Когда разговор «ни о чем» плавно сошел на нет и возникла пауза, она решилась.

- Марк, на тебя порой наплывает такое отрешенное настроение – ты о чем-то вспоминаешь? О чем-то конкретном? – Ника смотрела в его глаза и видела, что как только вопрос сорвался с губ, он понял. Понял, о чем она.

Его щека дернулась, рука нервно отставила чашку с остывающим травяным чаем, так резко, что напиток пролился на столешницу.

Марк смотрел на Нику из-подо лба и не торопился отвечать. Когда молчание стало неприличным, а девушка не надеялась услышать от него вразумительного ответа и уже вовсю жалела о том, что подняла довольно болезненную тему, он заговорил.

Голос его стал хриплым, Марк отвел глаза в сторону:

- Да, это воспоминания, всплывающие в неподходящий момент. Самые неприятные, иногда болезненные. Не думал, что это так заметно.

- В такие моменты ты становишься другим, - тихо сказала Ника.

Его откровение ошеломило ее. Она не была готова к ответу. Не знала, что делать с этим знанием. Не могла ни посоветовать, ни пожалеть, ни утешить. Такие, как сидящий перед ней офицер, не приемлют ни одного из перечисленных вариантов. Поэтому Ника просто кивнула не впопад и в который раз прикусила язык – какого черта вообще заговорила об этом?

- Только не говори, что у меня удлиняются резцы или зрачки сужаются до бумажного сгиба.

Марк вытер пролитый чай и криво улыбнулся. Ника же взяла военного за руку и покаялась:

- Прости. Мы ведь только знакомимся – я о тебе информацию собираю по крупицам.

На том и оставили тему, решив на будущее ее не касаться.

Время летело. Осень сдавала позиции зиме – наступили морозы.

Проснувшись однажды рано утром и мельком глянув в окно, Ника ахнула – кругом белым-бело! Сколько же она не видела снега? Год или два? Почему-то он не сыпал в ее регионе. Бывшем регионе.

Прилипнув носом к кухонному окну, она с восторгом разглядывала покрытые снегом ветки деревьев, лавочки, усланную землю, и сердце билось от счастья как у маленькой.

Глядя на природную девственную красоту, думалось о хорошем. Мечталось о светлом будущем, непременно радужном.

Марк, уже минуть пять как наблюдавший за девушкой, не мог оторвать взгляда. Какой же юной она оказалась! Совсем еще малышкой. Маленькая, худенькая, хрупкая, ей бы самой еще предаваться детским увлечениям – на санках кататься к примеру. Вон, как смотрит в окошко – затаив дыхание, а сама разрумянилась, улыбается первому снегу, или чему другому - неведомому.

Но уже исчезла из глаз детская наивность. Пропала из черт беззаботность. На лице девушки, которой еще полгода ждать двадцатипятилетия, не осталось ничего непосредственно-юного. На нем отразилась горечь войны и боль от многочисленных потерь. Она была молодой и невероятно красивой, но порой от ее взгляда оторопь брала и бежали по коже мурашки. Марк в такие минуты мрачнел. Он ненавидел чертов раздор в стране, ненавидел разжиревших в чиновьих креслах мразей, что эту войну развязали, и ненавидел себя. Потому что он не был пай-мальчиком. И руки его были в крови не по локоть, а по самые предплечья. Да и как знать – быть может, именно он убил ее мужа.

Стоило вспомнить о муженьке, как Марк практически впадал в ярость. Что там за борец выискался? Будь Марк на его месте, схватил бы жену с дочкой и не задумываясь, перевез бы в столицу. Или за рубеж. Но не бросил бы на произвол судьбы там – в осаде, а теперь еще и загибающемся краю. Где это видано – оставлять молодую жену с грудником на руках и со спокойной душой отправляться биться? Такие мысли заставляли Марка сжимать руки в кулаки, потому что ладони чесались. Хотелось громко ругаться и крушить все подряд.

Ника обернулась и встретилась глазами с хмурым взглядом Марка. Впрочем, он смотрел сквозь нее, а когда сфокусировал зрение, то улыбнулся краешком губ. Ника уже давно приметила, что на улыбки военный скуп. Как известно, кто в армии служил, тот в цирке не смеется.

- Доброе утро, лисичка, - приветствовал Марк.

