Встретил он бедняка и говорит:

– Отдай мне твою частицу света. К чему она тебе? У тебя хижина маленькая, не ровен час, загорится от такого большого пламени – вон как она полыхает! А у меня дом большой, комнат много, одной частицей не осветишь. Отдай, а я тебе денег дам!

Задумался бедняк. И частицу света отдавать не хочется, и деньги нужны: дети малые есть просят… Подумал-подумал, да и отдал частицу.

А богач посмотрел: две частицы хорошо, а три – лучше! И давай других бедняков обрабатывать: кому денег посулит, кому хлеба. Где купит, где хитростью выманит, а у кого и отнимет.

Стал у него скоро не дом, а дворец: весь сверкает огнями, в каждом углу частица света сияет, даже в чулане две.

А бедняк пожил-пожил в темноте, да и приходит к богачу. Верни, говорит, мою частицу света, не могу я без неё. Глупый я был, что отдал её тебе!

Но где это видано, чтобы богачи добровольно отдавали то, что попало им в руки? Так не бывает.

«Иди, – говорит он бедняку, – подобру-поздорову. Ты мне твою частицу света сам отдал, у меня и свидетели есть. А будешь приставать – я на тебя судей напущу, приставов…

«Ну, хоть посидеть рядом с ней дай! – взмолился бедняк. – Хоть посмотреть на неё!»

«У меня дома ковры постелены, – нахмурился богач. – Ты их запачкаешь! Смотри отсюда. К тому же, как я разберу, какая из частиц света – твоя? Вон у меня их сколько!»

Повернулся бедняк и ушёл. А что он мог сделать? Но и прожить долго после этого не смог: умер. То ли от огорчения, то ли от обиды, то ли от голода, то ли потому, что не смог жить без частицы света.

А как умер он – смотрит богач, а у него в доме немного темнее стало: одна частица света погасла.

«Господи, почему так?» – взмолился богач.

И услышал в ответ тихий усталый голос:

«Всё правильно. Не твоя это была частица, а бедняка. Он умер – вот она и погасла…»

Чистые руки

Голова у него была холодная. Очень холодная. Настолько холодная, что на ней конденсировалась и замерзала любая влага, сколь бы мало её ни находилось в воздухе. Оттого-то его макушка порой напоминала заснеженные вершины Кавказских гор. Или Гималаев.

Экспериментальные исследования показали, что температура головы равнялась абсолютному нулю, то есть минус двести семьдесят три градуса по Цельсию. Точно такую температуру имеет космическое пространство. Но он не находился в космосе, он был на Земле.

Феномен сам по себе достаточно интересный: какова причина низкой температуры? Но ответа на этот вопрос не мог дать никто, а факт оставался фактом: он ходил среди людей, сверкая осевшим на голове ледником.

Благодаря столь низкой температуре голова сохраняла в неизменности мысли, появившиеся в ней много веков назад.

Зато сердце у него было горячее. Очень горячее. Настолько горячее, что на полпути от сердца к макушке – приблизительно в районе шеи – ледник головы начинал таять, и тонкие струйки воды скользили между лопаток, по плечам и груди. В районе сердца вода испарялась – настолько высокой была температура. Пар поднимался кверху, вновь конденсируясь где-то на макушке.

Короче, он являл собой ходячую иллюстрацию к небезызвестному принципу круговорота воды в природе. Но, повторю, он был обычным человеком, жил среди нас, а не в открытом космосе. А если и работал в среде специфических государственных органов, то мало ли где люди работают?

Руки у него всегда были чистыми. Но не потому, что он тоннами изводил мыло и водопадами лил воду.

Просто таково было свойство его рук – как бы в дополнение к особым свойствам сердца и головы.

Всем известно, что чисто вымытая кожа человека обладает бактерицидными свойствами, уничтожая садящихся на неё бактерий.

Но у него данная особенность была гиперразвита, гипертрофирована. Словом, его руки были абсолютно абиотическими. То есть – повторю для тех, кто не понял: его руки убивали ВСЁ ЖИВОЕ!

Юридически верно

«Сим удостоверяется, что концессия на право разработки нефтяных богатств страны передаётся компании Имярек на Веки Вечные».

