— Ну уж нет, по оловянным солдатикам у нас есть другие мастера, я всё больше по каруселям. — Давыдов искоса посмотрел на ощетинившуюся карандашницу; торчавшие вверх наточенные грифеля напоминали то ли пики, то ли частокол. — Ну — с, и что же привело Вас к нам на сей раз, господин сыскной агент?

— Надо выяснить, не выезжала ли сегодня в первой половине дня в направлении Боровичей Новгородской губернии некая Александра Васильевна Мелешевич, она же Барклай. Вдова статского советника, дама сорока шести лет. Вот её фотографическая карточка.

Агафон протянул ротмистру портрет в деревянной рамочке, снятый со стены в кабинете Александры Васильевны. Потрету этому было около десяти лет, и на нём Александра Васильевна выглядела молодой привлекательной дамой с маленьким букетком незабудок в пышных волосах. Большие глаза с поволокой, красиво очерченные губы, изящные ухоженые руки придавали ей вид уверенной в себе светской дамы. Вероятно, ей и самой нравился этот портрет, раз она поместила его на стене в собственном кабинете. Ротмистр вгляделся в фотографию, пытаясь по облику определить, что за личность перед ним, чем бы она могла дышать, и почему этой миловидной дамой заинтересовалась Сыскная полиция.

Между тем Иванов, опережая неизбежные вопросы жандарма, продолжил:

— Она разыскивается как свидетель. В её петербургской квартире найдена убитой горничная. Хозяйка вроде бы собиралась ехать в новгородское имение. Выехала, видимо, сегодня поутру.

Ротмистр выслушал Иванова с большим вниманием, не отрывая глаз от лица на портрете. Железнодорожные жандармы хоть и несли охранную и караульную службу, всё же не были военнослужащими в чистом, так сказать, виде. Повседневное общение с большим числом постоянно меняющихся людей, а также необходимость держать в памяти значительное количество чисел и имён, вырабатывали у них прекрасную зрительную и числовую память. Подобно настоящим полицейским жандармы учились составлению словесного портрета. Большим достоинством железнодорожных жандармов была жёсткая дисциплина, заведённая в их рядах; полицейские сколь угодно много могли смеяться над солдафонством своих друзей — врагов, но если жандарм выходил на службу, можно было быть уверенным, что он отработает её как надо. Поэтому Иванов немалые надежды возлагал на то, что жандармы Николаевского вокзала сумеют опознать госпожу Барклай.

— Так. Ну, я — то её однозначно не видел, — сказал Давыдов, отложив портрет в сторону. — Но сейчас мы вам, господин сыскной агент, всё организуем.

Ротмистр спрятал в стол неочинённые карандаши, аккуратно свернул листок с мусором и бросил его в корзину для бумаг. Стол приобрёл теперь нормальный рабочий вид. Удовлетворённый результатом Давыдов нажал кнопку электрического звонка где — то под столешницей. Через десяток секунд в кабинет явился младший жандарский чин, немо встал по стойке «смирно».

— Вот что, Фёдор. Позови ко мне дежурных по второму и третьему перронам и старшего вокзальных артелей, — распорядился Давыдов и, повернувшись к Иванову, пояснил. — Они у нас сутками работают. Дежурный обязан выходить на перрон к подаче каждого поезда и наблюдать за посадкой пассажиров. Теоретически он должен видеть всех, прошедших через его перрон к составу.

Ротмистр вышел из — за стола и подошёл к огромной карте железных дорог Российской империи, занимавшей всю стену.

— Я полагаю, что вашей дамочке подходят следующие поезда… — ротмистр задумался на секунду. — Московский в восемь с четвертью, харьковский скорый, отходящий в половине десятого… только надо уточнить, делает ли он остановку в Угловке, я того не знаю… ну и, что там ещё? опять же московский, отходящий в одиннадцать десять. И это, пожалуй, всё. Московские отходили от второго перрона, а харьковский — от третьего.

— А если спросить кассиров? — подкинул мысль Иванов. — Возможно, её кто — нибудь вспомнит?

— Думаете, она сама брала билет? — с сомнением в голосе ответил вопросом ротмистр. — Хотя, конечно, можно и кассирам показать карточку. Но честно скажу, на дежурных по перронам надежды больше. Они ведь специально людей рассматривают, запоминают багаж и лица, а кассир всё больше за деньгами следит.

