Собранные таким образом средства кончались уже через несколько месяцев. Тогда училище вновь обращалось за помощью к Чоньибу в Гирине.

Однажды начальник училища Чвэ Дон О послал в штаб-квартиру Чоньибу инспектора, чтобы достать средства на зимовку. Тот вернулся в училище с пустыми руками и сказал, что командир 3-й роты является проходимцем. Он говорил, что командир этот забрал деньги, выделенные для училища, и затратил их целиком на свою свадьбу. По слухам, он так растратил эти деньги, что угощал все село в течение нескольких дней, а оставшимися продуктами потчевал даже жителей соседнего поселка.

Слушая такое, я не мог сдержать своего гнева. Средства же не падали даром с неба в сейф Чоньибу. Эти деньги жители копили грош за грошом, питаясь жидкой похлебкой и пропуская даже еду, и вносили их в фонд военных расходов с желанием достижения независимости страны. Они обеспечивали этот фонд во что бы им это ни стало. Для этого даже плели и продавали лапти.

А командир 3-й роты, видимо, закрыл глаза на это. Этот так называемый командир роты, ослепленный личными интересами, похитил даже казенные деньги, начисто опозорив свое воинское звание.

Командир, призванный вести кровопролитный бой с врагом с оружием в руках, без всякого стеснения позволил себе такой мерзкий поступок, — это ли не свидетельство того, что начисто прогнила верхушка Армии независимости?!

После «Договора года Ыльса» один из командиров Армии справедливости, получив сообщение о поражении Сунчханского отряда этой армии, командуемого Чвэ Ик Хеном, развернул активную деятельность в различных районах провинции Чолла, ведя за собой сотни бойцов. Говорят, он, узнав, что его подчиненный разграбил имущество народа, пеняя и на себя за это, распустил свой отряд и скрылся в горах. Этот эпизод дает понять, что этот командир Армии справедливости посчитал посягательство на народное добро несмываемым позором и тягчайшим преступлением. Омерзительный поступок командира 3-й роты, в конце концов, и сводился именно к посягательству на имущество народа.

Когда мы жили в Линьцзяне, я видел, как порицали люди нескольких бойцов Армии независимости, которые отправились в Корею и насильственно забрали там вола у крестьянина. Командир отряда, в котором состояли эти бойцы, был приглашен в наш дом и подвергся острой критике моего отца.

В те времена был установлен такой порядок: когда появились бойцы Армии независимости в деревнях корейских жителей, контролируемых этой армией, за средствами на военные расходы, старосты деревень роздали жителям уведомления, где было указано, кто сколько денег обязан вносить, кто сколько — зерна, и последние должны были сдавать по этим уведомлениям деньги или зерно в фонд военных расходов. Для бедных крестьян это было тяжелым бременем.

Однако отряды Армии независимости, не внимая этому, старались взимать с населения как можно больше денег. Они определили каждый себе свой район и наперебой расширяли его пределы. Иной отряд Армии независимости даже отнимал у другой вооруженной группы собранный ею фонд путем шантажа. Большие и малые вооруженные отряды соперничали между собой во взимании денег с населения. В их глазах местные жители были лишь налогоплательщиками и прислужниками, которые обеспечивают их деньгами, зерном и ночлегом.

Отвратительные поступки этих отрядов ничем не отличались от действий чиновничества феодального общества.

Феодальные правители Кореи, надев украшенный нефритом головной убор и сидя во дворце, разрабатывали все новые и новые законы о налогах, чтобы выжимать из народа пот и кровь, и эксплуатировали его без всяких ограничений.

Одно время феодальное правительство, затратив колоссальные средства на возведение дворца Кенбок, выдумало даже дорожную пошлину, чтобы восполнить расходы. Если бы оно построило за счет разграбленных таким путем денег хотя бы один вуз или завод, то потомки были бы ему благодарны.

