Народ медленно, но уверенно вытесняли с площади.

Страсти накалялись. Метрах в тридцати от себя Василий увидел, как вышедшая “свиньей” из цепи молодых солдат группа офицеров начала бить дубинками Алксниса. (В этот день Алкснису пробили голову и сломали ключицу)

Люди закричали, ринулись вперед, на некоторое время смяли первые ряды, но на них обрушился град дубинок с других рядов, упали сразу две женщины, они оказались в гуще наступающих военных и кричали, поднимаясь и выходя из толпы.

Василий оказался перед лужей, в метре от остановившейся цепи щитов.

- Чем-то надо помочь Алкснису, - думал он, и действия его опережали мысли.

Увидев, как один из солдат начал размахивать дубинкой выше щитов, он метнулся к нему через лужу, одним махом двумя руками поймал дубинку и

изо всех сил дернул за нее в надежде вырвать.

Однако дубинка крепко была обмотана шнурком за руку солдата. Солдат, выдернутый из цепи, вместе с дубинкой плюхнулся в лужу. А Василий, в свою очередь, не зная, что ему делать самому, тащил его к себе по луже. Из цепи опешивших солдат к нему пробирались офицеры.

Он хотел уже оставить того солдатика, но подоспевшие сбоку военные ударили ему по ногам, он упал на бок, прикрывая голову руками.

Его “прогнали” несколькими ударами, потом схватили за руки и подняли.

Первая мысль:

- Сейчас будет “добавка”! Но его просто вели, не трогая. И тут он увидел, что на них направлен луч света от телекамеры.

- Значит, глаза прессы освободили его от “дополнительной пайки”,-подумал он опять. Офицеры несколько раз пытались через толпу достать до камеры дубинками, но репортеры, надо думать, уже знавшие такие ситуации, ловко уходили, и удары дубинок приходились на какую-то удачную добавку впереди объектива телекамеры.

Тем не менее, военные, попавшие в луч света от телекамер, резко меняли свою тактику действий. Его вывели в сторону большого кинотеатра, завели за цепи и неожиданно для него самого - отпустили.

Он вышел на возвышенное место перед входом в кинотеатр (что-то типа летнего фойе с колоннами), здесь несколько зевак наблюдали побоище. Уже достаточно стемнело, но фонари освещали происходящее. Молодая мать, пришедшая на площадь с ребенком в коляске, видимо никогда не думала о том, что может случиться.

Но там шла уже настоящая бойня, а она оказалась метрах в пяти от своего ребенка в коляске. Рванувшись на демонстрантов, отряд военных сзади не мог видеть впереди коляску и давил на передних.

Падая через коляску с ребенком, передние не могли, конечно, остановить, давивших на них, задних.

Женщина, оторванная от коляски толпой, дико кричала, рвалась пробраться между ними.

Военные, приняв ее за ярую демонстрантку, что есть мочи, лупили дубинками, женщина падала, но через минуту вскакивала и с остервенением и визгом кидалась снова на них, ее опять сбивали с ног.

Лучи света от телекамер, репортеры которых примостились на фонарях и деревьях или были в толпе, высоко держа свои камеры на различных технических устройствах, устремились в одно место и несколько гражданских одновременно с женщиной добрались до коляски.

С высоты хорошо было видно, как войска умело проводили маневры, то, заменяя целые подразделения, то бросая в бой на отдельные участки новые силы.

Народ оттеснили уже далеко. Прямо посреди проспекта, из приехавшей черной “Волги” вышли гражданские, руководя всем происходящим.

Василий спустился по ступенькам, подошел к оцеплениям.

Женщины совестили военных.

Они стояли, как мумии, в полной экипировке, равнодушно пропуская мимо ушей все разговоры.

В унисон женщинам он тоже высказал свои мысли вслух, глядя на пожилого грузного человека в погонах рядового:

- Интересно, в каком офицерском звании этот молодой боец? “Боец” эту реплику сразу услышал, внимательно посмотрел на него и кивком головы указал, чтобы тот отошел.

