Несколько таких документов я хочу прокомментировать. Они из разных лагерей, разного времени, но все дают возможность узнать о лагерях из почти самого точного источника.

Первый документ составлен осенью 1940 года и адресован «Начальнику Главного экономического управления НКВД СССР, комиссару государственной безопасности 3-го ранга КОБУЛОВУ». Да, да, – это тот самый Кобулов, который потом сделал головокружительную карьеру, был ближайшим помощником Берии, его заместителем, имел репутацию одного из самых страшных палачей этого адского ведомства и был расстрелян вместе с десятком других ближайших помощников своего сатанинского шефа.

В «Докладной записке» на имя Кобулова начальник оперативно-чекистского отдела Карагандинского исправительно-трудового лагеря дает характеристику вверенного ему объекта. Карагандинский лагерь, или – как все его называли – Карлаг, был одним из самых «мягких». Во-первых, – и это главное! – он не был ни лесоповальным, ни рудничным, ни строительным – это был большой сельскохозяйственный лагерь, в котором содержалось 252 662 головы скота: овец, коров, свиней и лошадей. Чтобы представить себе, что из себя представлял такой лагерь, лучше всего процитировать страницу «Докладной записки»:

«Карлаг занимает площадь в 1,800,000 гектаров. Протяжение территории лагеря с севера на юг – 300 километров и с востока на запад – 200 километров.

Кроме того, вне этой территории имеются два отделения: Акмолинское, расположенное в 350 километрах от центра лагеря с количеством заключенных 2323 человека, и Балхашское отделение, расположенное в 500 километрах от центра лагеря с количеством заключенных в 772 человека.

Всего в лагере содержится заключенных 34 536 человек, которые размещены по всей территории лагеря в 22 отделениях и 159 участках. Отделения и участки расположены от центра лагеря на расстоянии от 5 до 500 километров.

Дороги, связывающие все лагерные подразделения с центром, только грунтовые, которые в зимнее время, во время буранов, и весной, при распутице, на целые месяцы бывают непроезжими. Техническая связь (телефонная и телеграфная) по всей территории лагеря отсутствует».

Да, Карлаг был не самым страшным лагерем. Правда, и там зеков кормили «по норме»; и там они жили в условиях, конечно, намного худших, нежели две с половиной сотни тысяч скота. И там были работы тяжелые, иногда непосильные для истощенных тюрьмой людей, не привыкших к физическому труду. Чтобы ухаживать за большим количеством животных, надобно было иметь пастбища, сеять, убирать, закладывать силос, убирать навоз и многое, многое другое. Но там было что украсть. У лошадей украсть овес, из него можно было потом сварить подобие киселя; на пастбищах тихонько попользоваться молоком коров и овец; на поле – при севе, уборке, а то и не дожидаясь её – своровать несколько картофелин. Не то что в нашем лесоповальном лагере, где нельзя было пользоваться даже брусникой или подснежной клюквой – конвой стрелял в каждого, кто отходил за пределы отведенного ему пространства на делянке.

Ну а все же – представим себе этот «мягкий» и даже в чем-то привилегированный лагерь. Место более одинокое и страшное, нежели классические Австралия или Кайлена, куда ссылали каторжников из Англии и Франции в прошлом, либеральном веке. Караганда – огромная, пустая и глухая степь-полупустыня, с резко континентальным климатом, открытая всем ветрам. Изнуряющий зной в короткое лето, убийственный мороз зимой. «Черные бури» земли и песка, поднимаемые ураганными ветрами летом и осенью; снежные бураны, отрезающие «отделения» и «участки» от ближайшего поселка. И заключенные – мужчины и женщины, отданные в безраздельную, никем и ничем не ограниченную власть тупых и развращенных своей неограниченной властью людей. Кто они такие эти заключенные?

«Докладная записка» Кобулову дает об этом совершенно точные сведения. Поражает, что и там, в лагере, существует строгая классификация заключенных согласно совершенным ими преступлениям. И приводимые данные дают возможность поразмышлять о том, кем же числились осужденные «за контрреволюционные преступления». Итак, следующий раздел записки:

СОСТАВ ЗАКЛЮЧЕННЫХ ПО ХАРАКТЕРУ ПРЕСТУПЛЕНИЙ СЛЕДУЮЩИЙ:

1. Троцкистов, зиновьевцев и правых Ц 89 чел.