Через несколько минут явились вызванные: один из них был в мундире служащего железнодорожного ведомства, двое других — в тёмно — синих жандармских кителях при оружии. Ротмистр начал с начальника артелий:

— Я попрошу вас, Антон Георгиевич, собрать в нашем дежурном помещении всех грузчиков, работавших вчера до полудня на третьем и втором перронах. Сколько вам потребуется на это времени?

— Ну — у, сейчас посадка на астраханский, — мужчина в железнодорождном мундире на секунду задумалсяю поглядев на большие напольные часы в углу кабинета. — Через семь минут он отходит, работники освободятся. У них будет перерыв в двадцать пять минут. Давайте, через четверть часа.

— Договорились. Через четверть часа встречаемся в дежурном помещении команды у перронов.

Железнодорожник вышел и Давыдов обратился к жандармам:

— Вот что, братцы, прошу вас внимательно посмотреть на эту фотографическую карточку и сказать мне, не садилась ли вчера в первой половине дня эта женщина на московские или харьковский поезда. Не спешите, подумайте как следует.

Ротмист протянул жандармам фотопортрет Александры Васильевны Мелешевич.

— Имела ли она сопровождающих? — уточнил один из жандармов.

Вопрос был по существу, а потому Иванов решил вмешаться:

— Мы не знаем была ли она одна или имела сопровождение. Кроме того, мы ничего не знаем о её багаже. Возможно, вы нам расскажите. Обращаю ваше внимание на то, что снимок, который вы держите в руках, довольно старый. Сейчас этой женщине сорок шесть лет. Она вполне состоятельна, одета прилично и у неё нет причин скрывать или изменять внешность. Билет у неё был в классный вагон, скорее всего, первого класса.

Жандармы внимательно выслушали Иванова и сосредоточились на фотографической карточке. Секунд десять они безмолвно её рассматривали, затем снимок был возвращён ротмистру.

— Определённо, к московским поездам эта женщина вчера в первой половине дня не проходила. — сказал один из них.

Второй тут же добавил:

— На харьковский, с отправлением в девять тридцать не садилась.

Ротмистр отпустил жандармов и, вызвав звонком помощника дежурного по команде, распорядился:

— Побудь возле телефона пока я с господином сыскным агентом пройду по вокзалу. Если меня станут разыскивать отвечай, что я подойду через десять минут.

Однако ротмистр не сразу повёл Иванова в дежурное помещение. По пути они заглянули в кассовый зал, расположенный на входе в здание вокзала. Давыдов отомкнул своим ключом дверь, которая вела в служебный коридор, изгибавшийся буквой «Г»; по нему сыщик и ротмистр вышли к дверям кассовых помещений.

— Мы часом не нарушаем инструкций? — с тревогой в голосе спросил Иванов. — Ведь посторонним категорически запрещено входить в кассовые помещения.

— В другой ситуации я бы, разумеется, вызвал интересующих нас лиц через старшего кассира. Но сейчас его рабочий день уже окончен. Кроме того, дежурный по жандармской команде не является для кассиров посторонним лицом. И дабы совсем уж вас успокоить скажу, что в помещения касс мы заходить не будем, поговорим на пороге, — ответил ротмистр.

В кассах первого класса работали два кассира. Оба внимательно посмотрели на предъявленную им фотографию Александры Васильевны Мелешевич и не смогли вспомнить её среди тех, кто покупал сегодня у них билеты.

— В кассы второго класса пойдём? — полюбопытствовал ротмистр.

— Это лишнее. Давайте — ка, поговорим к носильщиками, да и закончим на этом, — решил Агафон Иванов. Он всё более мрачнел и почти не испытывал сомнений в том, каким именно окажется итог посещения вокзала.

Помещения жандармской команды представляли собой анфиладу комнат на первом этаже вокзала, через которые можно было попасть в кассовые залы, залы ожидания и на перрон. Если кабинет дежурного на втором этаже был украшен прекрасным паркетным полом и уставлен дорогой кожаной мебелью, то в комнатах первого этажа царила обыденная казённая обстановка, делавшая их похожими на казармы. При переходе страны на военное положение в здании Николаевского вокзала размещался настоящий жандармский гарнизон со своей столовой, оружейной, жилыми комнатами, комнатами для временно задержанных. В обычное же время дежурная жандармская смена примерно соответствовала пехотному взводу.