Не оставляло чувство смутного беспокойства: казалось, что упущено нечто важное, нечто нужное… Какая-то смутная догадка пришла в голову Леснику незадолго до того, как он обнаружил трещину в собственной памяти. Но какая? Он последовательно, детально вспоминал все их переговоры с Азиди… Нет… Ничего… Только неявственное ощущение ускользнувшей мысли.

Сзади неслышно подошел Буланский. Вернее, лишь он считал, что неслышно.

– Испытываю немалые сомнения, господин Урманцев, – честно и открыто признал Богдан.

– Касательно чего?

– Касательно нашего пребывания на данном корабле. Вернее, того, как доклад об оном пребывании будет выглядеть в глазах начальства, – как моего, так и флотского… Будь я уверен, что корабль сей можно вновь обнаружить и отбуксировать в один из российских портов, и что рекомые действия послужат ко благу России – не сомневался бы ни минуты, изложив невероятные наши приключения с исчерпывающей точностью, даже с риском прослыть умалишенным. Либо остался бы здесь, на борту, вместе с мотористом с миноноски, попытавшись освоить управление. Но, буде даже такая возможность осуществится, – не уверен в ее пользе для судеб отечества. Боюсь, что загодя выкорчевав какую-либо опасность, грозившую стране в прошлом, можно невзначай создать две новых, неведомых, – а пытаясь исправить и их, натворить еще больших бед…

Буланский замолчал, и Лесник подумал: «Нет, беспринципным авантюристом ему еще предстоит стать. А пока что рядом стоит идеалист, верящий в дело, которому служит. Хотя с весьма честолюбивыми замашками, конечно…»

– К тому же, – продолжал Богдан, – в нынешнем походе эскадры Рожественского мне поручено дело, способное решить судьбу Империи – в самом прямом смысле. Рисковать им не имею права, как бы ни хотелось привезти в Россию хоть что-то из здешних технических чудес…

Тем временем одно из упомянутых технических чудес – цилиндрическая спасательная шлюпка – коснулась воды. Опасения шкипера Андерсона оказались напрасны: превращение «консервной банки» в плавсредство произошло автоматически. Раздалось громкое шипение, словно на огромных размеров сковороду кто-то щедро плеснул воды, цилиндр распался по невидимым ранее швам, металлические лепестки развернулись, вытягиваясь… Через несколько секунд на волнах закачалась шлюпка, пусть и не вполне привычного вида.

– Но помимо всех соображений здравого смысла, – снова заговорил Буланский, – есть у меня и некое далекое от логики чутье, – которому, грешен, привык доверять.

– И какое же решение подсказывает вам чутьё? – спросил Лесник с легким скепсисом.

– В том и дело, что никакое… Не знаю почему, но кажется мне, что оба варианта ведут к проигрышу… И оставить в покое эту дьяволом посланную игрушку, и попробовать ею завладеть – одинаково гибельно.

– Мое мнение вы знаете: «Тускарора» должна быть затоплена. Нельзя переписывать в истории даже самые мрачные страницы.

– Так то оно так, но… Но мы ведь оба понимаем: корабль завершает по меньшей мере второй цикл своего путешествия по временам, кто бывал на его борту, чем занимался – неизвестно. Утопив его сегодня, мы имеем полную возможность встретиться в будущем с этим вынырнувшим из пучины Фениксом… Хорошо, господин Урманцев. Предлагаю вам небольшую сделку: я сделаю всё от меня зависящее, чтобы история пошла своим ходом и никто не попытался ее изменить. А вы, со своей стороны, ответите мне на два вопроса. Вопросы о моем будущем и вашем прошлом. Вернее, не о моем и вашем – о будущем и прошлом Империи. Ответите хотя бы намеком… Хотелось бы знать, что избранный путь не ведет в пропасть.

Лесник задумался, наблюдая, как боевики Халифата спускаются по штормтрапу в шлюпку – под прицелом винтовок и пулемета боцмана Кухаренко. Последним спустился Юхан Азиди, помахал рукой русским морякам. Леснику показалось, что араб широко улыбается… Почти неслышно загудел электромотор, шлюпка удалялась, теряя в тумане четкость очертаний.

