Морис Делез

Клинки Лемурии

(Кулл)

Часть первая КРОВАВЫЙ ДУУР-ЖАД

Глава первая ПСЫ

Погоня упорно наступала беглецам на пятки. Иногда пиратам улыбалась удача: ветер, сменив направление, становился попутным, и сердца людей наполнялись новой надеждой. Гребцы вытягивали из воды тяжелые весла и, падая от усталости, забывались благостным сном, который дарил телам столь долгожданный отдых. Паруса раздувались, и корабль срывался с места, яростно рассекая упругую плоть океана. Кормчий уверенной рукой направлял судно к следующему порту, но и здесь их обычно ждало жестокое разочарование: судно отказывались принять. Это, правда, было меньшим из зол.

Гораздо хуже приходилось, когда, завидев пиратский галеон, от пристани отчаливали тяжелые галеры береговой охраны и устремлялись к жертве. Отчаянные рубаки спешно рассаживались по скамьям и, проклиная капитана, море и валузийских (грондарских, фарсунских, верулийских) ублюдков, не дававших им покоя, налегали на весла.

Если бы не быстроходность судна и отчаянное желание команды жить, они давно уже попались бы в одну из приготовленных на всем побережье ловушек. Однако жажда свободы оказалась сильнее ненависти преследователей, и раз за разом беглецам удавалось ускользать буквально из-под носа охотников.

Лишь один раз пираты сумели оторваться от преследователей настолько, что паруса перестали маячить на горизонте за кормой. Они даже набрали воды и запаслись дичью, пристав к лесистому берегу в устье безымянной речушки. Если бы не эта остановка, они давно уже обессилели бы настолько, что им оставалось бы надеяться лишь на благоволение Морского Отца, который вдруг перестал посылать им попутный ветер.

Однако и остановка обошлась им дорого: потерявшая было след эскадра вновь повисла на хвосте у пиратов. Отдохнувшие головорезы рьяно взялись за весла, но, после того как в трех последних портах нарвались на излишне горячий прием, а из четвертого едва сумели вырваться, буквально проскочив между бортами двух огромных галеонов, капитан понял, что на этот раз им не позволят уйти.

Всю оставшуюся часть дня длилась сумасшедшая гонка. Стиснув зубы, гребцы сосредоточенно работали веслами, все дальше уходя вдоль поросшего лесом берега, давно оставив позади Западное море и миновав острова, где обитали дикие племена. Команда поняла нехитрую задумку главаря: не останавливаясь даже для того, чтобы пополнить припасы, как можно быстрее пройти самое опасное место — Сторожевой мыс, вырваться в Ласковое море, прокрасться вдоль западного побережья Верулии и уйти дальше, на юг, в Мутное море, где за пустыней Смерти, в Каа-у, у капитана оставалось немало друзей.

Однако едва ночь накрыла Ласковое море бархатным пологом и легкий бриз потянул с берега, капитан приказал выйти в открытое море. На что он надеялся? Этого никто не знал, но спрашивать не решался. Да и не все ли равно? Все понимали, что их ждет, попади они в руки валузийцев. Смерть от жажды или голода, равно как и вероятность пойти ко дну, наглотавшись морской воды, пугала их гораздо меньше.

Но от воды или топора палача — смерть все равно оставалась смертью, и когда первая радость по поводу затерявшейся таки где-то позади погони улеглась, а запасы воды и провизии начали подходить к концу, команда зароптала. Неизвестно, чем бы все кончилось, не прозвучи вовремя отчаянный возглас впередсмотрящего: «Земля!» — который заставил пиратов мгновенно позабыть о зарождавшейся ссоре.

Сами, без понуканий, люди бросились к веслам, а те, кому не нашлось места на гребной палубе, столпились на носу. Лихорадочно облизывая пересохшие губы, они судорожно сжимали кулаки, в то время как взгляды жадно метались по крохотному, медленно увеличивавшемуся в размерах клочку суши, пока еще покрытому туманной дымкой, сквозь которую вскоре проступили горы с лесистыми склонами.

