«Через него ты будешь знать всё», — повторяет Сунь-цзы. Что именно? На это отвечает Чжан Юй: «Через обратного шпиона ты будешь знать, как обмануть противника». «Поэтому, — продолжает Сунь-цзы, — сможешь, придумав какой-нибудь обман, поручить своему шпиону смерти ввести противника в заблуждение».

«Через него ты будешь знать всё», — в третий раз повторяет Сунь-цзы. Что именно? «Положение противника», — отвечает Чжан Юй. «Поэтому, — продолжает Сунь-цзы, — сможешь заставить своего шпиона жизни действовать, согласно твоим предположениям».

Таково значение обратного шпиона. Через него открываются самые надёжные пути для организации шпионской сети по всем направлениям, а также для обеспечения самых верных условий для шпионской работы. «Узнают о противнике обязательно через обратного шпиона», — говорит Сунь-цзы. «Все четыре вида шпионов — и местные, и внутренние, и шпионы смерти, и шпионы жизни — все они узнают о противнике через обратных шпионов», — поясняет Ду My.

«Начало всей шпионской работы зависит от обратного шпиона», — говорит Мэй Яо-чэнь. «Поэтому, — заканчивает Сунь-цзы, — с обратным шпионом нужно обращаться особенно внимательно».

Несколько по-своему аргументирует важность обратного шпиона Сорай. Он пишет: «Гораздо лучше обращать на свою пользу шпионов, являющихся от противника, чем посылать своих шпионов к противнику. Людей с большим умом мало, а ординарных много. Поэтому наш шпион, попадая к противнику, может прельститься золотом и драгоценностями, красивыми женщинами; его волю можно сломить наказанием; страсти и боязнь смерти свойственны всем людям. Поэтому и часто случается, что такой шпион раскрывает истину и только приносит вред своим. Даже твёрдый и стойкий человек и тот, если у него не хватает ума, подвергаясь изо дня в день всевозможным допытываниям противника, в конце концов проговаривается. Поэтому Сунь-цзы и ставит обратных шпионов на первое место».

На этом заканчивается рассуждение Сунь-цзы об обратных шпионах. Возвращаясь к шпионажу вообще, он говорит: «Всеми пятью категориями шпионов обязательно ведает сам государь». Нaстолько важна эта область.

Об этой важности как нельзя лучше свидетельствуют яркие и общеизвестные исторические примеры, причём восходящие к глубокой древности, когда, но представлениям китайцев, жили и действовали основоположники китайской государственности и культуры.

«В древности, — говорит Сунь-цзы, — когда поднималось царство Инь, в царстве Ся был И Чжи; когда поднималось царство Чжоу, в царстве Инь был Люй Я».

Сунь-цзы не напрасно употребляет слово «древность». Действительно, даже для него упоминаемые события — дела очень древних времён. Образование древнего царства Инь, по традиционной хронологии, относится к 1766 г. до н. э, т. е. отстоит от времени Сунь-цзы нa много веков. Так же далеко от Сунь-цзы отстоит и время появления на месте ИньЧжоуского царства, относящееся к 1144 г. до н. э. Что же имеет в виду Сунь-цзы, упоминая об этих двух событиях?

Царство Инь сменило царство Ся. Согласно традиционной исторической версии, которая, по-видимому, должна была существовать и во времена Сунь-цзы, царство Ся пало потому, что жестокость его последнего правителя Цзе-вана подняла против него всё население: и народ, и князей. В одном из княжеств — княжестве Шан — правил в то время Чэн Тан. Пользуясь славой мудрого и доброго правителя, он быстро стал главой восставших и, разбив Цзе-вана, вступил на престол. Сначала его царство называлось по имени его родового княжества — Шан, но впоследствии, при его внуке, в связи с перенесением столицы в г. Инь, название столицы стало и названием нового царства, с которым оно вошло в историю.

Чрезвычайно интересно сравнить, как рисуют участие И Чжи в этом перевороте два древних автора — Мэн-цзы и Сунь-цзы.

