Невысокий, плотный, смуглолицый, Нагиб Махфуз напомнил мне скульптуру древнеегипетского писца, выставленную в одном из залов Каирского музея. Такая же прямая осанка, спокойствие, уверенность во всем облике.

Он назначил встречу на восемь часов утра, пришел на несколько минут раньше. И вот он, писатель, которого соотечественники нередко называют великим, сидит на улице Сулеймана-паши за столиком кафе, подставив бронзовое лицо лучам весеннего солнца. Он бывает здесь ежедневно. В кафе нередко собирается литературная молодежь. По старинной арабской традиции Махфуз беседует с начинающими писателями, передает им свой жизненный и творческий опыт. В кругу молодежи обычно сдержанный Махфуз оживляется, шутит, заразительно смеется.

Но в восемь утра кафе пусто. Попивая кофе небольшими глотками, Махфуз склоняет голову в сторону собеседника. Мы беседуем о том, что волнует всех египтян: о проблемах войны и мира.

— Мы уже на протяжении нескольких десятилетий переживаем переход из старого мира в новый, — говорит писатель. — Это переход нелегкий, он полон трудностей, кризисов, политических битв, военных взрывов; за последнюю четверть века Египет перенес революцию и несколько войн. Мы переживаем тяжелый экономический кризис… У нас мало школ и университетов, трудно получить работу. Если будущее и прекрасно, оно далеко. Оно принадлежит следующему поколению. Но мы должны осознать свою ответственность перед ним и жить надеждой…

В этих словах чувствовалась жизненная позиция писателя. Они всегда вспоминались при чтении романов Нагиба Махфуза, запечатлевших это сложное время.

В литературу Н. Махфуз (род. в 1911 г.) вступил как писатель демократических, прогрессивных убеждений. Его первые произведения печатались в журнале «Ар-Рисаля», издававшемся известным просветителем и популяризатором передовых общественных идей Саламой Мусой.

Политические взгляды Махфуза складывались под непосредственным влиянием антианглийских восстаний 1919 и 1921 гг. В 1919 г. группа членов распущенного англичанами египетского законодательного собрания во главе с лидером египетской национальной буржуазии Саадом Заглулом (1860–1927) потребовала ликвидации английского протектората и признания суверенитета Египта. Арест лидера и членов его группы английскими властями вызвал широкое возмущение всех слоев египетского общества. На стороне Саада Заглула оказались феллахи, рабочие, национальная буржуазия и часть крупных землевладельцев. Возникшая на базе этой группы политическая партия «Вафд» заявила о себе как о египетской общенациональной партии, выступающей в защиту прав «всех египтян».

Юношеские симпатии к «Вафду» Махфуз сохранил на всю жизнь и тяжело переживал утрату «Вафдом» былых демократических традиций. В романе «Зеркала» (1972) явственно звучит ностальгия по тем несколько идеализированным Махфузом временам, когда египтяне под водительством «Вафда» выступали против общего врага.

События марта — апреля 1919 г., когда всеобщая забастовка в Египте переросла в кровопролитные столкновения с английскими войсками, а позже и стихийные выступления в октябре — декабре 1921 г. заставили англичан опубликовать 28 февраля 1922 г. декларацию о формальной отмене английского протектората и провозглашении независимости Египта.

13 апреля 1923 г. была введена в действие первая египетская конституция. В результате убедительной победы, одержанной «Вафдом» на выборах в парламент, король Фуад поручил Сааду Заглулу в январе 1924 г. сформировать первое национальное правительство Египта.

В начале 30-х годов Нагиб Махфуз учился на философском отделении Каирского университета. Египетское студенчество, учащиеся старших классов средней школы всегда были легко возбудимой, революционно настроенной средой, остро реагирующей на события политической жизни. Студенты Каира и Александрии не только участвовали в демонстрациях и баррикадных боях, но и часто были их организаторами. В романе «Зеркала» писатель то и дело возвращается к этим событиям.

В конце двадцатых — тридцатых годов на политической арене Египта появился целый ряд буржуазных партий, стоящих на более правых позициях по сравнению с «Вафдом». Названия этих партий, имена их лидеров часто встречаются в романе Н. Махфуза. Деятельность «партий меньшинства» постепенно лишила «Вафд» монополии на всеегипетское представительство.

