Махмуд Теймур — один из талантливейших египетских писателей старшего поколения. Родился он в 1894 году в семье Ахмеда Теймура-паши — аристократа по происхождению, вдумчивого и тонкого филолога по призванию. Любимым занятием Ахмеда Теймура было рыться в старинных фолиантах, и он сумел влюбить в книги своих сыновей — Мухаммеда, ставшего впоследствии известным драматургом, и Махмуда, прославившегося как выдающийся новеллист. Однако сыновья Ахмеда Теймура-паши обязаны ему не только тем, что он раскрыл перед ними прелесть общения с книгой. Большой знаток арабского фольклора, Теймур-паша приучил их не чуждаться простых людей, вслушиваться в народную речь, заимствовать от мудрости и фантазии народа то цветистое «словесное тканье», которое будит в каждом впечатлительном, восприимчивом слушателе, а особенно в душе ребенка, способность к сопереживанию, к сотворчеству.

Известный советский арабист академик И. Ю. Крачковский в своей работе «Над арабскими рукописями» описывает разговор с мальчиком — чистильщиком сапог, происшедший близ имения Ахмеда Теймура-паши, неподалеку от Каира. Хочется привести этот разговор полностью, ибо он с очевидностью выявляет истоки творчества Теймуров:

«Мальчуган с деловым видом осведомился о цели моего приезда и, услыхав имя Теймура-паши, как-то оживился.

— Знаю, знаю, он круглый год тут живет, все книги читает, а книги у него такие, что и в самом Каире нет; к нему даже шейхи из аль-Азхара приезжают. И детей его знаю: настоящие феллахи!

— Как так? — с изумлением спросил я.

— Ну, еще бы! Только приедут летом, — теперь они в городе учатся, — сейчас прибегут к моему деду, а он сторожем при деревенском «фурне», — знаешь, печи, где феллахи со всей деревни хлеб пекут, — и, если никого нет, все его сказки просят рассказывать. А когда женщины соберутся, тесто печь принесут, песни слушают, им нравится. Тихонько сидят; все к ним, как к своим детям, привыкли, свежей лепешкой угостят. А когда вечером паши мальчишки на гумне в мяч играть соберутся, они опять прибегут, с ними вместе носятся, кричат. Настоящие феллахи! — с какой-то гордостью безапелляционно закончил он»[1].

Именно реалистическое описание жизни египетских феллахов сразу же выдвинуло молодого Махмуда Теймура в первые ряды арабской литературы.

В двадцатых годах в литературе Египта складывалась школа современной реалистической новеллы. Представители этой школы, в основном молодые люди, получившие образование во Франции и Англии, были хорошо знакомы с произведениями западноевропейских и русских писателей и охотно усваивали положительный опыт зарубежных литератур, однако в своем творчестве они стремились использовать и традиции классической арабской литературы. Им был чужд пуризм литераторов-архаистов, главным образом из среды мусульманского духовенства, призывавших вернуться к прошлому, отказаться от достижений современной культуры.

Некоторое воздействие на развитие новеллы в Египте оказали писатели, эмигрировавшие из Сирии и Ливана и обосновавшиеся в Северной и Южной Америке. В 1939 году Махмуд Теймур писал: «Американская» школа, которую создали наши сирийские и ливанские братья в эмиграции, распространила свое влияние на египетскую литературу… Эта школа вышла за рамки традиции… она черпала вдохновение на Западе. Она создала новый стиль… свежая кровь потекла по жилам нашей консервативной литературы, в нее проникла новая жизнь. Писатели этой школы часто обращались к жанру рассказа, тогда как раньше этот жанр почти отсутствовал в нашей литературе»[2].

Среди молодых египетских новеллистов двадцатых годов видное место занимал Мухаммед Теймур. Характерно, что одному из сборников своих новелл он дал название «Что глаза видят». Это стремление отразить в своем творчестве «египетскую жизнь и египетскую душу», а также «создать оригинальную египетскую литературу», героями которой были бы египтяне со всеми их национальными чертами, повлияло на формирование писательского облика Махмуда Теймура, который считал себя продолжателем дела своего старшего брата, очень рано умершего.

