Н. Д. Парыгина
Первая неделя
Лида приехала в Мшанки с попутной машиной. Главврач района Анна Николаевна хотела сама поехать с нею, но привезли тяжелого больного, и она не смогла.
Шофер вел машину по заросшей травою улице. Деревянные избы с просторными дворами и огородами тянулись по обе стороны. Сельмаг. Клуб. Честно сказать — неказистый клуб. Чайная. Смотри-ка, даже чайная есть!
Лиде очень хотелось, чтобы эта сибирская деревня Мшанки ей понравилась. Но то, что она видела, не привлекало. Улица неровная, с засохшей гребнями глиной, мусор вокруг, деревьев во дворах мало. А цветов совсем не было и оттого деревня казалась голой и неприбранной. «Надо будет провести беседу, чтобы садили деревья. Школьников организую, поговорю с учителями и организую», — думала Лида.
— Приехали, фельдшерица, — сказал шофер.
Машина стояла возле большого деревянного дома с вывеской «Сельсовет».
— Ну, спасибо, — сказала Лида. — Счастливого вам пути.
— Когда лечить-то начнешь?
— Завтра, наверно. А если что срочное, так и сегодня.
— Давай, давай, действуй, помощник смерти, — подмигнул смуглый озорник-шофер.
— И совсем не остроумно, — сухо проговорила Лида.
— Я на этой неделе заболею, — сказал шофер. — Приеду к тебе лечиться.
— У вас же свой медпункт есть.
— Свой мне не помогает. Меня, между прочим, Ваней звать. Иван Зайцев. А то за всю дорогу так и не познакомились. Сам пока холостой.
— Мне это безразлично, — сказала Лида.
— Ну, не совсем, поди, безразлично, — усмехнулся Зайцев, доставая из кузова ее чемодан.
Он донес его до сельсовета, пожелал успеха и уехал.
Председатель был не один — еще двое мужчин сидели возле стола и курили. Все они бесцеремонно уставились на Лиду.
— Вот, приехала, — сказала Лида. — На медпункт. Фельдшерицей.
— Фельдше-ри-цей? — нараспев переспросил пожилой дядька, сидевший напротив председателя.
Председатель ничего не сказал, только почесал переносицу и вздохнул. Он очень выразительно вздохнул, обидно для Лиды. «Не фельдшерица ты, а одно название». Так примерно можно было истолковать этот вздох.
— Я окончила медицинский техникум, — сказала Лида с некоторым задором.
Председатель никак не реагировал на это важное сообщение. Тогда Лида прошла вперед, поставила чемодан на табурет, открыла его, достала документы и протянула председателю.
Он прочел направление, взял паспорт, долго разглядывал его, словно выучивал наизусть.
— Значит, Смирнова, — сказал он и опять протяжно вздохнул.
Лида не выдержала.
— Ну что вы вздыхаете! — сказала она с раздражением. — Если не нужен фельдшер, так я уеду.
— Фельдшер нужен, как не нужен? — Председатель вздохнул в третий раз.
На этот раз Лида молча стерпела его вздох.
— У тетки Мариши будешь жить, — заявил председатель. — Только у ней детей трое.
— Что же, как ночью за мной прибегут, так всех детей потревожат, — недовольно проговорила Лида.
— У тетки Мариши тебе будет хорошо, — решил председатель, не придав значения ее словам. — Вот как пойдешь по этой улице, считай от сельсовета пятый дом. Скажешь: Кузин, мол, прислал.
Тетка Мариша окучивала в огороде картошку. Двое ребят, мальчик и девочка, сидели неподалеку от матери между картофельными бороздами и по-очереди грызли один огурец.
Лида, со двора увидев хозяйку, вошла в огород, сказала, что ее направил Кузин.
— Ну так что? — отозвалась тетка Мариша. — Живи, дом большой.
И она продолжала окучивать картофель, не обращая больше на Лиду внимания, а та стояла возле чемодана и не знала, что делать.
— В сарае, — сказала тетка Мариша, кончив рядок, — еще тяпка есть, мы с тобой вдвоем-то вот как скоро управимся.
Лида сходила за тяпкой, сняла туфли и стала помогать тетке Марише.
Они управились часа за полтора.
— Сейчас покормлю маленького и пойдем на озеро, — искупаемся, — сказала тетка Мариша. — А тогда ужинать будем.
