А на следующий день произошло то, чего я совершенно не ожидал. По случаю субботы я приказал растопить баньку, что мы поставили с Мишкой этой весной прямо посередь границы наших участков. И вечером, когда до нас донесся гудок с Путиловского, я в одиночку проследовал в парилку, где как следует и пропарился свежим березовым веником. Мишка как всегда разъезжал по Империи и потому я вздрогнул от неожиданности, когда дверь из предбанника начала вдруг со скрипом, медленно и словно застенчиво открываться. А когда я сквозь клубы пара увидел силуэт обнаженной женской фигуры прикрывающую интересное место жестяным тазиком, а высокие груди рукою, едва не выматерился. Это была Марина. Даже при плохом освещении, что давала керосинка, было видно, как она боится и волнуется. А ее щеки налились таким сочным румянцем, что впору художникам-импрессионистам макать кисти в эту яркую краску и писать свои знаменитые холсты.

   Так у нас все и произошло. Я, не стал ее гнать и стыдить, а позволил ситуации развиваться по написанному сценарию. Она была действительно неопытна в этих делах и для своих двадцати двух лет я был у нее первый. И по запаху исходящих от ее губ я понял, что она выпила пару бокалов красного прежде чем решиться зайти ко мне. А чуть позже я узнал, что катализатором этой ситуации стала моя экономка Зинаида. После вчерашнего инцидента, она взяла почти пропавшее дело в свои руки и едва ли не насильно втолкнула Марину ко мне в парилку. Что ж, Зинаида баба конкретная, мыслит сугубо практически. После того, как я узнал об этом, было уже поздно что-то с ней делать. Время уже ушло, да и вряд ли получилось ее усовестить. Она ж и вправду считала, что помогает нам обоим.

   Через неделю как по заказу приехал Мальцев старший с сыновьями. Заявился без приглашения, и пока меня не было дома, серьезно переговорил с дочерью. И то, что он от нее услышал, ему весьма понравилось. Во время нашей горячей встречи он весь так и светился, лыбился в густую бороду как счастливый и обожравшийся мышами кот. Ему едва хватило терпения познакомить меня со своими старшими сыновьями Саввой и Дмитрием. Сыновья его были приблизительно одного возраста со мной, так что никакого особого пиетета с их стороны к моей особе я не почувствовал. Общались мы как купец с купцами. И вот когда я остался с Мальцевым старшим один на один, тот взял меня за локоток, приблизился ко мне почти вплотную, да и спросил так проникновенно, хитро заглядывая в глаза:

   - Ну-с, зятек, когда свадебку играть будем?

   Честно, за те два года, что я провел здесь, мне порядком надоела моя холостяцкая жизнь. В той прошлой жизни я был женат, у меня были две очаровательные дочки и, черт возьми, мне та жизнь нравилась. И я до сих пор не понимаю тех людей, которые бегают от обручального кольца, а заводят лишь временных любовниц. По мне, так надежный тыл в лице любящей супруги и пары карапузов был намного лучше моего нынешнего положения. И я был не прочь перейти еще раз на ту сторону. Марина мне нравилась, она была красива и умна. С феминистическими наклонностями, правда, но это мне не казалось сильным недостатком. Уж я-то повидал различных дам в эпохе будущего, и тамошние особы могли дать Марине сто очков вперед в качестве форы. Так что на их фоне моя юная суфражистка смотрелась откровенно бледно. Я ей тоже, похоже, нравился, по крайней мере, откровенного отталкивая с ее стороны я не замечал.

   - Свадьба - дело хорошее, - ответил я с хитрым прищуром. - А приданого сколько дашь?

   - Тридцать тыщ! Как и обещал.

   Я недовольно покачал головой. Мало! Старший Мальцев просто горел желанием выдать свою дочь за меня замуж и потому мог с легкостью заплатить и сто тысяч. Марина мне кое-что рассказала о его доходах и накопленном богатсве. Поэтому, аккуратно освободив свой локоть от захвата, я возразил:

   - Степан Ильич, тридцать тысяч это хорошее приданое. Но, маловато будет.

   Он хмыкнул.

   - Надо же, какие мы разборчивые, - съязвил он. - А ты попробуй, найди еще такую же невесту с таким приданым. Пошукай, может и найдешь. А найдешь, так на ней и женись.