Серьезный удар по авторитету «Вафда» нанесло заключение ее лидером Мустафой Наххасом 26 августа 1936 г. в Лондоне англо-египетского договора о союзе. Договор был встречен в Египте массовыми демонстрациями и митингами протеста. Борьба против договора продолжалась вплоть до односторонней денонсации его египетским парламентом в 1951 г.

Когда началась вторая мировая война, правительство Египта по требованию Англии порвало дипломатические отношения с Германией. Часть египетской буржуазии, в том числе некоторые лица, близкие ко двору, и сам премьер-министр Али Махир откровенно ориентировались на фашистскую Германию и Италию. В этих условиях Англия решила заручиться поддержкой оппозиционной буржуазно-либеральной партии «Вафд», имевшей популярность в народных массах. В ответ «Вафд» потребовала, чтобы Англия обязалась вывести свои войска из Египта после окончания войны.

Лондон не спешил удовлетворить эти требования. Али Махир продолжал заигрывать с Берлином и Римом. Под давлением англичан король удалил правительство в отставку. «Вафд» отказалась сформировать кабинет.

В этих условиях к власти пришли представители реакционных партий, связанных своими интересами с Англией. Новое правительство не пользовалось никаким авторитетом в народе.

В марте 1941 г. в Ливию был переброшен танковый корпус Роммеля. В Египте активизировалась фашистская агентура. В дворцовых кругах зрел профашистский заговор. Англия ультимативно потребовала от короля либо передать власть «Вафду», либо отречься от престола.

Король Фарук поручил Наххасу-паше 4 февраля 1942 г. сформировать правительство. К этому времени в египетском общественном мнении уже чувствовался перелом, наступивший в результате героического сопротивления, которое оказал фашистским захватчикам советский народ. Правительство Наххаса-паши провело в стране ряд прогрессивных реформ. В августе 1943 г. между Египтом и СССР были установлены дипломатические отношения.

За эти годы арабское национально-освободительное движение превратилось в могучую силу.

Египетская интеллигенция, воспитанная на идеях революции 1919 г., мечтала видеть свою страну свободной. Она обращала свой взор к далекому прошлому, к тому периоду, когда Египет был независим и когда были созданы величайшие культурные ценности. Многие передовые писатели отдают в своих произведениях дань славному прошлому Древнего Египта. Достаточно упомянуть известный советскому читателю роман Тауфика аль-Хакима «Возвращение духа», вышедший в 1933 г.[1]. Автор этого романа мечтает о возрождении духа Древнего Египта, способного, по его мнению, объединить народ и поднять его на великие дела, на революцию. Будущий президент Египта Г. А. Насер, прочитав этот роман еще подростком, поверил, что из среды простых египтян выйдет национальный герой, который освободит страну от английского господства.

Подросток действительно стал впоследствии национальным героем, руководителем июльской революции 1952 г., которая привела страну к независимости.

Молодой Нагиб Махфуз тоже не избежал в своей писательской биографии увлечения древнеегипетской стариной. В конце тридцатых — начале сороковых годов один за другим выходят его романы на исторические темы: «Игра судеб», «Радобис», «Борьба Фив». Последний из них получил третью премию на конкурсе Академии имени короля Фуада. Идеализируя египетское прошлое, романы способствовали пробуждению у современников патриотических чувств.

В эти же годы в газетах и журналах появляются рассказы Н. Махфуза. Часть из них вошла позднее в сборник «Шепот безумия».

Новым этапом творчества писателя стали его социально-бытовые романы. Вторая мировая война резко обострила противоречия египетского общества. В египетской литературе наметился явный интерес к простым людям, рабочим и феллахам. Романы Н. Махфуза, появившиеся в 40-е годы, описывают жизнь старых каирских кварталов военного и послевоенного времени. Герои этих романов — чиновники, ремесленники, мелкие торговцы — терпят поражение в жестокой борьбе за существование. Рушатся и погибают семьи, ломаются жизненные уклады. Так сложился каирский цикл романов Махфуза. Первый из них — «Новый Каир» — увидел свет в 1945 г. Затем вышли «Хан аль-Халили», «Переулок аль-Мидакк», «Начало и конец». Махфуз решительно осуждает войну, несущую страдание и горе простым людям, показывает, как наживается на войне буржуазия.

