— Вы нам так щит над местом и не показали, — чуточку картавя, у подвыпившего Егорки всегда так, попенял нам с Михой брат. — Любопытство грызет, сил нет.
— Ты ему зубы-на выбей, — оскалился Поц. Тоже вот. Тихой сапой в родню прописался, хрен сотрешь. Близкий человек, что скажешь?! А он чует. И считает, что имеет право подшучивать над моими братьями. — Пусть оно тебя нежно обсасывает!
— А и правда, — покладисто согласился я, вставая. — Че порожняком сидеть? Пошли глянем. Срисуем фронт работ. Мих, ты присмотри за огнем…
Не попросил, приказал. И он послушался. Надо иногда подсказывать его место. Он с бригадой не один год ездил. Сам может в разборки и не лез никогда, а понтов тоже нахватался. Чуть прогнись — в миг на шею сядет и ноги свесит. И скажет, что так и было. Это давным-давно, когда мы темы терли и добычу на братву кололи, он мне вроде как вровень был. Теперь я ему зарплату плачу…
Время стирает следы. Какой-то другой, неведомый исследователь согнул торчащую из шишки трубу еще раз. Так, что она легла, скрывшись, замаскировавшись в отросшей на нанесенном песке траве. Я даже слегка занервничал, сразу не обнаружив свидетельство нашего тут пребывания тогда, давным-давно. И словно старому приятелю, случайно встреченному после десятка лет разлуки, обрадовался, опять-таки — случайно попавшей под ногу железяке.
— Мне… гм… представлялась эта возвышенность несколько меньшей по размеру, — почесал переносицу под дужками очков Егор.
— Не дрейфь, — хлопнул тому по плечу Леха. — Завтра вооружим мелкую братву лопатами и они за пару часов все размеры тебе тут проявят.
Шатер всего-то пару часов простоявший под жарким летнем солнцем, успел хорошенечко прогреться. Внутри было душно и пахло увядающей травой. Именно травой, разнотравьем, а не сеном.
— Работать можно будет только утром или вечером, — высказал я свое мнение. — Иначе запаримся. Жара тут, как в бане.
— Жирок сгоним лишний, — хлопнул себя по едва-едва угадывающемуся под футболкой животу мичман. Его оптимизму можно было только завидовать.
Как и здоровью с работоспособностью. Когда следующим утром я все-таки заставил себя подняться, кряхтя и поминая нехорошими словами явно лишнюю вчерашнюю банку пива, младший уже заканчивал расчистку каменного щита от дерна и песка. Чумазый, мокрый от пота, но невероятно довольный.
— Проснулся? — радостно выкрикнул он, выскакивая из шатра увидев явление меня из палатки. — Пошли, польешь. Ох хорошо на ветерке!
— А где все? — удивился я необычайной тишине в лагере.
— Бабы с детями ушли оборзевать окрестности. Взяли фотики, и ушли. Егорка с Маслом приладу строят под лебедку.
— С кем? — не понял я.
— С Мишкой. Масёл — это прозвище. Так у нас механиков… Всех, кто в БЧ-5 служил погоняли. Вот он меня, мичмана, "сундуком" кличет, а я его маслом.
— Прикол, — хмыкнул я. — Завтракали?
— Да мы то со шпаной рано встали. Это вы, лежебоки. Чайник поди чуть теплый. Ща подогреем.
— Разберемся, — буркнул я под нос направляя струйку слегка прохладной воды из крана танка на подставленную, лоснящуюся потом спину брата. — Нашел чего?
— Неа, — отфыркнулся Леха. — Камень только. Как панцирь у черепахи. Егор говорит — базальт. Типа издалека каменюги сюда перли. Здесь таких нет. Что попало так прятать не станут. Мазута твой…
— Кто? — снова не понял я.
— Да, блин, Мишка опять же. Механик-водитель? Значит — мазута.
— И че он?
— Весь на шарнирах. Дребезжит, хоть гвоздем прибивай. Типа древняя принцесса полюбому тут золото-брильянты для потомков притырила. И подсказочку на руке татухой набила.
Я хмыкнул. В сокровища не верил. Кто их, предков, разберет?! Может здесь прадед закопан, или любимый конь мужа. Мнится мне, другие тогда у людей ценности были.