Согласно Мэн-цзы, И Чжи (И Инь) находился на службе у Цзе-вана и был высокодобродетельным (конечно, в конфуцианском смысле) человеком. Эти свойства настолько прославили его, что Чэн Тан, ещё будучи шанским князем, вызвал его к себе и сделал своим наставником и руководителем. Скорбя о злодеяниях Цзе-вана. Чэн Тан, также бывший образцом добродетели, пытался воздействовать на своего государя мирными средствами: он предложил Цзе-вану взять себе в министры самого подходящего человека — И Чжи. Цзе-ван не внял ею совету. Тогда Чэн Тан повторил свой совет более настойчиво, но Цзе-ван снова отверг его. Так пять раз повторял свой совет Чэн Тан, и все пять раз Цзе-ван отвергал его. Только тогда Чэн Тан увидел, что все средства образумить своего повелителя уговорами исчерпаны и решил поднять оружие.

Таким образом, для Мэн-цзы И Чжи — образец добродетельного слуги, не оценённого своим государем. Совсем иначе представлено дело у Сунь-цзы. Ни о добродетелях Чэн Тана, ни даже о нём самом он не упоминает; он говорит только о свержении династии и водворении на её месте другой. Случилось же это потому, что «в царстве Ся был И Чжи». Кто такой был И Чжи? Человек, находившийся на службе у Цзе-вана. Глава, в которой Сунь-цзы приводит этот пример, называется «Использование шпионов». Всё время речь идёт о шпионах, о том, чего можно добиться с помощью шпионов. Спрашивается, кем был И Чжи для Сунь-цзы? Сорай принуждён признать факты: «Когда Тан-ван, поднявшийся из среды прочих князей, стал государем, И Чжи, почитаемый им как наставник, находился в столице Цзе-вана и во всех подробностях знал положение противника. Поэтому Тан-ван так быстро добился успеха» (Сорай, цит. соч., с. 349). Вопрос, следовательно, только в одном: назвать ли И Чжи «местным шпионом» или «внутренним», по терминологии Сунь-цзы.

Аналогичная история — по традиционной версии — повторилась и при падении династии Инь, основанной Чэн Таном, и водворении на её месте династии Чжоу. Последний государь из династии Инь — Чжоу-ван — был также свирепым тираном, в котором ничего не осталось от добродетельного предка. Опять вся страна поднялась против угнетателя. И опять среди местных владетелей оказался высоко добродетельный и храбрый князь — У-ван, властитель чжоуского княжества, который сверг Чжоу-вана и стал основателем новой династии.

Люй Я (Люй Шан) был слугой иньских властителей и также представлен конфуцианской традицией как высокодобродетельный муж, впоследствии, под именем Тай-гун Вана, прославленный как теоретик военного искусства. Его не сумел оценить его законный государь, но полностью оценил У-ван. Ещё отец У-вана — Вэнь-ван — однажды на охоте встретил Люй Я и сразу признал в нём мудреца. По словам Сунь-цзы, «когда поднималось царство Чжоу, в царстве Инь был Люй Я». Какую роль он играл при этом? Сорай замечает: «Когда чжоуский У-ван, поднявшийся из среды прочих князей, стал императором, Тай-гун Ван, почитаемый как наставник, находился у иньского Чжоу-вана и хорошо знал положение противника. Поэтому У-ван и добился так быстро успеха» (Сорай, цит. соч., с. 349). Вопрос, следовательно, опять только в определении категории, к которой следует причислять Люй Я по классификации шпионов, предложенной Сунь-цзы.

Такова трактовка Сунь-цзы двух крупнейших событий древней китайской истории и такова его оценка роли шпионов. При их содействии не только выигрывают битвы, но и добывают престолы. Из-за них не только проигрываются сражения, но и падают династии.

Однако и И Чжи, и Люй Я — по старой исторической традиции — не обыкновенные мелкие шпионы. Это — крупные, большие люди. Тан-вана и У-вана относят к разряду умных и энергичных правителей. В этих двух переворотах мы видим сочетание действий умного государя с умным шпионом. Поэтому и удалось сделать не какое-либо мелкое дело, а большое — ниспровергнуть правящую династию. Залог действительно крупного успеха, как думает Сунь-цзы, именно в сочетании действий таких двух личностей. Эту мысль он формулирует в таких выражениях: «Только просвещённые государи и мудрые полководцы умеют делать своими шпионами людей высокого ума и этим способом непременно совершают великие дела».

Сунь-цзы заканчивает эту главу, а вместе с тем и весь трактат словами: «Пользование шпионами — самое существенное на войне; это та опора, полагаясь на которую действует армия».