Махмуд Теймур еще в детстве познакомился с западной литературой, прежде всего с французской. В начальный период творчества он находился под воздействием Мопассана, но постепенно в его произведениях все больше и больше ощущается влияние Чехова. Судя по автобиографии, Теймур был знаком не только с рассказами Чехова, но и с творчеством других русских писателей. «Русская новелла, — писал он, — отличается правдивостью и простотой; она как бы «фрагмент» души автора и его наблюдений, которые он излагает без усилий или искусственности. Когда читаешь одну из таких новелл, в ней не видно надуманного содержания с введением и заключением, а выступает только простая страница жизни; но за этой кажущейся простотой открываются страницы настоящей человеческой трагедии. Мы уверены, что сила рассказа основана не на событиях, внешне возбуждающих или впечатляющих, и не на вульгарных страстях, которые пытается взволновать слабый писатель, чтобы скрыть за этим свою слабость; настоящая сила рассказа основана на его прямоте и правдивости, на его выражении в высокой художественной форме»[3]. Из этого отрывка совершенно ясно, в каком направлении происходило воздействие русской литературы на творчество писателя. Еще более определенно Теймур высказался в этом смысле в статье, опубликованной в журнале «Современный Восток»: «Когда я начал знакомиться с мировой литературой и отбирать для чтения лучшие ее произведения, я узнал великого Чехова. Я полюбил его рассказы, которые стали для меня источником знаний и вдохновения. Впоследствии я приобщился ко всей западной литературе, но, как и прежде, оставался верным своей любви к этому гениальному новеллисту, благодаря которому я полюбил также Толстого, Тургенева, Достоевского, Горького и других великих писателей России. До сего дня я отдаю предпочтение высоко гуманной русской литературе, а Чехову отвожу особое место среди мастеров новеллы…

Я чувствую всем сердцем, что какие-то духовные нити связывают меня с литературой и искусством русских. Долго размышляя о причине этого, я понял: секрет заключается в том, что между русской и восточной душой имеется много общего, я бы сказал даже, что они одинаковы, как близнецы, ибо между ними есть большое сходство в средствах выражения, в чувствах, в эмоциях…»[4]

В начале двадцатых годов, когда появились первые рассказы Махмуда Теймура, в литературе Египта господствовал очерк. Новеллы Мухаммеда Теймура, братьев Убейд и Лашина также во многом напоминали очерк: в них отсутствовал глубокий психологический анализ, идея часто выражалась в публицистических отступлениях. Массовый читатель еще не был подготовлен к восприятию художественных особенностей нового жанра, и чтений коротких рассказов, как заметил однажды Теймур, долгое время считалось «забавой на досуге», а сами новеллы — «чем-то вроде анекдотов». Поэтому Махмуд Теймур в предисловиях к первым сборникам своих рассказов стремился популяризировать жанр новеллы, помочь читателю разобраться в ее идейном содержании, разъяснить, что рассказ создается не только для развлечения, хотя элемент развлекательности должен присутствовать в каждом рассказе.

Еще в ранний период творчества Теймур призывал писателей правдиво отображать жизнь. Он считал, что «чем ближе рассказ к жизни, тем сильнее его влияние, так как фантазия, воображение не могут дать человеку столько, сколько дают ему события повседневной жизни. Поэтому новеллист должен всегда ориентироваться на жизнь, на этот глубокий источник, полный прекрасного и отвратительного, сладкого и горького, справедливого и жестокого… Он должен почерпнуть из этого источника нужное ему и создать картину, в которой читатели увидели бы самих себя и поняли бы скрытый смысл событий»[5].

В рассказах «Шейх Сейид слабоумный», «Комедия смерти», «Сабиха», «Наджия» и других писатель проявляет глубокий интерес к судьбам своих современников — египетских крестьян, представителей мелкой и средней буржуазии. Для творчества Теймура характерна гуманистическая направленность. Он с сочувствием показывает полную лишений жизнь феллахов, с негодованием разоблачает притворную добродетельность шейхов, беспринципность и взяточничество чиновников, жестокость, стяжательство, карьеризм. Отрицательное отношение Теймура к буржуазной цивилизации особенно ярко проявилось в его городских рассказах, описывающих жизнь чиновников, торговцев и «золотой молодежи».

Автор критикует пороки общества иногда зло, саркастически, как, например, в «Комедии смерти», где напоказ выставлено бездушие слуг из богатого дома, которые на глазах умирающего товарища делят его наследство. Но чаще всего Теймур повествует о жизни с чуть грустной иронией («Шейх Джума», «Путешественник»).

Критический взгляд Махмуда Теймура проникает во многие уголки жизни. Однако, обличая пороки и недостатки общества, писатель оставляет в тени причины, порождающие нужду и невежество одних, праздность и никчемность других. Жизненные коллизии изображаются Теймуром, как правило, в морально-этическом плане.

В чем же Теймур видит выход из застойной, безрадостной жизни? На этот вопрос в творчестве писателя мы не находим ответа. В первом своем произведении «Шейх Джума» Махмуд Теймур с большой симпатией нарисовал портрет старого феллаха. По замыслу Теймура, шейх Джума является как бы воплощением «бессмертного народного духа», который не приемлет наносную западную цивилизацию и видит истинное счастье в патриархальной жизни на лоне природы. Шейх Джума не аскет, он не отказывается от жизненных благ, это «человек с широкими мечтами и необъятными надеждами», но все его надежды связаны с возвращением к прошлому, к жизни, где нет, по его выражению, «запутанной науки и нездоровой философии». Теймур любит шейха Джуму за его жизнерадостность, доброту, чистосердечие и непосредственность. Однако делать отсюда вывод о том, что в шейхе Джуме воплощен идеал Теймура, нет оснований, его образ нарисован с легким налетом печали и юмора; автор как бы сожалеет, что подобных шейху Джуме становится все меньше и меньше, и в то же время сознает, что шейх Джума, при всех его достоинствах, не может быть героем эпохи, когда городская цивилизация все больше и больше влияет на сельскую жизнь…

В ранних произведениях отношение автора к изображаемым персонажам активно: он любит, сочувствует, скорбит, ненавидит. Теймур склонен иронизировать даже над положительными персонажами, хотя ирония эта не может скрыть симпатии писателя к своему герою. В дальнейшем отношение автора к изображаемому становится все менее активным.