Девушка в ответ кивнула и откликнулась:

- Доброе.

- Вижу, кто-то соскучился по зиме? – Марк сунул руки в карманы брюк и небрежно прислонился к дверному косяку.

- У нас в городе осадков кроме дождя не было уже давным-давно. Вера будет в шоке, - Ника плотнее запахнула халат, включила кофе-машину и принялась собирать на стол.

Мелкая была в восторге. Она, как недавно мать, прилипла к окну и надышала на нем так, что застило обзор.

- Мама, можно скорей на улицу? – С круглыми от счастья глазами, через каждую минуту спрашивала Вера.

Каша была недоедена, чай недопит, ребенок ерзал и нетерпеливо вздыхал, а Марк ловил себя на мысли, что так хорошо и спокойно ему никогда прежде не было.

- Ну, пойдем, же! – поторопила Вера и, спрыгнув со стула, убежала утепляться.

- Когда бы еще так в сад хотела? Обычно сто лет копошится и возится, - усмехнулась вслед дочке Ника. – Ты на работу? – Обратилась уже к Марку.

Военный помедлил с ответом, а потом отрицательно мотнул головой.

- А куда тогда? – растерялась Ника.

Расспрашивать его было неловко – подумает еще, что лезет куда не надо. Но, Марк спокойно пил кофе и о назойливости не помышлял.

- Пройдусь с вами, если ты не против, - стукнув по столу пальцами, он посмотрел на Нику.

- Конечно не против, - удивилась она.

А сама подумала, что назад они вместе пойдут. И говорить о чем-то придется. Это показалось неловким. За время, прожитое вместе, она так и не научилась вести себя с ним, и попеременно то краснела, то бледнела, даже злилась ной раз. В довесок не так часто им выпадало бывать наедине. Многократно они проводили время врозь – он на работе днем, вечером в кабинете, а она в домашних делах да на прогулках. На общей территории, где пересекались чаще обычного – в кухне, зале, часто подле крутилась Вера.

Ночами же было не до разговоров. Каждая близость их была пылкой, пьянящей, и все же - разной. Иногда жадной, иногда медлительной и тягучей как патока… Словом такой, что ночи каждый ждал с нетерпением. Когда там болтать.

Шли пешком. Вера умоляла о прогулке – ведь не далеко же! По пути она крутила головой, ловила ртом срывающиеся снежинки, за что Ника ее строго одергивала и говорила, что будет болеть горло. Впрочем, когда дошли до сада, оказалось, что варежки малышки насквозь мокрые, щеки красные, а глаза счастливые. Ника вздохнула и достала из сумки запасной комплект – розовенькие перчатки. Сдав дочь на попечение воспитателя, Ника медленно пошла к выходу. Там, за оградой ее ждал самый странный из всех мужчин.

Он прохаживался вдоль забора и курил. Увидел Нику и запульнул окурок подальше. Когда Ника приблизилась, Марк по-джентельменски предложил руку, и они двинулись.

Снег поскрипывал под ногами и даже этот звук показался Нике неловким. А потом она вдруг подумала – какого черта? Чего она боится – того, что за ненужные вопросы он выгонит их на улицу как котят? Что отправит обратно в разрушенный город? Ересь. Марк был каким угодно, но не малодушным. И он не раздражался по пустякам. И еще ни разу не был с ней жесток.

- Марк, - обратилась Ника и крепче сжала его руку.

Он повернулся к ней с усмешкой на устах.

Он знал, что не утерплю – подумала Ника. Знал, что начну приставать и толкать на искренность. И она не стала его разочаровывать:

- Вот ты улыбаешься, а я все равно спрошу. Как ты разглядел меня тогда? Темно же было. Как вообще решился затащить в постель девицу с улицы? Это до сих пор не укладывается в голове.

- Лисичка, ты удивишься, но в тот вечер я увидел тебя отнюдь не впервые.

- Вот это сюрприз. Когда же тогда? – Ника замедлила шаги и пытливо заглянула в лицо Марка.

- Когда ты развозила харчи. То там мелькнешь, то тут. Это было любопытно – ты словно дразнила меня. Однажды я увидел, как ты выгружаешь коробки из-под сидений. Еще лето стояло. На тебе была интересная юбочка и когда ты нагнулась…