Борис Маркович Раевский

Александр Львович Софьин

По следам М.Р.

ПО СЛЕДАМ М.Р.

Глава I

НАХОДКА АЛЕКСЕЯ БАШМАКОВА

Над ущельем пронесся глухой тяжелый рокот.

Небольшой отряд археологов, идущий по таежной дороге, остановился.

Лошади, груженные вьюками и ящиками, тревожно вскидывали головы. Люди настороженно повернулись в сторону непонятного шума. Все разговоры смолкли. Оба проводника-бурята, ехавшие в голове и в хвосте колонны, соскочили с коней и поспешили к начальнику экспедиции Башмакову. Буряты обменялись несколькими словами на своем языке, и затем старший из них, Дунгуз, негромко сказал:

— Так что плохо, товарищ. Обвал, однако, верст за семь отсюда…

— Ага, за семь, возле Старого Гольца, — подтвердил Орон. — Давай команду, товарищ, перекур делай. А мы с Дунгузом туда-сюда съездим…

Башмаков молча кивнул. Дунгуз и Орон сели на своих низкорослых лошадок и поскакали в ту сторону, где еще слышались последние глухие раскаты.

Вскоре все стихло. Археологи уселись на придорожные камни. Разговор не клеился. Никому не улыбалось застрять из-за обвала в этом пустынном ущелье, и именно теперь, когда первый цикл работ закончен и надо пользоваться хорошей погодой, чтобы начать вторую серию раскопок в новом районе.

Алексея Ивановича Башмакова больше всех огорчила эта непредвиденная остановка: на днях ему предстояло вылететь из Читы в Ленинград с отчетом о ходе работы, и вот, на тебе, сиди и жди…

Впрочем, ждать пришлось недолго. Вскоре послышался стук копыт, и из-за поворота показались Дунгуз и Орон.

— Так что нет дороги, товарищ, — доложил Дунгуз Башмакову. — За Красной Падью весь откос съехал. Пихту поломало, совсем как спички. Раз — и пополам! Ущелье завалило…

— Что же делать? — Башмаков говорил спокойно, стараясь не показать, как встревожила его эта весть. — Другой дороги ведь нет? — он раскрыл планшет с картой.

— По карте нет, товарищ, однако есть. Тропа есть, старая, уй, старая тропа! Дунгуз знает, мальчишкой ходил. Если не засыпало с тех годов… Поворачивай отряд, товарищ…

За два месяца работы Башмаков привык доверять Дунгузу и Орону и теперь, не колеблясь, последовал совету проводников.

Башмаков шагал в середине колонны, присматривая за вьюками. Тропа петляла меж валунов; густой багульник, сползавший с откосов, то и дело выбегал на дорогу; тяжелые лапы елей нависали над путниками.

Небо заметно потемнело. Налетел ветер, нагнал тучи; рваные края их постепенно слились, образуя огромное лиловато-бурое пятно. Оно, как гигантская губка, впитывало сияние ясного дня.

Надвигалась гроза, беспощадная даурская гроза.

Из головы колонны послышался гортанный крик Дунгуза:

— Эй, так что шибче ходи, товарищ! Совсем скоро к пещерам выйдем!

Дунгуз подождал Башмакова и молча повел его вперед, к небольшой пади, рассекающей надвое ровный склон хребта. Левая сторона пади оказалась безлесной: в обнаженной серо-бурой скале отчетливо зияли черные отверстия.

Возле одной из пещер выступ скалы образовал небольшой навес над ровной гранитной площадкой; там разместили лошадей, сняв с них тяжелые вьюки. Едва успели внести в пещеру ящики и мешки, как небо, уже сплошь затянутое темно-лиловой непомерно разросшейся тучей, раскололось от ослепительной молнии. Хлынул затяжной забайкальский ливень, и теперь оставалось только терпеливо пережидать его.

Кто-то из археологов успел до начала ливня втащить под каменный свод охапку сушняка, и вот уже запылал костер, повис на треноге ведерный чайник с помятыми боками. И хотя свет походных фонарей и огонь разгоравшегося костра выхватывали из тьмы лишь небольшую часть пещеры, а в глубине ее оставалась густая, плотная мгла, археологи, привыкшие к скитаниям, чувствовали себя уютно и спокойно.

