Роксана стояла рядом с ним, и ей было явно неудобно.
– Может, мне лучше подождать в вестибюле?
– Нет, пойдем со мной. – Тоцци смотрел на светящуюся цифру 9 над дверями лифта – этаж, где находится Гиббонс. Девятка для Тоцци счастливое число. Хотелось бы верить, что и для Гиба тоже. Тут двери лифта открылись. Первым, кого увидел Тоцци, был Брент Иверс: он стоял у столика дежурной сестры и разговаривал с приземистым доктором в белом халате. У доктора была густая кустистая борода и очки в металлической оправе. Он очень смахивал на патологоанатома. Надо надеяться, что не он лечит Гиббонса. Гиббонс возненавидел бы его.
– Майк. – Иверс схватил Тоцци за руку и притянул к столу. Пожатие было крепким, как между соратниками по оружию, такое, словно Иверс в самом деле любит его. Старая задница.
– Как он? – спросил Тоцци.
– Мы пока ничего не знаем, – ответил Иверс, не давая доктору вставить ни слова. – Ждем результатов сканирования черепной коробки.
– Он в сознании?
– Ну... – начал доктор, но Иверс перебил его:
– Часа два тому назад он начал было приходить в себя, но потом опять погрузился в кому.
– Если уж быть точным, это не кома, – поправил доктор. Он на удивление терпеливо относился к вторжениям Иверса на свою территорию.
– Так или иначе, но сейчас он без сознания, – сказал Иверс. – Врачи делают все, что могут. – Он поджал губы, похлопал доктора по плечу и ободряюще улыбнулся.
Ох уж этот Иверс, прирожденный лидер. Интересно было бы знать, где, черт побери, такие парни, как Иверс, всему этому учатся.
– Майк, здесь твоя двоюродная сестра. – Иверс кивнул по направлению к вестибюлю. – Подойди к ней. Она тут одна. Как только мы что-нибудь узнаем, я тебе сообщу.
О Боже, Лоррейн. Она, наверное, сама не своя. Тоцци кивнул и направился к вестибюлю, потом вспомнил о Роксане, взял ее за руку и потащил за собой.
– Это неловко, Майк. Может, мне лучше подождать внизу?
– Нет уж, пожалуйста, пойдем.
Едва они вошли в холл для посетителей, Тоцци сразу же увидел Лоррейн. Она сидела совсем одна, забравшись с ногами на яблочно-зеленую виниловую кушетку, а на низеньком столике перед ней стояла целая коллекция бумажных стаканчиков из-под кофе. Она была одета в один из своих «училкиных» прикидов: светло-коричневый костюм, кружевная блузка, узенький галстучек. Гиббонс всегда ворчал, что она одевается, «как училка». Сейчас, она, наверное, пришла прямо с занятий. Глаза ее были устремлены в пространство.
– Лоррейн, ну как ты?
Лоррейн заморгала и подняла голову. Сначала она взглянула на Роксану и нахмурилась. Потом заметила Майка.
– Ох, Майк. Это ты. – Лоррейн взяла его за руку и усадила рядом с собой на кушетку. Роксана стояла рядом, явно желая очутиться как можно дальше отсюда.
– Лоррейн, это моя подруга, Роксана Истлейк.
Лоррейн натянуто улыбнулась и изобразила легкий кивок.
Роксана присела на оранжевое пластиковое кресло, стоявшее по другую сторону низенького белого столика.
– Мне очень жаль, что...
– Пожалуйста, – Лоррейн подняла руку, – не надо соболезнований. Я их уже достаточно наслушалась. Ведь он же не умер еще.
Роксана поджала губы и взглянула на Тоцци:
Тот пожал плечами. Лоррейн страшно переживает. Трудно ожидать от нее особой вежливости в таких обстоятельствах.
Тут Лоррейн тяжело вздохнула.
– Извините, если была с вами резка, – сказала она Роксане. – Извините...
– Ничего, – пробормотала Роксана.
Тоцци начал хрустеть суставами пальцев, не отдавая себе отчета в том, что он делает. Может, Рокс действительно лучше было бы подождать внизу.
– Ну как он? – спросил он у кузины. – Что врачи говорят?
Лоррейн откинула волосы с лица и пожала плечами.
– Тут есть одна медсестра-блондинка, она выходит каждый час и говорит, чтобы я не волновалась, что все будет хорошо. Но при одном взгляде на хирурга мне кажется, что пора идти заказывать надгробную плиту. А тот бородатый доктор говорит, что у него сотрясение и ужасный кровоподтек на груди. И всякий раз, когда я спрашиваю о перспективах, мне отвечают, что еще не готовы результаты анализов и ничего окончательного сказать нельзя. Я не знаю уж, что и думать.
