Изменить стиль страницы

— Да этот тип просто клоун! Фигляр! В лучшем случае — цирковой силач!

Жаллу радостно смеется:

— И то правда! Трепач, каких мало! По этому поводу могу рассказать одну историю. Это произошло два года назад, когда я еще был не полковником, а всего лишь майором. Нунурс был членом одной из ячеек, во главе группы которых поставили меня. Мне приказали сформировать из них десантно-диверсионный отряд и с помощью этого отряда хорошенько напугать французов. Согласно плану, мы должны были взорвать большой газовый завод неподалеку от доков. Взрыв был бы и вправду страшный — если бы все получилось. Наверно, вы помните этот случай? Завод был слишком явной мишенью, а французы не настолько глупы, чтобы этого не понимать. Газгольдер постоянно находился под усиленной охраной вооруженных жандармов. Я планировал направить туда отряд с бомбой замедленного действия, оснащенной коротким запалом. Отряд должен был с боем пробиться к стальному корпусу газгольдера, установить бомбу и рассыпаться, но не удаляться при этом настолько, чтобы не суметь с помощью снайперского огня держать поодаль жандармов и пожарных. Затем моим людям следовало постараться поодиночке вернуться в штаб. Однако, инструктируя своих бойцов, я не пытался утаить от них вероятность того, что они являются членами команды смертников. Они выслушали меня очень внимательно. Потом, когда я закончил, поднялся Нунурс и потребовал поручить ему командование именно тем подразделением, которое должно было установить бомбу. Нунурс сказал, что будет стоять над устройством со своим «стеном», пока оно не взорвется, а если взрыва не произойдет, приведет бомбу в действие зубами. Он колотил себя в грудь, как Тарзан. Честное слово! (Тут не обошлось без влияния Сафии. Она прямо помешалась на Тарзане. Постоянно читает комиксы.) Короче, Нунурс бил себя в грудь, во все горло хвастался, что он самый крутой бандит в городе Алжире, обещал поубивать кучу жандармов и все такое прочее. Все почтительно уставились на него. Но я присматривался к другому члену группы, не такому неугомонному, как Нунурс. Это был красильщик с кожевенного завода. Красильщик негромко сказал, что он, конечно, боится идти на задание, но собирается просто выполнить свой долг. Опыт у него небольшой, но свой долг он выполнит. Дальше рассказывать, в общем-то, почти нечего. В назначенный день я поставил Нунурса во главе того подразделения отряда, которое должно было установить бомбу. Не сделай я этого, он расколол бы мне голову, как кокос, но в ту же команду я включил и скромного молодого красильщика, который боялся признаться в том, что боится. Когда стемнело, товарищи направились к докам. Прощаясь с ними, я не мог сдержать слез. У них ничего не вышло. Подробности совершенно неинтересны. Добравшись до доков, товарищи заблудились, свернули с дороги, ведущей к газовому заводу, и оказались в тупике. Их заметил жандарм. К тому же в нашей системе безопасности, вероятно, произошла утечка информации, поскольку в ту ночь доки кишели и жандармами, и кадровыми военными. В этом коротком глухом переулке товарищи угодили в западню. И что же происходит? Нунурс подкладывает бомбу под стену в конце переулка и поджигает запал, а все ведут непрерывный огонь по солдатам и полицейским. Бомба взрывается. При взрыве двое товарищей получают ранения, а один погибает. Но те, кто в состоянии ходить, уходят сквозь стену, пока Нунурс прикрывает их отход, отстреливаясь и то и дело испуская свой тарзаний вопль. В результате у него кончаются патроны, и ему приходится добивать одного солдата прикладом. Потом Нунурс удирает. Удивительно, что ему удалось спастись, ведь он нес на себе еще одного человека, того молодого красильщика, который был слишком напуган, чтобы идти самостоятельно, причем ноша была не из приятных, поскольку красильщик наложил в штаны. В ту же ночь мы казнили красильщика за трусость в бою.

Жаллу скребет подбородок и испытующе смотрит мне прямо в глаза.

— Все это я рассказываю для того, чтобы вы поняли, что вещи не всегда таковы, какими кажутся. Вернее сказать, они именно таковы. Это парадокс.

И вновь я сомневаюсь, стоит ли верить Жаллу, но говорить об этом нет смысла.

