В апреле месяце 1906 г. было мною получено распоряжение от инструктора «Адама», окружн. агитатора Эдварда и техника по партии «Лукаша» - во что бы ни стало к 1-му мая доставить типографию из Германии в Ченстохов. С этой целью я отправился в Германию в город Люблинец, где со склада в разобранном виде получил типографию со шрифтом, весом около десяти пудов. Так как германская жандармерия пособляла русской и уличенных в чем-либо революционном выдавала, то мне в большинстве случаев приходилось революционный груз перевозить из Люблинца к границе на извозчиках. Доставив типографию к границе в деревню Калина в ресторан Замеля, я отправился пешком в прусские Гербы и, встретив знакомого контрабандиста, направил его на русскую сторону в деревню Выразов с письмом к контрабандисту Владиславу Блащику, которого просил неотлагательно прийти ко мне с другими людьми. Вечером Блащик явился ко мне, заявив, что он пришел лишь один, т. к. сегодня нет знакомых на пограничных постах солдат, что он вернется домой и придет ко мне за типографией завтра. Распрощавшись со мною, Блащик ушел домой (вечером). Я остался ночевать в деревне Калина и рано утром, придя на прусскую станцию Гербы, узнал, что Блащик ночью при переходе границы убит солдатом около кордона. Так как рогатка была уже открыта, я сейчас же отправился на русскую таможню, {369} при выходе из которой встретил жандарма Гриба, которого и спросил о случившемся с Блащиком. Гриб, как видно, был доволен смертью Блащика и, зная о моих дружеских отношениях с покойным, иронически посмотрев на меня, сказал, что он как раз идет к нему. Я попросил его взять меня с собой. Мы, выйдя за кордон в поле, приблизительно в сорока шагах от границы увидели труп Блащика (покрытый шинелью). Рядом стоял часовой. Увидев труп одного из моих лучших с детства товарищей, я поклялся отомстить этому гербскому кордону пограничной стражи. В момент, когда я уходил от трупа Блащика, поездом из Ченстохова прибыла комиссия к покойному, состоящая из военного врача, тов. прокурора и следователя. Я поспешил в деревню к родителям покойного, чтобы они сейчас же отправились в Гербы и просили выдать труп сына, что и было сделано. Я на следуемые с меня деньги купил покойному хороший гроб, белый венок с красными лентами и надписью «От товарищей и родителей - борцу за свободу». Труп покойного проводили на приходское кладбище в деревню Конописка немногие крестьяне дер. Выразов и товарищи, рабочие завода «Бляховня».

При покойном судебно-жандармскими властями было найдено мое письмо, написанное покойному накануне смерти, в котором я просил его прийти ко мне в Германию. Жандармы удержали это в секрете и организовали за мною слежку, о чем было сообщено и германской жандармерии. При переходе мною русской таможни уже сразу за мной следили шпионы, куда я ни повернусь. Германский жандарм начал секретно собирать обо мне сведения и случайно расспрашивал того же жел.-дор. служащего, у которого был склад оружия и литературы. Типография была мною передана контрабандисту Францу Моравцу, который и доставил ее в Ченстохов. Дальнейшая моя работа на границе по водворению из-за границы революционного груза была для меня ввиду начатой слежки невозможной, и она была прекращена.

Инструктора боевой организации «Адама» сменил инструктор Казимир Малаховский, по кличке «Юзеф», который очень меня любил и называл «Малым», хотя моя кличка была «Эмиль». Юзефу я предложил отомстить за покойного Бла-{370}щика. Я предложил конфисковать деньги гербской таможни во время перевозки таковых с Герб в государственный банк в гор. Ченстохов. Гербская дорога в то время еще не имела почтового вагона. День перевозки денег держался в секрете. Деньги всегда перевозились старшим досмотрщиком таможни Киселевым, кассиром Дымяненко и четырьмя солдатами пограничной стражи, причем досмотрщик и кассир помещались с деньгами во втором классе вагона, а солдаты в третьем классе соседнего вагона.

План нападения был выработан нами: экспроприировать деньги после прибытия поезда в Ченстохов, когда с деньгами идут в банк по Театральной улице.

Для установления дня перевозки денег с таможни в банк я обратился к моему знакомому фельдшеру Гербской дороги Францу Куделько, проживающему в Гербах и находящемуся в близких отношениях с досмотрщиком таможни Киселевым. Киселев был самым зловредным для служащих таможни, которые сильно жаловались на него, и партией было постановлено его во время нападения убить. У фельдшера Франца Куделько я узнал после обеда накануне перевозки денег. Я тотчас же отправился в Ченстохов на квартиру инструктора Юзефа и сообщил ему, что завтра будет перевозка денег. Было решено, чтобы я тотчас же отправился поездом домой и завтра поездом, которым поедет кассир, прибыл в Ченстохов и раньше кассира явился на Театральную улицу к заранее расставленным боевикам. Все было мною выполнено и, выйдя из поезда на Театральную улицу, встретил инструктора Юзефа, боевиков Канецкого по кличке «Антек», Славека, кличка «Иовиш», Холубецко, кл. «Вацек», Владислава Стромбек, кл. «Владек». Остальных не помню. Так как не все боевики явились на место вовремя, то с этим количеством людей совершить нападение нельзя было. Нападение не состоялось.