Стареющий Президент, подписывая Указ, облегчённо вздохнул.

Слава Богу! Теперь и дети, и внуки, и правнуки будут обеспечены по конец их дней. Что бы ни случилось, их доходы надёжно охранены подписанными Указами.

"Главное, чтобы всё было оформлено юридически грамотно, – вспомнил он слова придворного адвоката. Тогда никто не сможет подкопаться и опротестовать решение. Иностранцы весьма щепетильны в подобных вопросах, от буквы документа не отступают".

Президент перебрал в памяти предыдущие Указы: о концессии на водные ресурсы, на рыбные, на лесоразработки, на сбор грибов и ягод, на использование сельхозугодий. И все они скреплялись жёсткой юридической формулой "на веки вечные". Кажется, больше в стране не осталось ничего, что можно продать иностранным компаниям. А как иначе, если свои не умеют правильно эксплуатировать собственные природные богатства?

И с каждого Указа Президенту (а после его смерти – наследникам) иностранные компании отстёгивали солидный куш. Свои столько не дали бы. А что делать: сегодня Президент, а завтра придётся передавать дела Преемнику. Приходится соблюдать видимость законности: детям и внукам власть не передашь: те же иностранцы возмутятся.

"Интересы страны – понятие расплывчатое, – подумал Президент, – одному нужно одно, другому – другое. Интересы семьи более конкретны".

Кому, как не Президенту, знать, что удовлетворить всех жителей страны невозможно? Поэтому в первую очередь следует позаботиться о себе, о своих близких. Как иначе обеспечить им постоянный доход? Зарплата, даже Президента, мизер. А тут стабильный процент. Иностранцы превыше всего ценят юридическую правильность оформления подобных документов. На своих в этом случае положиться нельзя.

"А этично ли я поступаю?" – мелькнуло в голове Президента неожиданная мысль. И тут же сменилась другой, успокаивающей: "Каждый распоряжается тем, что имеет. По-народному, а народ у нас мудрый, несмотря ни на что, звучит: "У воды, да не напиться?" То есть народ заранее оправдывает подобные действия!"

И, удовлетворённый, Президент подписал последний Указ о назначении Преемника. Это тоже будто бы находилось в рамках народных традиций, или, по-иноземному, народного менталитета. Но ни одной поговорки на эту тему Президент не вспомнил.

Новый Президент, приняв присягу на верность народу, первым делом издал свой Указ, который гласил:

"Сим удостоверяется, что с Такого-то числа Такого-то месяца Такого-то года от рождества Христова, впредь, до особого распоряжения, заканчиваются "Веки Вечные" и начинаются "Новые Времена".

Живые деньги

Деньги любили его. Они выползали из всех углов, из всех каморок того гигантского террариума, который он им построил, и ползли к нему. Цепляясь за одежду, лезли вверх, взбирались по костюму до самого лица и нежно прижимались к щёкам. Они ластились к нему, как котята – зелёные маленькие котята, плоские и бумажные.

И он тоже любил их, не оставляя каждую вниманием и ласково поглаживая зелёные спинки, иных даже целуя. А, погладив, снимал банкноту с себя, бережно опускал на пол, и та ползла, осчастливленная, на место.

Он улыбался. И это была не обычно-вежливая улыбка, образец которой он перед этим мне демонстрировал, нет, это была улыбка погружённого в свои мысли человека, чуть блуждающая и безмерно счастливая. Он улыбался так, будто встретил старинного друга, Улыбался, прикрыв глаза от невыразимого блаженства. А я… Я прижался к стене, отдергивая ногу всякий раз, когда мимо проползала какая-нибудь банкнота. Глаза мои были широко раскрыты, они впитывали происходящее, перебегая от предмета к предмету, от банкноты к банкноте – больше тут, собственно, никаких предметов не было; только банкноты и маленькие конурки, в которых они, видимо, и жили. Глаза беспомощно оглядывали окружающее, и всё увиденное задерживалось в них, не доходя до мозга, так что видеть я мог, а вот обдумывать – не имел возможности. Я был словно иконоскоп: глаза сканировали пространство, передавая информацию куда-то в глубины мозга для последующей обработки, но которая задерживалась в каком-то накопителе.