Собственно, Василий задерживаться и не собирался. По параллельной улице он шел опять туда, куда оттеснили людей, вступивших в неравное противостояние с отмобилизованными, обученными и до зубов экипированными спецотрядами. Вскоре он опять оказался у своих.

Демонстранты натащили всякой всячины и сделали через улицу баррикады. Но этой “всячины” было немного, а подоспевшие войска вывели молодых бойцов, которые быстро разбирали эти баррикады. Колонны демонстрантов были разделены на отдельные группы и вытеснены в различные переулки. Тут на проспекте осталась, как максимум, десятая часть демонстрантов.

Люди стояли и молча смотрели через головы военных, как там, в квартале от них подразделения ОМОНа таранили большую часть народа, вклиниваясь и разбивая её на мелкие группы

Закрытые плотными рядами высоких щитов, они издали напоминали какие-то мифические машины, врезавшиеся в толпу людей, разрезая ее на части и тесня в нужные направления.

Здесь также людей продолжали теснить: через разобранные проходы в баррикадах войска шли к рядам демонстрантов.

Те, упираясь в щиты, несколько минут удерживали натиск, затем в одном из мест военные расталкивали их, метров десять-двадцать двигали всех противостоящих, затем проводили передислокацию и, отдохнув, снова всех теснили.

Василий уже перестал сдерживать напирающие щиты, так как понял, что силы не равны и занятие это пользы не приносит, когда увидел Славика, того, что приехал к ним недавно с Волги.

Он также был в числе противостоящих. Василь подошел к нему. С ним еще было человека четыре, как он сказал, те, что с ним приехали и которых, он пошел вчера встречать.

Офицеры поняли, что эта часть людей, уже, “выдохлась” и стала вполне управляемая. Поэтому они выбрали тактику спокойного оттеснения всех по проспекту с интервалами, для передышки и перегруппировки, тем более что было много телекамер различных агентств, снимавших это.

Военные старались, чтобы в съемках они выглядели благочестивыми блюстителями порядка, а если и применяли дубинки, то били незаметно по ногам, как бы нечаянно.

Как Василий понял, среди митингующих были тоже их люди. Так, один пожилой мужчина в очках ходил и присматривался, а затем вмешивался со своими особыми мнениями, обрывая женщин, которые особенно яростно стыдили офицеров.

Когда Василий вступился за женщин, он начал кричать на него, что мол, это провокатор, который стравливает народ с военными.

Василий тогда предложил ему отойти и разобраться, кто из них провокатор. Но он быстро ушел под защиту офицера, а офицер стал возмущаться Васиным поведением.

Народ продолжал время от времени сдерживать наступавших, затем, под натиском, люди отступали, и некоторое время все шли назад, при этом громко скандируя что-то типа:

“Ельцин - вор! Ельцин - вор! Суд ему и приговор!!!” или “Да здравствует власть Совета народных депутатов! Ура!” и т.д.

Наступавшим, конечно, было не до их скандирования. Они молча, с равнодушием, стояли, глядя, как те, повернувшись, отходили от них на несколько шагов по проспекту, скандируя свои сочиненные здесь же лозунги.

Правда, когда демонстранты громко скандировали Васину цитату: - Ачалов! Министр обороны! - они как-то поеживались, видимо задумываясь над неизвестностью исхода событий. Люди уже не пытались сдерживать напирающую стену щитов.

И тут даже в это трагическое для народа время (может и кощунственно про это вспоминать) сложился островок комической ситуации: Народ как бы перестроился в праздничную демонстрацию, скандируя лозунги.

Василий и несколько человек наиболее активных демонстрантов смогли регулировать это движение, останавливая колонну при остановке военных, которые постоянно перегруппировывались.

Вся эта колонна, казалось, удвоилась замыкавшими их военными и Василий, обращаясь ко всем, громко выкрикивал:

- Граждане, обратите внимание: к нашей демонстрации присоединился отряд милиции особого назначения! Люди смеялись.