2. Изменников родины – 24 чел.

3. Террористов – 273 чел.

4. Диверсантов – 59 чел.

5. Шпионов – 694 чел.

6. Контрреволюционных вредителей – 739 чел.

7. Руководителей контрреволюционных организаций – 197 чел.

8. За антисоветскую агитацию – 4675 чел.

9. За прочие контрреволюционные преступления – 72 115 чел.

10. Бывших членов антисоветских политпартий – 49 чел.

11. Членов семей изменников родины – 5166 чел.

Итого контрреволюционеров – 19181 чел.

12. Бандитов, разбойников и перебежчиков – 1378 чел.

13. Осужденных за бытовые преступления – 13 977 чел.

Всего: 34 536 чел.

Мы уже говорили, что Карлаг был самым обычным лагерем. И по составу заключенных в нем можно вполне представить, каков он был в других лагерях. Троцкистов, зиновьевцев и правых – совсем мало – 89 человек. Вообще-то их много – помножьте эти 89 человек на количество лагерей в стране, и окажется, что их тысячи и тысячи. Но все же – мало. Большинство – расстреляно. В лагерь попали только те, кого не удалось всунуть в какую-нибудь соответствующую «организацию».

В следующей категории – «изменники родины» – всего 24 человека. А как же это увязывается с тем, что членов семей изменников родины – 5166 человек? И кто они такие – «изменники родины»? Война ещё начнется через год, и нет перебежчиков к врагу, пленных и прочих сотен тысяч, отнесенных к этой категории. «Изменники родины» в 1940 году – это уничтожаемый слой партийно-государственных руководителей. А мало их по сравнению с членами их семей потому, что почти все они – расстреляны. И больше пяти тысяч женщин, числящихся по этой категории в лагере, – жены, матери, дочери расстрелянных. Сначала их всех держали в Мордовии, в Темниковских лагерях, совершенно изолированно, без права переписки. Они жили там, не имея представления о судьбе близкого человека, о том, где находятся отнятые у них дети, в том числе и самые маленькие… Лишь через два года женщин стали рассылать по обычным лагерям, и это для них было и потрясением и благом: у них началась переписка, появилась возможность что-то узнать о судьбе близких.

Поражает в этой таблице количество «террористов» – 273 человека, а особенно «шпионов» – 694 человека. Если в одном, и не самом большом, лагере находится 700 «шпионов», то сколько же их во всех лагерях? Очевидно, шпионаж в те годы был одной из наиболее массовых профессий! Ну, «вредителей» было тоже навалом – 739 человек. Что же удивительного, если одних руководителей контрреволюционных организаций только в одном лагере было 197 человек! Чем-то им надо было руководить?! Но кем? А вот есть такая графа: «За прочие контрреволюционные преступления». За какие – сказать невозможно! Если они не были политиками, изменниками, террористами, шпионами, не занимались антисоветской агитацией, то чем же они занимались? Да ещё под руководством? Тут даже оперативно-чекистский отдел не мог придумать никакой дефиниции. А этих – «за прочие…» – было ни много ни мало более 7 тысяч – 7215 человек! Легче разобраться с «антисоветскими агитаторами» (в лагере их звали «анекдотчики») – их было также немало – 4675 человек. Совершенно очевидно, что их «агитация» не проявлялась ни в ярких выступлениях на митингах, ни в печатании прокламаций. Чаще всего в наиболее доказанном преступлении – анекдот, рассказанный в курилке или туалете своим сослуживцам, среди которых оказался неленивый стукач.

Но давайте проанализируем эту таблицу до конца. Следовательно, контрреволюционеров было в Карлаге 19 181 человек. А кто же были остальные 15 355 человек? Те, которые в отличие от «контриков» в указаниях и распоряжениях именовались «социально близкие…». Их всего две категории: