непосредственный командир, начальник разведки штаба. Кровь, развернул куртку, рубашку. Вижу малое кровавое пятно под лопаткой. Перевернул его на спину, тут в правой половине груди большая рваная рана. Начал обработку раны. Пошли в ход все бинты, йод, нижнее белье. Удалось приостановить течение крови.
Не буду писать, как я это все донес до вершины горы, около 500 метров. Но я это сделал. Сейчас сам не верю себе, чувствую, что не все слушатели мне верят. Но я его и все оружие, радиостанцию принес на вершину горы поочередно: то его вел, руку через плечо, то груз отдельно. Зато понял, что в таких ситуациях организм человека включает все свои резервы, надо только не сдаваться, а бороться.
О немцах я даже и не думал. На вершине горы все уже были в сборе, и как увидели меня с Костей, подбежали и обоих нас принесли на самую вершину. Костю, конечно, перенесли в войсковой полевой госпиталь, затем отправили в Сочинский госпиталь, где он и вылечился полностью.
Надо бы на этом остановиться. Но тут события, как в сказке: хочешь верь, хочешь не верь. Через 2 месяца электрические батареи полностью отработали. Связи нет. Докладываю командующему куста отряда. Он, конечно, «поблагодарил меня». Такие батареи нигде не найдешь. И у немцев их не возьмешь. Спрашивает меня, что делать. Говорю, в Южном штабе могут быть, надо идти. Кто пойдет? Кричу: «Я пойду!». Он говорит: «Это же через главный Кавказский хребет и через линию фронта». Говорю: «Я, кавказец, дойду!». Он согласился, и я 20 ноября, через трое суток пути по горам, рекам, прибыл в Сочи.
Южный штаб располагался в санатории «Приморье», к 3 часам ночи я добрался до него. Дежурному в вестибюле доложил и представил документы. Он говорит: «Выбирай место на полу и ложись до утра». Я глянул на пол вестибюля: там как селедка в бочке, с трудом втиснулся и тут же уснул.
Всю оставшуюся ночь ворочались и я, и сосед, меняли бок, на котором спим. Утром громкоговоритель заговорил на полную мощность: «Разгром немцев под Сталинградом». Поднимаемся с соседом, смотрю — Костя! Выздоровел! Вот бывают такие истории. Двойная радость: встреча и разгром немцев.
В мирное время таких эмоций не бывает. Вот как в сказке. Если бы сказали, придумай что-нибудь, этого не придумал бы. Косте 40 лет, мне 17, но я, в неофициальных обращениях к нему, называю его Костей. Причем, это не я так позволял себя фамильярничать. Я был скромным парнем, строго соблюдал и сейчас соблюдаю русский порядок обращения к старшим.
И еще один мой начальник Гриша Гунько, ему 46 лет, майор, тоже просил меня в неофициальном обращении называть его по имени. Почему так, я не спрашивал, считал, что на войне это даже удобно. Сейчас привык так и до сих пор так их называю, а вот к более старшим начальникам обращаюсь по имени и отчеству.
Костя выписался из госпиталя, ему предоставили две недели отпуска. Он собирался ехать домой, не зная где родственники, и что с ними. Я говорю: «Идем со мной в отряд, в дороге я тебе помогу. Выбьем немцев с нашего края, тогда съездишь домой». Так и сделали.
Я получил батареи с запасом, и через 4 дня мы уже прибыли в свой отряд. В начале наступления наших войск мы продвигались вместе с нашими войсками в первом эшелоне. С освобождением нашего района наш отряд оставили по месту жительства и переформировали в «истребительный батальон».
В 1943 году я поступил в летно-техническое училище. Закончил техническое училище, переведен в летное училище и прошел путь от командира экипажа летчика-истребителя до заместителя командующего ВВС округа.
С 1950 г. по 1953 г. был в Правительственной командировке в Китае по оказанию военной помощи по созданию ВВС Китая, был военным советником.
Это осуществлялось таким образом. На базе советских ВВС создавались 6 училищ комплектов летного состава, инженерно-технического состава, учебно-летной подготовки и по изучению теории полета и конструкции самолета.
Подготовлено 6 комплектов необходимых самолетов и всей наземной техники для обслуживания самолетов, медицинского обеспечения и метеорологического обслуживания. В общем, всех сил и средств для создания шести авиационно-летных училищ. Это в те времена представляло колоссальную силу. Можно полагать, что в Европе ни одно государство не имело таких сил и средств. А советское государство одноразово оказывало Китаю такую помощь.
Безусловно, в основном такая помощь сыграла одну из решающих ролей в достижения развития КНР. С первых дней пребывания в КНР мы встретились с множеством неизвестного и занимательного в организации жизни и трудовой деятельности в Китае. С первых дней мы приступили к летной работе, и в течение всей нашей деятельности она была очень и очень интенсивной, такую интенсивную работу мы даже не могли представить себе. Все медицинские ограничения по допустимой нагрузке для летного состава мы увеличивали почти в полтора-два раза. Но задачу, поставленную нам, мы выполнили в срок и качественно.