В 1949 г. Нагиб Махфуз начал писать свое самое значительное произведение — трилогию, удостоенную в 1957 г. Государственной премии. Действие романов «Бейн аль-Касрейн», «Каср аль-Шоук», «Ас-Суккарийа» разворачивается на широком историческом и временном фоне, охватывая период с 1918 по 1944 г.

Три поколения семьи каирского торговца Абд аль-Гаввада проходят перед читателем. Десятки героев и судеб. Время выступает в трилогии как персонаж, как Великий разрушитель и исцелитель. Личное органически срастается с общественным. На страницах романов оживает политическая борьба партии «Вафд», появление на политической арене коммунистов, реакционной организации «братьев-мусульман». Египетская критика сразу же распознала выразителя дум автора в образе студента учительского института Камаля, младшего сына Абд аль-Гаввада. Камаль — представитель поколения египетской молодежи, вступившего в жизнь после поражения революции 1919 г. Его терзают сомнения, неверие, скептицизм.

Лишь представители третьего поколения, внуки Абд аль-Гаввада, снова активно вступают в борьбу, но они находятся в разных лагерях. Один из них коммунист, другой принадлежит к «братьям-мусульманам».

Нарисовав яркую панораму египетской жизни на протяжении почти тридцати лет, Нагиб Махфуз не делает никаких выводов, как бы предоставив самой истории разрешить проблемы, поднятые в романе.

Написанная накануне национально-освободительной революции 1952 г. трилогия увидела свет уже после ее свершения. Лишь в 1959 г. на страницах газеты «Аль-Ахрам» начинают появляться главы его нового романа «Дети нашего квартала». В этом романе Нагиб Махфуз ставит коренную для послереволюционной египетской действительности проблему социальной справедливости. В этом произведении, написанном в форме философской притчи, писатель свободно переосмысляет библейские и коранические легенды и представляет историю возникновения мировых религий как поиски справедливого общественного устройства. Это дало повод клерикальным кругам обвинить Махфуза в ереси.

С 1961 по 1967 г. Нагиб Махфуз опубликовал романы: «Вор и собаки», «Осенние перепела», «Путь», «Нищий», «Болтовня над Нилом», «Пансионат „Мирамар“». В них нашли отражение изменения, происшедшие в египетском обществе после революции 1952 г. Эти романы египетская критика обычно называет «малыми». Они действительно невелики по объему. Для этих произведений характерны нарастающий ритм действия, психологизм, иногда аллегоричность сюжета, усложненная символика.

Среди этих произведений особенно следует отметить роман «Болтовня над Нилом». В нем в остро драматической форме показан духовный кризис египетской интеллигенции, утратившей былые демократические идеалы и связь с народом и замкнувшейся в кругу своих узкоэгоистических интересов. Критик Гали Шукри писал, что в этом романе автор как бы предвидел катастрофу 1967 г. Один из его персонажей говорит: «… Наступили времена войн и нищеты».

Израильская агрессия 1967 г. нашла аллегорическое отражение также в ряде рассказов: «Дитя страдания», «Исцелитель душ», «Медовый месяц». К аллегорической форме писатель прибегает и для описания последовавших политических событий.

Роман Нагиба Махфуза «Зеркала» вызвал бурю споров, дискуссий, восторгов, упреков. Одни восхищались тем, как правдиво и точно писатель изобразил египетское общество. Другие возмущались, заявляя, что автор искажает египетскую действительность, подчеркивая лишь ее отрицательные стороны.

Итак, «Зеркала»… Они бывают и прямые, и кривые. Но есть и такие кривые зеркала, которые, деформируя изображение, с еще большей выразительностью акцентируют внимание на сути. Заглядывая в зеркало, люди чаще всего остаются недовольны. Иногда смеются. Но узнают себя. Читая роман Нагиба Махфуза, входишь в зал с пятьюдесятью пятью зеркалами. В пятидесяти пяти главах нового романа мастер египетской прозы подводит шестидесятилетний итог своей жизни. Каждым штрихом повествования он создает образы, в которых египтяне, как в зеркале, узнают себя, своих современников, скрытых, разумеется, под вымышленными именами.