— Наверно, лучше сделать вам еще один укол до прихода Нунурса. Он не любит, когда у него дома принимают наркотики.

Занимаясь приготовлением раствора и инъекцией, Жаллу не перестает говорить:

— Нунурсу можно доверять. Вот увидите. Он мне подчиняется. Все они подчиняются мне. Бьюсь об заклад, по-вашему, я слишком молод, чтобы руководить целой вилайей. Это не так. Несколько месяцев назад, летом, мне и некоторым товарищам пришлось поехать в Арзев на встречу с одним болгарином, по словам которого, там мы могли получить оружие из России. Вы бывали в Арзеве? Встреча состоялась на скалах у моря, где можно было убедиться в том, что за нами не следят. Мы повсюду расставили наблюдательные посты. Болгарин — возможно, как и вы, — не поверил, что я действительно возглавляю группу. Тогда я велел ему быть свидетелем того, что должно произойти, подал сигнал одному из своих наблюдателей, стоявшему на краю отвесной скалы, он бросился вниз и насмерть разбился о камни — вот таким образом. После этого сомнения болгарина рассеялись. Это правда. Нунурс тоже там был.

Жаллу тяжело вздыхает:

— Ну, а теперь я и мои люди в вашем распоряжении. Можете их ни в грош не ставить, как я. Каков ваш план?

Ни в коем случае нельзя проявлять нерешительность.

— До демонстрации и путча остается больше двух недель. У меня есть кое-какие мысли по этому поводу, но сначала я предлагаю вставить им палки в колеса, устранив Шанталь. Эта женщина опасна.

— Убить Шанталь? Почему бы и нет? — равнодушно говорит Жаллу. Похоже, мои предложения ему вовсе не интересны. — Почему бы и нет? Но как? И где?

— Как раз сегодня утром я заметил, что в оперном театре ставят цикл «Кольцо нибелунга». Послезавтра премьера «Золота Рейна» и…

— И Шанталь будет в театре.

— Там будет весь бывший петеновский сброд, они придут превозносить арийского художника — сверхчеловека. Во всяком случае, это гвоздь сезона. На премьеру де Серкисяны забронируют ложу. Это не вызывает сомнений.

— Опера… — Жаллу колеблется. — Это будет нелегко. Возможно, в театр вам, да и некоторым из нас, удастся пойти. Но как быть с оружием? Разве у входа нас не будут обыскивать? Что мы выберем — пистолет или бомбу? И как будем потом уходить? Никто из нас оперного театра не знает. Так ли уж обязательно это делать в опере?

— Опера — лучший вариант. И вилла де Серкисянов, и здание ОИДК, где работает Шанталь, усиленно охраняются. Кроме того, действию, как и выступлению оратора, присуща своя риторика. Акт насилия в опере произведет определенный эффект — и докажет всему миру, что эти люди нигде не могут чувствовать себя в безопасности.

Жаллу раздумывает.

— Ну хорошо. Это понятно, однако вся трудность в деталях. Необходимо получше ознакомиться с планировкой здания и расположением ложи де Серкисянов. Это важно. Возможно, понадобится время, чтобы «склонить» к сотрудничеству рабочих сцены или других работников театра. Это, наверное, можно сделать… но действовать нахрапом нельзя.

— Правильно. Я об этом подумал. «Золото Рейна» дают в понедельник. Три дня спустя — премьера «Валькирии». Затем идут «Зигфрид» и «Gotterdammerung». Поэтому я пойду на «Золото Рейна», произведу рекогносцировку и о результатах доложу. После чего, на одной из следующих премьер, мы совершим покушение.

Жаллу надолго задумывается. Кажется, он постепенно начинает верить в возможность удачи.

— Ну что ж, хорошо. Лучше всего убить эту женщину во время «Gotterdammerung». Это ведь значит «Гибель богов», да? Как вы выражаетесь, это произведет должный эффект.

Он встает и принимается расхаживать по комнате, возбужденно размахивая опустевшим шприцем.

— Но я тоже иду в театр! Я еще никогда не был в опере! Давайте, если получится, купим билеты в ложу… Нам понадобится приличная одежда, но это я смогу устроить. Все расходы будут оплачены из фондов ФНО. — Он хихикает, почти истерически. — Правда, я не знаю, что скажет по этому поводу Нунурс.