Мы же, боевики, ушли на улицу девы Марии, причем Казимир Малаховский - «Юзеф», я и кто-то еще из своих вошли в кондитерскую Рудзкого, а остальные расположились на скамейках улицы. К нам в кондитерскую вошел кто-то из боевиков и заявил секретно, что офицер (штаб-{371}ротмистр драгунский) Позняк направился с улицы Девы Марии по Александровской. Мы тотчас же вышли на улицу, вразбивку направились вслед за Позняком. Впереди шли боевики Канецкий, «Антек», Славек, «Иовиш», Владислав Стромбек, «Владек», которые пустили Позняка на Короткую улицу, по которой он шел в свой эскадрон, и там же убили его из браунинга. Офицер Позняк был одним из самых жестоких офицеров, как усмиритель со своим эскадроном. За это и был приговорен партией к смерти.

Мы с Юзефом решили, что нападение на кассира гербской таможни лучше совершить в пути и в поезде. С этой целью я отправился с Малаховским в Гербы, где познакомил его с фельдшером Куделько. Как раз в это время к фельдшеру зашел жандарм Гриб и, поздоровавшись с нами, вскоре ушел, я же с Малаховским, поговорив с Куделько по делу перевозки денег, ушли в ресторан вблизи Гербской рогатки, а затем поездом вернулись в Ченстохов. Нами было решено, что для нападения достаточно десяти человек, из коих Юзеф, Вцисло (слесарь завода Гантке, впоследствии, как инструктор, был убит шпионами в Варшаве) и еще один, имени и клички его не помню, - хорошо одетыми уедут в день нападения утренним поездом в Гербы, а остальные боевики выйдут на станциях Гнашин и Островы и на обратном следовании поезда в Ченстохов на этих же станциях сядут в поезд. Юзеф и Вцисло поедут вторым классом вместе с кассиром. Начать нападение было решено, когда поезд тронется со станции Гнашин. Мы получили сведения от Куделько накануне перевозки денег. Юзефом было решено, что, так как меня знают все жел.-дор. служащие и почти все жители деревень на протяжении от Герб до Ченстохова, то я лично участвовать в нападении на поезд не буду и лишь он один с боевиками отправится поездом, а я останусь в Ченстохове наблюдать за всем, что будет происходить на станции и в городе после нападения.

Я спал у Малаховского, «Юзефа», на одной с ним кровати, а утром рано пришел к нам Евгений Холубецко, кл. «Вацек», чтобы с Юзефом идти на поезд. Вид Вацека был печальный и ни малейшей улыбки на устах, как это бывало {372} раньше. Юзеф и Вацек, уходя на поезд, поцеловали меня, сказав «Прощай, Малый», и с тем ушли. Я еще продолжал лежать на кровати до десяти часов, а затем, быстро одевшись, закрыл на ключ комнату и ушел на станцию Гербской дороги. Не доходя станции, я увидел, что поезд из Герб полным ходом вошел на станцию. В то же время я услыхал за собою топот лошадей. Повернувшись, я увидел драгунский полк и бригаду пограничной стражи. Всадники несутся полным ходом по направлению на ст. Страдом. Я ввиду этого быстро направился на улицу Страдом к партийному старому работнику, сапожнику Павликовскому, и направил его сына на станцию, чтобы он узнал новости. Мальчик скоро вернулся, заявив, что в поезде было нападение, и на станции в зале лежит много убитых, в том числе и офицеры. Я тотчас же отправился в Раков (деревня в трех верстах от города, где завод Гантке), рассчитывая там встретиться с боевиками после нападения. Около Ракова я встретился с боевиком Константином Гиналом, кл. «Костек», который, неся ботинки в руках и сам босиком, приближаясь ко мне, заявил: «Холера, что ты наделал этим своим нападением, Юзефа больше не увидишь; вот это его браунинг (показывая таковой), и Вацек также убит». Эти слова как громом ударили по мне, но мне нельзя было терять времени. Я быстро направился в город на квартиру Малаховского, «Юзефа», в которой были браунинги и сложенные (готовые) бомбы; из которых вынув запалы, разобрал таковые на части, и все это немедленно перенес на склад в Раков.