«Эпоха национального возрождения», как называют в Египте двадцатые годы XX века, окончилась с приходом к власти в 1930 году реакционного кабинета Сидки-паши. Диктатура Сидки-паши знаменовала собой отход крупной египетской буржуазии от принципов национально-освободительной борьбы. Это вызвало растерянность среди интеллигенции, в творчестве буржуазных писателей появляется неверие в возможность дальнейшего прогрессивного развития, пессимизм; модным становится принесенный с Запада лозунг «искусство для искусства». Элементы символизма проникают и в произведения тех писателей, которые начинали свой творческий путь как реалисты.

Поддался веянию времени и Махмуд Теймур. В этот период он нередко пишет далекие от жизни аллегорические произведения, действие которых происходит в Древнем Египте («Это случилось в давние времена», «Во мраке ночи» и др.). Здесь, видимо, в какой-то мере сказалось влияние вафдистов — крупнейшей буржуазной партии Египта двадцатых — тридцатых годов, стремившейся «египтизировать» культуру, в частности, литературу. Сторонники принципа «египтизации» пытались связать культуру современного Египта не столько с классической арабской культурой, сколько с культурой Древнего Египта.

В период второй мировой войны и в послевоенные годы многие египетские писатели старшего поколения эволюционировали вправо. Объясняется это, в частности, тем, что они так или иначе были связаны с правящими классами и хотя не всегда одобряли мероприятия реакционного правительства, однако не видели сил, которые могли бы противостоять реакции. Отсюда — стремление уйти от действительности, укрыться в «башне из слоновой кости», замкнуться в мирке интимных переживаний. Декадентские теории становились все более модными в среде буржуазных литераторов. Сильному воздействию этих теорий подвергалось и творчество Махмуда Теймура.

Эстетические позиции Теймура в сороковые — пятидесятые годы выглядят противоречивыми. Персонажи некоторых его произведений утрачивают реальность, типичность, становятся безликими; поступки героев не всегда логически обоснованы, психологически раскрыты. Эклектичность взглядов Теймура нашла отражение и в одном из крупных произведений этого периода — романе «Сальва в порывах ветра».

В сороковые годы Махмуд Теймур пишет символические произведения: «Дочь сатаны» (1944), «Клеопатра на базаре Хан-Халили» (1946). Однако в период увлечения декадансом и символикой Теймур создавал и реалистические вещи. Таков «Трамвай номер 2» (1944) — волнующий рассказ о жизни тружеников, где писатель показал изнуренного тяжкой работой, ожесточившегося, но в сущности доброго человека, мастерски раскрыл душевный мир простых людей.

Образование Республики в Египте (1952 г.) оказало огромное влияние на мировоззрение и творчество Махмуда Теймура. В свете прогрессивных преобразований в египетском обществе художник пытается заново осмыслить задачи литературы. Он освобождается от многих идей, сковывавших его творчество в сороковые годы. Если в 1947 году он заявлял, что «социальные доктрины и реформистские тенденции не должны оказывать влияния на творчество писателя», так как писатель в этом случае теряет необходимую ему свободу мышления, то в речи на третьем съезде арабских литераторов в 1957 году Теймур призывает собратьев по перу осознать себя активными участниками национально-освободительного движения.

Уже в первые месяцы существования Республики Теймур пишет рассказ «Демонстрация», в 1955 году — повесть «Революционеры», а в конце пятидесятых годов — повесть «Синие фонари», в которой затрагивает проблемы национально-освободительного движения. Обращение Махмуда Теймура — писателя со сложной творческой биографией — к социальной тематике является фактом, свидетельствующим о постепенном отказе Теймура от принципа невмешательства в жизнь.

Махмуд Теймур, бесспорно, оказал влияние на формирование жанра новеллы во многих арабских странах. Он основал школу реалистической арабской новеллы; эта школа, несмотря на то что глава ее не всегда придерживался намеченного им самим пути, продолжает развиваться в направлении реализма, впитывая в себя могучую животворящую силу — молодое поколение писателей-демократов. Когда Теймур начинал свою творческую деятельность, «арабская новелла делала первые неуверенные шаги. Теймур лелеял ее, как ребенка, и воспитал здоровой и крепкой». Такими словами один из арабских критиков охарактеризовал выдающуюся роль Махмуда Теймура в развитии современной арабской литературы.