— Да-а, добрая старая дешевка — лучше на-ка, вот этой подыми, — и протянул мне сигару, столь же длинную, сколь и крепкую, а этим многое сказано.

Тамм спросил: «Верите ли вы в Великого Могола ?»

20 АВГУСТА.

Я рад, что в последний наш день на море погода была чудесная, правда, наверху скопились тучки. Вечерком мы отправились к Туттерсам (в Маргейт), а так как было холодно, остались у них и играли в разные игры; Тамм, как всегда, перешел все границы. Он предложил сыграть в «Отбивные» — мы никогда не слыхивали про такую игру.

Он сел на стул и попросил Кэрри сесть к нему на колени, и моя дорогая Кэрри, разумеется, отвергла такое его предложение.

После некоторых споров на колени к нему сел я, а Кэрри пристроилась на моих. Люпин пристроился на коленях у Кэрри, Туттерс сел к Люпину, а миссис Туттерс на колени к своему супругу.

Тамм сказал: «Я тоже!» и вдруг вскочил

Все это выглядело ужасно смешно, и мы от души хохотали.

Далее Тамм спросил:

— Верите ли вы в Великого Могола?

И мы все должны были ответить:

— «Да, о да!», притом трижды. Тамм сказал:

— Я тоже! — и вдруг вскочил. В результате этой глупой шутки мы все попадали на пол, а бедная Кэрри стукнулась головой об угол камина. Миссис Туттерс смочила ей ушибленное место уксусом; но из-за всего этого мы опоздали на последний поезд, и пришлось взять до Бродстера извозчика, что мне обошлось в семь шиллингов шесть пенсов.

Глава VII

Снова дома. Миссис Джеймс оказывает влияние на Кэрри. Ничего не могу сделать для Люпина. Слегка докучают соседи. Кто-то трогал мой дневник. Получил место для Люпина. Люпин нас ошеломляет новостью

22 АВГУСТА.

Купил две оленьих головы, вылепленных из гипса и выкрашенных в коричневый цвет. Это как раз то, что надо для нашей маленькой гостиной, это придаст ей стиль; и такое замечательное сходство. «Пулеры и Смит» огорчены тем, что ничего не могут предложить Люпину.

24 АВГУСТА.

Только чтобы порадовать Люпина, немного его развлечь, ибо он как-то приуныл, Кэрри пригласила к нам на несколько дней миссис Джеймс из Саттона. Люпину мы ни слова не говорим, пусть это будет для него сюрпризом.

25 АВГУСТА.

Миссис Джеймс (из Саттона) приехала после обеда и привезла огромную охапку полевых цветов. Чем больше я узнаю миссис Джеймс, тем больше она мне нравится, и она искренне предана Кэрри. Она зашла к ней в комнату, чтоб снять шляпку, и чуть не час целый пробыла там, беседуя о нарядах. Люпин сказал, что его нисколько не удивил её наскок, но сама она удивила.

26 АВГУСТА.

Чуть не опоздали в церковь, ибо миссис Джеймс все утро толковала о том, что следует надеть. Люпин, кажется, не очень ладит с миссис Джеймс. Боюсь, у нас будут неприятости с ближайшими соседями, которые вселились на прошлой неделе. Множество друзей их, прибывших на дрожках, успели себя показать с самой нелестной стороны.

Вчера или позавчера вечером я из-за холода надел свою теплую беленькую куртку, и когда я прогуливался, сунув в карманы большие пальцы (такая у меня манера), некто, сидя на дрожках, американец с виду, стал напевать какую-то пошлятину: “В кармане у меня, в кармане, тринадцать долларов лежат”. Мне показалось, что он метит в меня, и мои подозренья не замедлили подтвердиться; ибо, когда в тот же вечер я прогуливался по саду в моем цилиндре, в мой головной убор была запущена хлопушка и там взорвалась, как пистон. Я резко обернулся и, могу поручиться, увидел, как тот самый господин,

Я привесил на стену голову оленя из гипса

который сидел тогда на дрожках, поспешно удалялся от одного из окон нашей спальни.

27 АВГУСТА.

Кэрри с миссис Джеймс отправились за покупками, и когда я пришел домой со службы, они еще не вернулись. Судя по воспоследовавшей беседе, боюсь, что миссис Джеймс забивает Кэрри голову разными глупостями насчет одежды. Я пошел к Тамму и просил его зайти, разделить с нами вечернюю трапезу и разрядить атмосферу.