Передовые курсанты училища «Хвасоньисук» досадовали, говоря, что теперь и Армия независимости идет к своему концу, раз ее командир роты разложился до такой степени. Но только сожалели да порицали. Если бы тогда был установлен строгий режим, как сейчас, можно было бы прибегнуть к закону на основе мнений армии и народа или устроить товарищеский суд, чтобы наказать преступника. Но в ту пору не было такого закона и была предельно расхлябана дисциплина, так что с этим нечего было поделать.

Правда, в Чоньибу был аппарат, ведавший гражданскими делами, но это было лишь одно название. Работники этого аппарата только подвергали телесному наказанию жителей, не внесших как следует деньги в военный фонд, и закрывали глаза на незаконные действия таких людей, как тот командир роты. В их правилах была лазейка для верхушек.

После этого инцидента я решил со всей серьезностью бить в набат для Армии независимости и всех участников движения за независимость. Но дело было в том, каким методом бить в набат.

Чвэ Чхан Гор предложил без промедления выбрать представителей курсантов и выразить протест, обходя все роты с первой до шестой.

Некоторые товарищи предложили опубликовать на страницах газеты «Тэдон минбо» — органа Чоньибу статью, разоблачающую бюрократические действия Армии независимости. Неплохо было бы так сделать, но вряд ли откликнутся на это руководство Чоньибу, командиры других рот и члены редколлегии, чье положение мало чем отличалось от положения того командира 3-й роты.

Я предложил послать изобличающий документ во все роты Армии независимости вместо того, чтобы откладывать дело в долгий ящик, применяя не очень уверенный метод. Товарищи поддержали мое предложение и просили меня написать документ.

Этот изобличающий документ был первой нашей критикой в адрес националистов после организации Союза свержения империализма. Я писал такой документ впервые, но мне казалось, что в нем не сказано все, о чем хотелось сказать. А товарищи одобрили документ, и я дал его Ким Си У, чтобы передать связному Чоньибу. Вскоре этот изобличающий документ был передан всем ротам через связного.

Отклик был немалый. Наверно, этот документ дал сильный толчок даже О Дон Чжину, который никогда не допускал задевать его самолюбие или критиковать Чоньибу, не говоря уже о командире, растратившем военный фонд на свою свадьбу.

В начале следующего года, когда я учился в Гирине, О Дон Чжин говорил мне об этом изобличающем документе. Он сказал, что читал его в 6-й роте вместе с ее командиром и командирами взводов.

— Прочитав изобличающий документ, я дал нагоняй командиру 3-й роты. Думал даже снять его с должности. Подобные людишки срамят Армию независимости, — добавил он.

О Дон Чжин, честно признав, что прогнили верхушки Армии независимости, мучился и досадовал, не умея исправить положение. Как он с таким пылким характером смог взять себя в руки, воочию увидев процесс разложения Армии независимости и будучи не в состоянии приостановить этот процесс!

Слушая О Дон Чжина, я осознал, что разложение Армии независимости мучит не только нас, представителей молодого поколения, но и патриотически настроенных националистов.

Однако никак нельзя было преодолеть морально-политическое разложение Армии независимости одним лишь изобличающим документом. Эта армия неудержимо катилась все дальше по пути отмирания. Не могла быть иною судьба Армии независимости, этой националистической армии, представлявшей и защищавшей интересы имущего класса.

Курсанты нашего училища мало чем отличались от бойцов Армии независимости в том, что они обращались с населением грубо и обрушивали на него чрезмерное экономическое бремя. Они тоже обходили соответствующие районы и собирали наперегонки материалы и зерно, когда мобилизовывались на реквизицию. Придирались к людям, не откликавшимся на реквизицию как следует. Говоря, что у них, мол, нет чувства патриотизма и они не считаются с Армией независимости, курсанты заставляли их отдать хотя бы свинью или кур.

Курсанты жаловались, что училище кормит их только чумизной кашей с невкусными закусками. Как-то раз один курсант, ужиная в столовой общежития, выразил недовольство тем, что подают только чумизную кашу с супом из сушеной капусты, и даже поссорился с Хван Сэ Иром, заведующим столовой. Хван Сэ Ир честно выполнял свою служебную обязанность, но курсанты сетовали, что заведующий столовой не справляется со своей должностью, когда хоть немного снижается качество питания.