Вскоре из широкого, как пароходная труба, обрубленного наискось носа чайника ударила струя пара. Из рюкзаков достали полулитровые кружки, банки со сгущенным молоком, галеты.

Борис Соснин — высокий, молодой, с иссиня-черной густой шевелюрой — подмигнул приятелям:

— А знаете, друзья, по чьей вине попали мы в эту историю? Всё Алексей виноват.

— То есть как?

— Очень просто! Сибирский бог решил тебя перед отъездом в буревой купели окрестить!

— Меня крестить нечего, — отшутился Башмаков. — А вот тебя, новичка, не мешает. Помните, братцы-землекопы, когда мы из Читы выходили, Борис даже с лошадьми на «вы» разговаривал, каждой горе в ноги кланялся!

— Послушный был, — подал голос кто-то из темноты. — Поверил, что у Каурого одышка и его надо развьючить, а вьюк нести самому. Каурый, по-моему, очень удивлялся: никогда он такого чудака не видел, чтобы лошадиную кладь по доброй воле на перевал тянул.

Громкий хохот раскатился по пещере.

— Да, к Даурии привыкнуть надо, — задумчиво сказал Алексей Иванович. — И к горам, и к ливням, и к тому, что мы так запросто сидим в самой настоящей таинственной пещере. Вот мой Генька позавидует, когда расскажу…

— Для пущей убедительности снимочек сделай, — посоветовал Борис. — Пещера Али-Бабы или пристанище благородных разбойников. Освещения добавить? — он бросил в костер несколько сухих веток.

Алексей Иванович, вынув из мешка футляр с «Зорким», отошел вглубь пещеры, чтобы вместить в кадр и костер, и окруживших его археологов, и мрачные стены с укрепленными в расщелинах фонарями. Он припал на колено, но тут же вскочил:

— Что за черт!? — и, подняв что-то с земли, подошел ближе к свету.

Теперь все увидели, что в руках у него — полоска металла. Она давно уже заржавела, но все-таки можно было разобрать, что одна сторона ее когда-то была заточена, а в отверстии на конце болтается ржавое звено от цепи.

— Не пойму… — пробормотал Алексей Иванович, всматриваясь в находку. — Что это?

— Эх ты, а еще опытный археолог! Простейшего памятника материальной культуры опознать не можешь, — насмешливо процедил Борис. — Видимо, твое развитие остановилось на каменном веке, а обыкновенные вещи современной эпохи тебе неведомы. Это же нож!

— Пожалуй, действительно нож. Только, по-моему, он не очень уж обыкновенный. Я видел такие в Чите, в музее. Каторжане из кандалов мастерили: разбивали кандалы камнями, разгибали и оттачивали. Но как он сюда попал? — Башмаков оглянулся. — Место уж больно глухое…

— Видно, не такое глухое, как кажется, — сказал Борис, отбросив свой обычный насмешливый тон. — Вот и Дунгуз здесь ходил когда-то. А ну пошарим, авось еще что-нибудь отыщется…

Свет фонарей стал продвигаться вглубь пещеры. Метр за метром осматривали археологи неровные стены, каменный пол, направляя слабые, дрожащие струйки света в каждую выбоину, в каждую расщелину, на каждый уступ. Время от времени слышались восклицания:

— Глядите-ка, здесь костер жгли… Углей-то!

Да, этим углям лет сто, не больше.

— Кружка! Аж позеленела вся…

— А тут что?!

В дальнем углу пещеры лежала груда ветхой, полуразвалившейся одежды. Кто-то нагнулся к ней, коротко вскрикнул, и сразу все смолкли. В наступившей тишине слышнее стал треск костра и шум дождя. Археологи, словно по команде, обнажили головы.

Первым нарушил молчание Дунгуз:

— Русский человек, не бурят. Так что наши таких сапог не носили, нет…

Остатки грубых башмаков из толстой, плохо обработанной кожи с большими медными застежками бросались в глаза среди истлевшей одежды.

Археологи нагнулись над погибшим. Кто он? Какая судьба забросила его в пещеру? И почему он погиб?

Отойдя в сторону, Алексей Иванович заметил: из-под большого, плоского камня торчит уголок какой-то вещи.