   Я ему в ответ его тоном:

   - А ты, Степан Ильич, попробуй найти такого же жениха как я. Найдешь - смело выдавай Марину за него.

   Мальцев недовольно пожевал челюстями:

   - И сколько же ты хочешь, стервец?

   Я закатил глаза, вспоминая:

   - Помнится, по прошлой осени ты мне предлагал приданого тридцать тысяч. А в тот момент мы были практически незнакомы. То есть ты свою дочу хотел выдать замуж первому встречному и дать ему богатое приданое. Так?

   - Ну? - непонятливо нахмурился Мальцев. - К чему ты клонишь?

   - А вот к чему.... Потом ты узнал, кто я такой, узнал мое состояние. Я сам человек не бедный и Марина со мной будет как за каменной стеной. Поэтому, Степан Ильич, извини, но давай с тобой договоримся на сто тысяч, не меньше!

   Мальцев нахмурил брови, поиграл недовольно желваками на скулах, отчего его борода заходила неспокойными волнами.

   - Ты что, Иваныч, с ума сошел? Это ж какие деньжищи! Да где ты такие приданые за невесту видывал? Да и нету у меня таких денег. Тридцать тыщ, Иваныч, и не копейкой больше. Больше дать я не могу.

   Я флегматично пожал плечами:

   - Как хочешь. Я могу подождать, - ответил я и сделал шаг в сторону, намереваясь уйти. Мальцева же моя выходка возмутила.

   - Ты мне дочь испортил. Тридцать тысяч это при всем моем, тьфу, к тебе уважении. Да ты ее, после того что сделал, и без приданого взять обязан!

   Я нагло развел руками:

   - А это как посмотреть, Степан Ильич. А может не было у нас ничего, кто докажет?

   - Ах, ты ж, паскудник.... - захлебнулся от возмущения Мальцев. Такой наглой лжи он от меня не ожидал. Как он разозлился! Его борода затряслась мелкой дрожью, а глаз яростно впились в меня:

   - Да ты..., да я..... Ах ты..., - только и смог он прорычать в негодовании. Попытался меня еще раз схватить за локоть, но я не дался.

   Пришлось мне его успокаивать. Похоже, что я перегнул палку, не надо было так с ним. В очередной раз убеждаюсь - язык мой - враг мой.

   - Степан Ильич, подожди, не злись раньше времени. Я же от свадьбы не отказываюсь....

   Он чуть пришел в себя.

   - Чет я не пойму тебя, Иваныч, - сказал он, внимательно в меня вглядываясь. - Дочь мою обесчестил и еще выкобениваешься? Да ты ее за просто так должен замуж взять! А ну, признавайся сейчас же, будешь жениться?

   - Буду! - решительно ответил я. - Буду жениться, а ты мне приданого сто тысяч дашь?

   Он возмущенно воздел глаза к небу, всплеснул руками.

   - Опять двадцать пять! Не дам я тебе сто тысяч. Тридцать, не более.

   - Ну, тогда и со свадьбой можно будет подождать.

   Он понял, что по-хорошему со мной не договориться. Я не уступлю, да и он тоже. И тогда, он с ехидцей так, прищурившись сказал:

   - А если я своих сынов кликну? Они-то тебе бока махом намнут, будешь знать, как с Маринкой в постелях кувыркаться. Они тебя за родную сестру так отделают, что месяц на пузе спать будешь!

   Я в тон ему съехидничал:

   - А зови. Но только ты потом не обижайся, если они отсюда на карачках уползут.

   Мальцев от досадного бессилия даже сплюнул. Он-то успел посмотреть, как молочу по груше.

   - Вот что ты за человека такой, Иваныч! - в сердцах воскликнул он. - Не умеешь ты с людьми общий язык находить.

   - Умею, Степан Ильич, умею, - уверил я его. - Да только сто тысяч всяко больше будет твоих предложенных тридцати. Ты не обеднеешь, а у меня эти деньги не пропадут. Сам понимаешь, куда я их пущу.

   - Да тьфу на тебя, - в очередной раз сплюнул Мальцев и сердито замахнулся на меня кулаком. Но вовремя передумал и бить не стал, махнул на меня рукой, да и присел на стульчик, доставая из кармана дорогие папиросы. Раскурился от дрожащего пламени спички, сделал несколько глубоких затяжек.

   - Ладно, черт усатый, давай ни тебе, ни мне. Пятьдесят!