Но что же за вопрос так интересует Буланского?

– Вам будет нелегко исполнить обещанное, – сказал Лесник. – Слишком много свидетелей загадочного происшествия вернется на эскадру: Старцев, матросы, боцман…

– Николай Иванович, как я понял, вполне разделяет ваши мысли. И, я уверен, на его обещание молчать можно будет положиться. Что же касается матросов и боцмана… Вы могли видеть, что я неплохо знаком с методами гипнотического внушения. Они попросту позабудут всё, что здесь с ними произошло.

– Хорошо. Спрашивайте.

– Кто победит в противостоянии России и Японии?

Любопытный вопрос… Только вот отвечать на него прямо нельзя. Стоит Буланскому узнать о грядущем позорном разгроме, и его позиция вполне может измениться… Ну что же, придется лишь намекнуть , как и просил Богдан Савельевич.

– Борьба с Японией затянется, – медленно произнес Лесник. – Затянется дольше, чем можно было поначалу представить. Но окончательная победа останется за нами и нашими союзниками.

– Союзники… Понимаю… Очевидно, в войну вступят Северо-Американские Штаты и китайцы… И второй вопрос: было ли применено против одного из японских городов оружие невиданной, непредставимой ранее мощи, разрушившее целый город и предрешившее исход войны?

Азиди зачем-то проболтался о бомбардировке Хиросимы, понял Лесник. Неужели во время своих бесед на арабском с Богданом пытался обратить того в свою веру? Уговаривал помочь вручить бомбу фюреру? Изменит ли что-то в будущем тот факт, что Буланский узнал от араба о грядущем появлении ядерного оружия?

– Да, такое оружие было применено. Можно спорить, именно ли оно принесло победу, но огромное влияние на результат войны оказало. Большего я вам сказать не могу.

– Мне, собственно, достаточно, – из голоса Буланского напрочь исчезли нотки неуверенности. – Очень признателен вам, господин…

– Тише! – перебил Лесник. – Слышите?

Буланский прислушался – поначалу недоуменно. Спустя несколько секунд механический звук, доносившийся из поредевшего тумана, можно было разобрать, даже не обладая изощренным слухом полевого агента.

– Вот незадача… – протянул Богдан. – Едва сплавили азиатов – новые гости. Похоже, волей-неволей придется пообщаться с жителями 1963 года по Рождеству Христову…

С нехорошим предчувствием Лесник вскинул к глазам бинокль.

Как очень скоро выяснилось, Богдан ошибся. И насчет новых гостей, и насчет года.

Гости вернулись старые, но в расширенном составе. На корме вынырнувшего из туманной дымки корабля, возле автоматической пушки, стоял знакомый человек в совершенно неуместном здесь костюме с галстуком. И белозубо улыбался.

Ни на мачте, ни на кормовом флагштоке не было флагов, и низенькую рубку не украшали никакие эмблемы, но внешний вид корабля не оставлял сомнений: дело происходит отнюдь не в шестьдесят третьем году.

Торпедные катера таких больших размеров строила лишь одна страна в относительно короткий период своей истории.

Нацистская Германия.

График Юхана Азиди все-таки оказался фальшивкой.

4.

Когда-то давно, совсем в иной жизни, Лесник учился на историческом факультете и даже защитил диплом. Но специализация его была крайне далека от военно-морской истории: палеолитические культуры Южной Сибири.

Однако недавно ему пришлось весьма плотно изучить внешний вид всех типов боевых единиц, плававших в Северном море в двадцатом веке, – после того, как стало ясно, что многие смутные описания мореходов старых времен, видевших в тумане «корабль-призрак», вполне могут относиться к достаточно современному военному кораблю.

Лесник знал: Германия, попавшая в удавку Версальского договора, в течении полутора десятков лет не имела каких-либо возможностей развивать оставленный ей победителями скудный флот.

После прихода к власти нацистов перед адмиралами Крингсмарине встала сложнейшая задача: в сжатые сроки подготовиться к большой успешной войне на море. Постройка крейсеров и линкоров требует огромных затрат, как времени, так и ресурсов, – и главная ставка была сделана на подводные лодки и торпедные катера.