В одних зеркалах изображение ярко. В других оно как бы потускнело от времени — в нем воссоздаются события сороковых, тридцатых и даже середины двадцатых годов.

Вот один из героев — доктор Ибрагим Акль. Этот образ складывается из воспоминаний разных лиц. Постепенно мы получаем все новую и новую информацию о жизни и личности Ибрагима Акля. Писатель все время возвращается к своему герою, чем-то это напоминает манеру Джона Дос-Пассоса в романе «42-я параллель». Там тоже «монтируется» несколько биографий — мир в разных ракурсах.

Если из первой главы следует, что дети Ибрагима Акля умерли от холеры, то во второй, познакомившись с Ахмедом Кадри, мы узнаем другую версию. Оказывается, его дети стали жертвами темной дворцовой интриги. Но ведь правда всегда одна. Чтобы разобраться, как понимает ее автор, надо исследовать явление через все зеркала, все ракурсы. Личность Ибрагима Акля, с которым читатель знакомится уже на первых страницах романа, все время усложняется, одни факты дополняют, а подчас и опровергают другие, в комнату с зеркалами врывается жизнь со всеми ее противоречиями. Меняется и отношение читателя к доктору Аклю. Мы уже не можем безоговорочно разделять ту неприязнь, с которой относились к Аклю его студенты. Писатель не только осуждает приспособленчество профессора, но и высвечивает другие черты его натуры. В то же время чрезвычайно привлекательная на первых страницах личность профессора Махера Абд аль-Керима к концу романа, когда в полной мере выявляются и его взгляды, и некоторые обстоятельства его биографии, предстает уже в ином, менее радужном свете.

Ибрагим Акль называется «выдающимся умом», который мог произвести революцию в культурной и идейной жизни. И все же его судьба — пример падения, разложения и гибели личности. Пятьдесят пять глав романа — это чаще всего истории сделок различных людей, в основном представителей интеллигенции, с совестью, отхода от идеалов юности, от принципов, от борьбы.

Не сразу складывается впечатление читателей об аль-Басьюни (глава «Амани Мухаммед»). Кажется, что это хороший человек, любящий муж, заботящийся о своей жене, вернувший ее в семью, несмотря на измену. И вдруг в последующих главах он изображается чуть ли не сутенером, заранее знающим о каждом шаге своей жены. Чтобы пробить себе дорогу в жизни, он сознательно толкает ее на измены.

А вот другая судьба — Абдаррахмана Шаабана. Это история столкновения египтянина с современной капиталистической цивилизацией Запада. Не выдержав контакта с этой «цивилизацией», Абдаррахман Шаабан возвращается на родину, но ему, испорченному обществом потребления, дома неуютно. Он ищет связей с европейцами, считает колониализм величайшей благодатью.

Но есть и такие персонажи — хотя их немного, — которые выстояли в трудной борьбе с превратностями судьбы, остались верными избранному пути, не поступились принципами.

Что это за принципы? Думается, прежде всего речь идет об отношении к двум важнейшим событиям в новой и новейшей истории Египта — революциям 1919 и 1952 гг.

Юноша Анвар аль-Хульвани, живший неподалеку от дома Н. Махфуза, погиб во время демонстрации от пули английских оккупантов. Его смерть произвела огромное впечатление на будущего писателя. Он увидел противостоящих друг другу английских солдат и египтян, которые скандировали: «Да здравствует родина!», «Умрем за Саада Заглула!»

Отношение автора к революции 1952 г. раскрывается в новелле об Ахмеде Кадри. Перед нами мрачная фигура полицейского офицера, пытавшего при королевском режиме патриотов-египтян. Одиноким и жалким стариком видит его писатель после революции. Ахмед Кадри пытается оправдать свое прошлое. «Случается, человек попадает под машину и гибнет…» — говорит Кадри, считая себя лишь винтиком в огромной машине, угнетавшей страну. Ни единым словом не высказывает автор своего сочувствия или жалости к этому человеку.