Много лет прошло с тех пор. Само имя Рилло давно стало легендой. Однако основанный им портовый город никому не отказывал в приюте, и уже то, что он существовал, подтверждало простую мысль: как бы глубоко в прошлое ни уходила корнями история о бравом корсаре, открывшем этот архипелаг, правдивость ее отрицать не приходится.

Полдюжины островов, и совсем маленьких, и таких огромных, как тот, на котором расположился Дуур-Жад, столица Кровавого Братства, всегда принадлежали пиратам, и каждый мог найти здесь стоянку по своему вкусу, либо встав на рейде в глубине архипелага, либо обосновавшись в одной из небольших бухт, которыми изобиловали острова. Большинство же предпочитало располагаться в обширной гавани Дуур-Жада, где спокойно размещались до полусотни валузийских галеонов.

По странной прихоти судьбы, оставаясь оплотом головорезов всего мира, Дуур-Жад слыл самым безопасным городом Турии. Входя в него, всякий брал на себя обязательство забыть о вражде и ненависти, если, конечно, не искал крупных неприятностей. Нарушение неписаного закона ставило человека вне сообщества морских разбойников, и тогда судьба его становилась незавидной. Пираты твердо соблюдали ими же установленные правила и преследовали нарушителей всегда и везде.

Если же кому-то удавалось избежать мести своих товарищей, то за него брались военные моряки прибрежных государств, что оказывалось ничуть не лучше. Именно поэтому никто не дерзал нарушать уклад жизни, установленный в Дуур-Жаде, и в тавернах города можно было видеть воистину удивительные сцены, когда те, кто был заклятыми врагами вне уютной гавани, спокойно попивали вино за мирно текущей беседой. Стоит ли удивляться, что сюда тянулись все, кто не мог найти пристанище на побережье.

Однако, какими бы крепкими ни казались законы, удерживавшие в узде крутой нрав многочисленных искателей приключений, размолвки неизбежно случались. Тогда враждующим сторонам оставалось только одно — искать удовлетворения в личном поединке, но не на улицах города, на которых категорически запрещалось любое кровопролитие, а в специально отведенном для этого месте.

Таким местом на Дуур-Жаде была Арена. Это ристалище находилось в жерле потухшего вулкана, на каменных склонах которого, в мягком камне высившихся вокруг скал, были вырублены сиденья амфитеатра, созданного самой природой, словно позаботившейся в своей безграничной прозорливости даже о возможности сведения личных счетов. И все же такие поединки оставались редкостью, а когда они все-таки происходили, поглядеть на них стекались все горожане.

За пролетевшие со дня основания века город не слишком вырос, хотя и маленьким его назвать было тоже нельзя. Численность населения постоянно менялась, но его мощенные булыжником улочки никогда не пустели. Постоянно в Дуур-Жаде жили в основном рыбаки, содержатели бессчетного количества таверн, многочисленные жрицы любви да рабочие порта — словом, те, кто обеспечивал сытую и беззаботную жизнь морским волкам, которые желали подлатать свою посудину, а заодно спустить часть добычи, не утруждая себя плаванием к материковым портам, где неизбежно возникали всевозможные трудности. А здесь, на Дуур-Жаде, постоянно ошивалась настоящая армия перекупщиков, которые не решались сами заниматься разбоем, но не прочь были погреть свои грязные лапы, присваивая часть добычи как плату за посреднические услуги. Перекупщиков не любили ни честные купцы, ни пираты, но первые ничего не могли поделать, а вторым просто некуда было деваться.

— Ты почему не на берегу? — Кулл вопросительно посмотрел на Зонгу, пятнадцатилетнего фарсунийца, взятого юнгой на «Богиню Морей» месяцев восемь назад.