Насколько жестоки были кровавые потери, генерал Деникин пишет: «Стоил этот успех крови не малой (то есть весь поход на Царицын и взятие его. — Ф. Е.). В одном командном составе убитых и раненых было пять начальников дивизий, два командира бригад и одиннадцать командиров полков — свидетельство высокой доблести войск, в особенности Кубанцев».[148]

«15-го июля под сокрушительными ударами группы генерала Покровского пал Камышин. В трехдневную операцию под Камышином, было взято около 13 тысяч пленных, 43 орудия и много пулеметов», — пишет генерал Врангель,[149] а всего за 40 дней Царицынской операции — 40 тысяч пленных, 70 орудий, 300 пулеметов.[150]

«После овладения Царицыном — 21-го июня 3-й Кубанская казачья дивизия под начальством генерала Мамонова, переправившись на левый берег Волги, достигла полотна железной дороги Саратов— Астрахань; своими головными частями заняла село Средне-Ахтубинское, где была встречена населением колокольным звоном»,[151] а «в средине июля, в районе Эльтонских озер, части генерала Мамонова вошли в связь с уральцами. Разъезд уральских казаков, пересекший на пространстве ста с лишним верст пустынную степь, соединился с нашими частями».[152]

«На Дону царил высокий подъем. 10-го июня Донское Войско торжественно праздновало в Новочеркасске освобождение своей Земли от нашествия красных. А Армия Дона, насчитывавшая в средине мая 1919 года ПЯТНАДЦАТЬ тысяч бойцов, росла непрестанно, дойдя к концу июня до СОРОКА тысяч».[153]

После этого знаменитый рейд 4-го Донского корпуса генерала Мамантова по тылам красных в августе месяце — Тамбов, Козлов, Лебедянь, Елец, Грязи, Касторная.

«По всему пути генерал Мамантов уничтожал склады и громадные запасы противника; разрушал железнодорожные мосты; распустил несколько десятков тысяч мобилизованных; вывел целую бригаду крестьян-добровольцев; нарушил связь, снабжение и вызвал среди большевиков сильнейшую паникр.[154]

«Разграбление и уничтожение складов, баз и запасов Южного нашего фронта нанесли весьма тяжелые удары всему снабжению армий», — пишет красный командующий А. И. Егоров и фиксирует, что «значение этого казачьего конного рейда генерала Мамантова было очень велико для всей операции Южного красного фронта этого периода».[155]

«В то время, когда Мамантов нащупывал на фронте наиболее подходящие пункты для своего обратного прорыва — конный корпус генерала Шкуро, вместе с другими добровольческими частями, продолжал наступление, — говорит в своем повествовании Егоров и потом эпически заканчивает так: — 19 сентября (6 сентября по ст. ст.) Мамантов ударил в тыл четырем нашим пехотным дивизиям, и около 10 часов в тот же день произошло его соединение с корпусом Шкуро».[156]

Эти два казачьих конных корпуса соединились северо-западнее станции Лиски.[157]

После захвата города Екатеринослава 16 июня 1-й Кавказской (Кубанской) казачьей дивизией она долго и очень успешно оперировала на правом берегу Днепра в юго-западном и западном направлениях от города, совместно с 2-м Лабинским, 42-м Донским казачьими полками и Терской пластунской бригадой и левофланговыми частями Добровольческой армии. Угроза Харькову со стороны красных войск заставила главное командование перебросить спешно поездами дивизию в этот район по маршруту Полтава — Харьков— Белгород. К этому времени с левого берега Днепра сюда перебрасывают и 1-ю Терскую казачью дивизию генерала Агоева.[158]

Из этих двух казачьих дивизий был составлен корпус, который был назван 3-й Конный. Его командиром был назначен генерал Шкуро. Генерал Шифнер-Маркевич стал во главе 1-й Кавказской казачьей дивизии. Все это произошло в первых числах августа 1919 года.