Но Лида с этим планом не согласилась.
— Я сначала сбегаю на медпункт, — заявила она.
Умылась во дворе, выпила молока с хлебом и пошла в медпункт.
Большой ржавый замок висел на двери. Ключ с трудом, со скрипом повернулся в этом замке. У Лиды сильно колотилось сердце, словно за дверью с нею должно было произойти что-то необыкновенное.
Но медпункт был самый обыкновенный — очень похожий на тот, в Рязанской области, в котором Лида проходила практику. В передней стояли некрашеная скамейка и стол. В приемной — стол и несколько стульев, накрытая клеенкой кушетка, белый шкафчик. Пахло лекарствами и пылью.
«Совсем заброшенный, нежилой вид, — подумала Лида. — Надо будет сначала хорошенько прибрать…»
У окна на гвоздике висел длинный белый халат. Лида тихо, словно боясь кого-то потревожить, прошла через кабинет и потянулась к халату.
Он был сильно велик ей — с мужского плеча. Анна Николаевна говорила, что тут прежде был фельдшер мужчина.
Все-таки Лида надела халат, завязала пояс. Жаль, что не было зеркала: взглянуть бы, как она выглядит. Лида села за стол вполоборота к пустому стулу, за которым скоро, быть может, уже завтра, будет сидеть ее первый пациент.
— На что жалуетесь? — спросила она воображаемого пациента.
Вопрос прозвучал слишком робко.
— На что жалуетесь? — погромче повторила Лида.
Нет, опять не так. Надо же сначала записать фамилию.
— Садитесь, пожалуйста. Вот на этот стул. Как ваша фамилия?
— Шабалин — моя фамилия.
Лида вздрогнула всем телом и вскочила. Пожилой мужчина стоял в дверях и серьезно, даже строго глядел на Лиду.
— Мочи нет, до чего голова болит, — сказал он и не спеша прошел к тому самому стулу, на который указывала Лида. — Пилюль бы каких, что ли, дала, дочка.
Лида все еще стояла у стола и не могла произнести ни слова. Пациент, видимо, почувствовал ее растерянность и сам смутился.
— Мне баба советовала, чтоб до завтра погодить, — проговорил он, — да уж больно замучился. Услыхал, что ты приехала, и пошел. Да ты садись, не бойся.
— Я не боюсь, — сказала Лида. — Давно у вас болит?
Она долго выспрашивала и выслушивала своего первого пациента, измерила кровяное давление, потом дала ему пирамидон и направление в больницу. Но пациент сказал, что пирамидон ему не помогает, а в больницу он не поедет, так как он бригадир и сейчас самая работа.
Шабалин уходил явно разочарованный, Лида по его ссутулившимся плечам видела, что он недоволен и расстроен, и ей хотелось побежать за ним вслед, догнать его, вернуть и вылечить. Но она не знала, как вылечить.
А он в дверях вдруг обернулся и сказал:
— Ты бабку Лиходееву опасайся. Это она прежнего фельдшера выжила. Как бы и тебя…
— Да ну! — сказала Лида. — Какая-то бабка…
Старуха Лиходеева пришла на следующий день. Лида вместе с теткой Маришей уже навела в медпункте порядок, и в воздухе теперь не пахло пылью, а только лекарствами и немножко сыростью от непросохшего пола. Сама фельдшерица была в белоснежном халате, который ей сшила мама еще там, дома. Лида любила, чтобы одежда сидела аккуратно, по фигуре, и мама умела ей угодить.
Лида начала прием ровно в девять. Первой вошла женщина с девочкой, у которой была ангина. Потом — дядя с фурункулом на шее. А третьей оказалась бабка Лиходеева.
Что это и есть Лиходеева, Лида узнала, когда бабка назвала свою фамилию. А сначала она увидела обыкновенную старуху с сухим бледным лицом, одетую в черную просторную юбку и коричневую кофту и повязанную белым в крапинку платком. Старуха двигалась медленно и важно, словно в церкви. Лида пригласила:
— Садитесь, бабушка.
Бабка плавно, неторопливо опустилась на стул и прямо уставилась в лицо фельдшерицы острым неприветливым взглядом.
— Лечишь? — спросила она хрипловато.
Лида не стала отвечать на этот праздный вопрос.
— Как ваша фамилия? — спросила она.