В романе сплелись десятки тем, больших и малых. И все они так или иначе связаны с революцией 1952 г. В главе «Сурур Абд аль-Баки», например, отразились противоположные точки зрения не только на события, связанные с агрессией против Египта, но и на египетскую революцию в целом: Сурур оказался в числе врагов революции, поскольку закон о земельной реформе затронул его имущественные интересы.

Не боится автор и высказать свою критику и горечь в связи с поражением Египта в дни июньской агрессин Израиля в 1967 г. Он показывает, что поражение Египта вскружило голову тем, по чьим интересам нанесла удар революция. Это оппортунисты, приспособленцы, спекулянты. Для них, как и для Ида Мансура, «голубая мечта — господство Америки на Ближнем Востоке».

Роман «Зеркала», как уже отмечалось, состоит из пятидесяти пяти глав, которые можно было бы также назвать просто новеллами или очерками. Возьмем, например, одну из этих глав — «Гаафар Халиль». Это законченное произведение с завязкой, кульминацией и развязкой, со своим разработанным сюжетом. Такое же впечатление остается от «Амани Мухаммед» и других глав. Но некоторые из них, такие, скажем, как «Бадр аз-Зияди», можно определить как небольшой очерк или литературную зарисовку.

Но если отдельные главы и неравноценны, то, собранные вместе, они производят удивительно цельное впечатление, составляют некое новое единство — роман с присущей этому жанру композиционной стройностью.

Если в трилогии Нагиба Махфуза, как уже отмечалось, время персонифицируется, выступает как «Великий разрушитель и исцелитель», то здесь, в отражении «Зеркал», оно дробится и прерывается, оставаясь вполне конкретным историческим временем. Отсутствует также какое-либо единство места действия. Таким образом, движение сюжета подчинено не обычной логике повествователя, а логике развития мыслей и ассоциаций человека, свободно предающегося воспоминаниям. Безукоризненно гладки лишь зеркала в театральных фойе. В жизни мы скорее имеем дело с осколками, в которых отражения возникают под самыми немыслимыми углами. И все же ощущение лабиринта — лишь первое, обманчивое впечатление. Думается, что главный путеводитель — явственный авторский голос, отчетливо слышимый в многоголосье романа.

В одном из своих интервью Нагиб Махфуз сетовал на утерю современными египетскими литераторами связи с «основой» — национальной культурой. В результате каждое новое поколение начинает как бы с нуля, говорил он, а искусство носит подражательный характер. Что касается романа «Зеркала», то в нем удачно сочетаются европейские литературные и эстетические веяния с глубоко национальным характером, а подчас и традиционной формой.

В коротких автобиографических рассказах просматривается традиция средневековой арабской «макамы» — плутовских рассказов, анекдотов, объединенных общими персонажами. Однако в отличие от героев средневековых «макам» персонажи романа «Зеркала» не вступают под конец жизни на путь добропорядочности. Дидактическая, назидательная развязка не удовлетворила бы требовательности к своему творчеству писателя-реалиста.

С другой стороны, в новеллах, составляющих «Зеркала», можно усмотреть продолжение традиций «хабар», средневековых арабских биографических рассказов. Один из авторов «хабар» Лбу Хайян ат-Таухиди (XI в.) известен книгой воспоминаний о своих современниках — поэтах, мыслителях, правоведах, с которыми связывала его судьба, совместные литературные и научные диспуты. В этой книге, как и в романе Нагиба Махфуза, были затронуты злободневные политические и философские проблемы эпохи. Произведения ат-Таухиди написаны простым, ясным языком, характерным вообще для жанра «хабар». Сообщая основные биографические данные своих героев, он затем дает сведения об их жизни, полученные от посторонних и носящие часто анекдотический характер.

Однако в отличие от литературных героев Нагиба Махфуза в этих рассказах действуют вполне реальные исторические лица.