Если после занятия Камышина головные части Кубанских конных корпусов подошли по правому берегу Волги к Саратову на 80 верст, как пишет генерал Деникин,[159] то в августе под нажимом красных войск был сдан и Камышин.

В центре же Вооруженных сил Юга России, как официально определялись все силы под командованием генерала Деникина по его «Московской директиве», был полный успех.

«7-го сентября 1-й Армейский корпус генерала Кутепова взял Курск. 17-го сентября генерал Шкуро неожиданно переправившись через Дон, захватил Воронеж. 30-го сентября части корпуса Кутепова овладели Орлом и продолжали движение к Туле».[160]

«В начале октября 1919 г. силы Юга России занимали фронт севернее Царицына, вверх по р. Хопру до Лиски, потом Воронеж, Елец, Орел, Чернигов, Киев».[161]

«Состав Вооруженных сил Юга России, с мая по октябрь, возрос последовательно от 64-х до 150-ти тысяч».[162]

«Из этого состава около 20-ти тысяч оставались на Черноморском побережье против Грузии и в Терско-Дагестанской области против горцев, Азербайджана и Астрахани»[163]

«Этот фронт прикрывал освобожденный ст советской власти район, заключавший в себе 16–18 губерний и областей, пространством в 810 тысяч кв. верст и с населением в 42 миллиона»,[164] — заключает генерал Деникин.

Малиновый звон кремлевских колоколов Белокаменной, как писали тогда многие газеты, казалось, уже слышен был…

При таком состоянии фронта я выехал с Кубани в Воронеж, в 3-й Конный корпус генерал-лейтенанта Андрея Григорьевича Шкуро, по его, возможно, мифическому лозунгу ко всем казакам: «Все обиженные — КО МНЕ!»

На фронт — к Воронежу

В последних числах сентября, погрузив лошадей на станции Кавказская, со своим конным вестовым-сверстником, бывшим старшим урядником Конвоя Его Величества Тимофеем Сальниковым, мы ждали отхода поезда на Ростов.

На этой станции нашей Кавказской станицы мы увидели толпы пленных красноармейцев — грязных, отрепанных и, думаю, голодных. Вид их был неприятный. Я даже подумал: «Отчего их не отправили в запасные батальоны. Накормив и одев — почему не использовали людской материал?»

До Ростова ехали как по родной земле. Кругом довольство, знакомые картинки и знакомые типы людей.

От Ростова поезд направили на запад, на Таганрог, и пред нами появилась чужая и незнакомая степь. На железнодорожных мостах часовые солдаты говорили нам, что здесь не совсем спокойно.

Вот и Таганрог. Поезд дальше не идет, и я осматриваю этот чистенький белокаменный приморский городок, такой тихий, словно и нет войны. Здесь Ставка главнокомандующего генерала Деникина. Таганрог — родина Чехова, почему его и интересно осмотреть.

Мы в Харькове. Вновь долгая остановка поезда. Иду в город. Улицы многолюдны. Много военных. Странно было видеть и слышать на углах поющих кобзарей-слепцов. На улице встречаю сотника-шкуринца в волчьей папахе. Узнав, что я еду в корпус Шкуро — он был очень активным моим проводником по городу.

Но… окончился тыл. Наш поезд вошел в прифронтовую полосу. Начиная с Валуйки и до станции Лиски наш товарный поезд шел в зоне, словно оккупированный пленными красноармейцами. На каждой станции их были толпы — грязных, голодных, предоставленных самим себе — слоняющихся, спящих тут же, апатичных, но не злобных на вид. Если бы не коменданты станций в своих красных фуражках и с погонами, как единственные представители власти, можно было подумать, что поезд двигается по советской территории. Здесь, на всех этих станциях, была разбросана целая Красная армия. Мне казалось, что она, взбунтовавшись, даже и без оружия могла бы легко взять власть в свои руки.