– А что вообще произошло? Когда я звонил в офис, там не знали никаких подробностей.
– Я знаю только то, что твой босс мистер Иверс рассказал мне. Сотрудники станции «Скорой помощи» показывают, что сегодня днем атлетического сложения азиат принес Гиббонса в приемный покой, посадил на пустую каталку, вынул револьвер из своего кармана, сунул Гиббонсу в кобуру и вышел вон. Судя по всему, этот азиат приехал на машине Гиббонса, потому что машину нашли у клиники с ключами в зажигании. Люди из ФБР осматривают машину и револьвер на предмет отпечатков пальцев или еще чего-нибудь. Судебно-медицинский эксперт – забыла, как его зовут, – беседовал с врачами. Вот все, что я знаю. – Лоррейн закрыла глаза, слезинка выкатилась и поползла по щеке. – Майкл, он обещал мне быть осторожным, Он обещал, что такого не случится. Черт бы его побрал.
Тоцци кивнул. Как можно обещать, что такое не случится? Такое просто случается. И нужно всего-навсего приложить все силы, чтобы выкарабкаться. Он посмотрел на Роксану, которая сидела, сложив руки на коленях, как школьница в кабинете у директора.
– Почему вы его так ненавидите? – внезапно спросила Лоррейн.
– Кого?
– Иверса.
– Он старая задница.
– А мне он показался довольно симпатичным.
– Ну, может, Иверс не так уж и плох. – Сейчас Тоцци не хотел прекословить Лоррейн.
– Правда, есть в нем что-то такое – никак не могу определить. Думаю, если с ним часто общаться, он начинает действовать на нервы.
Да, как болячка.
– Майк? – Иверс стоял в дверях, в двадцати футах от них, и махал "Гоцци рукой. Тоцци заметил, что бородач, похожий на патологоанатома, вышел из вестибюля с другой стороны. – Можно вас на минутку?
– Да, конечно. – Тоцци встал и взглянул на Роксану. Лоррейн все еще держала его за руку. – Я сейчас вернусь, – шепнул Тоцци. – Ему от меня что-то нужно по работе. Ерунда какая-нибудь. Я сейчас вернусь. – Он отпустил руку Лоррейн, подмигнул Роксане и повернулся наконец к Иверсу.
Лоррейн наблюдала, как ее двоюродный брат направляется к своему боссу. Иверс втолкнул его в коридорчик, там они и укрылись. Стояли якобы в укрытии – оба серьезные, хмурые, один говорит, другой кивает. Она покачала головой и горько рассмеялась.
– В этом они все – и тот и другой.
– Извините? – переспросила Роксана.
– И Майкл и Гиббонс. Оба вечно принижают то, что всегда в их мыслях на первом плане. «По работе». «Ерунда какая-то». Ха! Боже мой, они ведь живут и дышат ради Бюро. Не знаю, что бы они и делали без работы. – Лоррейн нагнулась вперед и взяла бумажный стаканчик, посмотрела на холодный кофе; подумала и поставила обратно.
– Хотите, я принесу вам свежего? – предложила Роксана. – Пойду поищу.
Девушке Майкла было явно неудобно. Она искала предлог, чтобы отлучиться. Лоррейн вспомнила, что чувствовала себя точно так же, когда ее отец умирал в больнице от рака. Несколько месяцев все время казалось, будто он при смерти. Она боялась больницы и всегда готова была сбежать куда угодно, по чьему угодно поручению, лишь бы убраться из треклятой розовой приемной.
– Нет, спасибо. Я и так выпила слишком много кофе.
– Но мне нетрудно. Честное слово.
Лоррейн вслушалась в ее акцент и впервые внимательно посмотрела на девушку. Британка? Не во вкусе Майкла. Лоррейн разозлилась сама на себя. Боже, так могла бы сказать моя мать.
– Наверно, ужасно ждать вот так, ничего не зная. – Роксана старалась быть бодрой. Она не знала, что бы еще сказать.
– О да, ужасно... веселого мало.
– Еще бы... представляю себе.
Представляет ли? Хорошенькая. Майкл любит хорошеньких. Гиббонс вечно об этом твердил.
Роксана снова изобразила ободряющую улыбку. Она старается, она в самом деле старается, но что, черт подери, можно сказать женщине, которая весь день сидит на пластиковой кушетке и ждет, когда ей скажут, будет ли жить мужчина, которого она любит, или умрет, или останется калекой? Что тут скажешь?