Кэрри на скорую руку соорудила ужин, состоявший из вчерашнего мяса, оглодка семги, (от которой я вынужден был отказаться, чтобы хватило остальным), бланманже и заварного крема. Был еще графинчик портвейна и пончики с вареньем. Миссис Джеймс нас научила играть в довольно милую карточную игру, под названием «Грабеж». К моему удивлению, возмущению даже, Люпин вскочил посреди игры и буквально саркастическим тоном объявил:

— Прошу меня уволить, по мне это уж чересчур лихо, лучше я в садочке тихонько в мячик поиграю.

Дело могло принять весьма неприятный оборот, если бы Тамм (кажется, Люпин ему понравился) не предложил изобретать новые игры. Люпин сказал:

— Сыгранем-ка в «обезьян».

И с этими словами он обводит Тамма вокруг стола и ставит перед зеркалом. Должен признаться, я от души хохотал. Меня слегка раздражало, что потом все то и дело хохотали, не желая объяснять причины, и только уже ложась спать, я обнаружил, что по-видимому весь вечер проходил с прилипшей ко мне пониже спины салфеткой.

28 АВГУСТА.

Обнаружил большой кирпич посреди клумбы с геранью, не иначе, как дела соседей. «Паттл и Паттл» не могут найти для Люпина место.

29 АВГУСТА.

Миссис Джеймс положительно делает из Кэрри дуру. Кэрри появилась в новом платье наподобие смокинга. Объявила, что это послений крик моды. Я сказал, что от возмущенья тоже готов кричать. Шляпа на ней размером с кухонное ведерко для угля и приблизительно такой же формы. Миссис Джеймс уехала домой, и мы с Люпином оба, надо сказать, этому обрадовались — впервые после его возвращения мы хоть в чем-то с ним согласны. «Меркинз и сын» написали, что не располагают вакансией для Люпина.

30 ОКТЯБРЯ.

Хотелось бы мне знать, кто это злонамеренно выдрал пять или шесть последних недель из моего дневника. Неслыханное безобразие! Я веду такой солидный дневник, в котором так много места уделяется записям о ежедневных событиях и я кладу на эти записи (в чем с гордостью признаюсь) столько труда.

Я спросил у Кэрри, известно ли ей что-нибудь на этот счет. Она ответила, что я сам виноват, оставляю свой дневник где ни попало, а в доме возится уборщица и трубочисты толкутся. Я ей заметил, что это не ответ на мой вопрос. Мое замечание (весьма острое, как мне представляется) конечно, имело бы больший успех, не задень я одновремено локтем вазу на столе, почему-то выставленном в коридор, после чего она упала и разбилась вдребезги.

Кэрри ужасно огорчилась, потому что это была одна из парных ваз (теперь второй не сыщешь) , которые нам подарила на свадьбу миссис Барсет, старинная подруга Пормертонов, родственников Кэрри, которые недавно переехали из Далстона. Я призвал Сару и спросил ее насчет дневника. Она отвечала, что даже и не заглядывала в гостиную; а это мол миссис Биррел (уборщица), как трубочист ушел, за ним прибравши, сама и разожгла огонь в камине. Обнаружа на решетке обгорелый клок бумаги, я его осмотрел и заключил, что это частица моего дневника. По-еле чего мне стало беспощадно ясно, что кто-то изодрал мой дневник с целью разжечь огонь. Распорядился, чтобы завтра ко мне прислали миссис Биррел.

31 ОКТЯБРЯ.

Получил письмо от моего начальника мистера Джокера, извещающее, что кажется, он наконец приглядел подходящее местечко для нашего дорого мальчика Люпина. Это в известной степени меня примиряет с потерей части моего дневника; ибо, вынужден признаться, последние несколько недель были посвящены отчетам об огорчениях, причиненных отказами тех лиц, к которым обращался я с просьбой об устройстве Люпина. Миссис Биррел явилась и в ответ на все мои расспросы объявила, что «никакой такой книжки даже в глаза не видала, а не то, чтоб трогать».

Я объявил, что полон решимости найти виновника, после чего она сказала, что уж постарается мне пособить; но она помнит, что трубочист огонь разжигал листком из «Эха». Распорядился, чтоб завтра ко мне прислали трубочиста. Напрасно Кэрри дала Люпину ключ от замка; по-моему, мы теперь его совсем не видим. Сидел до половины второго, изнемог и дальше ждать не мог.