На творчестве Нагиба Махфуза воспитывалась целая плеяда египетских писателей молодого и среднего поколения. Он по справедливости пользуется репутацией создателя современного египетского романа. И тем не менее личность его окружена некой таинственностью. Египетские литераторы нередко сетуют на то, что они мало знают о взглядах и вкусах писателя, о его человеческих качествах.

Нагиб Махфуз известен своей нелюбовью к разглашению всего, что касается его личной жизни. Хотя у него и возникало намерение написать свою биографию, «обязательность истины — опасное и почти невыполнимое требование», по собственным словам Махфуза, удерживало его от осуществления этого намерения. Тем не менее написанный от первого лица роман «Зеркала» можно в значительной мере рассматривать как автобиографическое произведение. Рисуя биографию своего поколения, Нагиб Махфуз недвусмысленно высказывает свое отношение к людям, дает свою оценку событиям. Личность автора становится, таким образом, осью повествования, находит отражение в зеркале биографии каждого из героев.

В то утро, когда мы встретились в кафе, Нагиб Махфуз был по-деловому собран. Наш разговор касался темы израильской агрессии в произведениях арабских писателей. Н. Махфуз с горечью говорил о том, что египетские литераторы до последнего времени не смогли или не имели возможности по-настоящему глубоко и ответственно подойти к разработке этой темы.

— Речь идет не только о военной стороне проблемы, — говорил он. — Проблема борьбы против израильской агрессии глубоко затрагивает все египетское общество. Поднять эту тему в литературе с необходимой серьезностью — значит обсудить все социальные, политические, духовные вопросы, которые волнуют египтян, и найти их правильное решение.

Найти правильное решение этих вопросов — совокупная задача египетской общественности; конечно, одному писателю она не под силу. Но Нагиб Махфуз смело ставит их в своих «Зеркалах», в романах «Любовь под дождем» и «Пансионат „Мирамар“», и в этом его огромная заслуга перед египетской литературой.

«Израильская агрессия в июне 1967 г. была для нас ударом молота по голове, после которого долго звенит в ушах, — сказал писатель. — Но наша литература преодолевает кризис. Она начинает рассматривать проблему в перспективе борьбы, отражает в той или иной степени горечь поражения».

Роман «Зеркала» содержит тяжелые раздумья писателя о судьбах своей родины. И в то же время, несмотря на широкую панораму жизни, нарисованную автором, в ней чего-то недостает. Она похожа на панораму города, где едва ли не все здания одной высоты, нет ни минарета мечети, ни колокольни, ни пожарной каланчи — почти ничего, что возвышалось бы над серыми, густо заселенными кварталами. Дело, очевидно, в том, что писатель, создавая свои «Зеркала», преследовал цели обличения пороков египетского общества. Конечно, не все египтяне причастны к той коррупции, бюрократизму, разложению, которые начали проявляться в египетской жизни к моменту выхода романа в свет. Как талантливый художник, он оказался в какой-то степени и провидцем. Пороки, обрисованные Нагибом Махфузом в его романе, с особой остротой стали заметны в последующие годы, когда в результате проводимой президентом А. Садатом политики «открытых дверей» в стране произошло оживление частного и иностранного капитала. «Жирными котами» прозвали египтяне нажившихся нечестным путем нуворишей, подчеркнув тем самым неприятие этой политики.

Еще в романе «Пансионат „Мирамар“» (1967) писатель создал образ врага египетской революции. Это бывший крупный землевладелец и королевский чиновник Талаба Марзук. Революция национализировала его собственность, и он превратился в противника нового строя. Марзук сожалеет, что США не установили мирового господства, когда монопольно владели атомной бомбой. Он мечтает, чтобы американцы правили Египтом через «умеренное» правительство.

Прочитав подобные мысли в романе Махфуза, египтянин невольно задумается над положением в своей стране, где в результате отказа от политики ориентации на социализм, проводившейся президентом Насером, а также капитулянтского курса президента Садата произошел надлом в психологии значительной части интеллигенции. Эти события не могут не вызвать тревожных размышлений у честных людей, на глазах которых совершается отход от моральных, политических, наконец, философских ценностей египетской революции.

Именно за эти ценности боролись лучшие представители египетской культуры. И среди них почетное место всегда принадлежало Нагибу Махфузу.