— Миха о яхте мечту имеет, — пояснил я нетерпеливость боевого соратника. — Надеется на причитающуюся ему долю обзавестись.
— Уважительная причина, — кивнул брат, перекинув полотенце через плечо. — А ты? Ты о чем мечтаешь?
И взглянул вдруг прямо в глаза. Мы с ним всегда хорошо понимали друг друга. Егор, он другой. Вечно в своих грезах, в другом мире. Будто бы вечно занят внутренним, самого себя с самим собой разговором. А Леха простой. Такой же, как я. Теперь вот только взгляд у него стал какой-то… пристальный. Нехороший. Недоверчивый.
— Да, черепок какой-никакой отроем и ладно будет. Чтоб можно было в старости взять в руки и вспомнить об этом дне.
И вроде чистую правду сказал. Именно так и думал. А прозвучало, словно отговариваюсь. Словно скрываю что-то.
— Настолько хреново, брат? — тихонько спросил Леха, кода мы уже устроились на креслах у только-только реанимированного костра. Я открыл рот… Хотел было засмеяться, отшутиться, и вдруг вывалил все. Об одолевших хуже горькой редьки ворах-чиновниках, тянущих из отрасли последние соки. О замерзших, застывших как комар в янтаре, в девяностых бандитах. О кризисе, о том, что фирма моя в долгах, как в шелках, и о том, что я вот-вот начну технику продавать, чтоб рабочих деньгами поддержать. Об одиночестве и о том, что не могу никому верить вокруг… Ну и о том, что впервые за много-много лет мне действительно хорошо.
— Достало все, брат, — жаловался я. — Если бы не четыре сотни людей, которые у меня в кассе зарплату получают, плюнул бы на все, распродал и махнул бы в Испанию или Таиланд тот же. Всегда мечтал путешествовать, а побывать вот дальше Питера нигде и не довелось. Дела все эти гадские, заботы…
— А я вот, Дюха, набродился по миру по самые гланды, — приобнял меня младший. — Носило меня так, что земли под ногами не видел. Покоя хочу. Мира. Место свое хочу, чтоб сказать можно было — вот мол, это мое. Отсюда, итить его колотить, и до туда. Забор, мля, вокруг и морковку выращивать…
— Тема. Разберемся, — согласился я, кивая. Это мне было понятно. Однажды я захотел примерно того же самого. Ну и приобрел полтора гектара земли. Дом построил. Правда, до корнеплодов пока дело не дошло. — Но тебе проще. Пятьдесят соток хватит? Вернемся, оформлю на тебя…
— Красавец, — громко засмеялся Леха, краем глаза углядевший появление на горизонте Михи с Егоркой. — Нравится мне, как ты…
Он взмахнул жесткой, с набитыми костяшками, ладонью.
— Как ты разбираешься с чужими проблемами.
И вдруг, всем телом повернувшись к нашим инженерам, взревел во всю мощь командирской глотки:
— Это чего еще за якорь вам в задницу?! Где доклад по форме?! БЧ-пять! Доложить по состоянию электро-механической службы!
Я на месте Поца уже в глаз бы за такой наезд заехал. Ну, попытался бы — точно. Леха вон каким бычарой здоровым стал. Пока в одежде и не скажешь. А как разделся — Рэмбо нервно курит в сторонке. И портака такого зашибенского на плече Сталоне не видать, как своих ушей. Что моя мышка, что мореманский коллаж из якоря и Андреевского флага кому попало не набьют.
А вот Михе, похоже, игра даже понравилась. Он вдруг вытянулся, расправил сутулые плечи и четко выдал, обращаясь ко мне:
— Товарищ командир, разрешите обратиться к товарищу старшему мичману?
Младший кивнул. И я тут же невольно повторил его жест. Все правильно. В походе или на войне командовать должен кто-то один. Демократия хороша для тех, кто сидит на диване у телевизора.
— Разрешаю.
— Товарищ старший мичман, — совсем чуть-чуть поморщившись от вида старательно тянущегося, нескладного, неуместного в компании бывших военных, не уставного, улыбающегося Егора. — По БЧ-пять полный ажур. Генератор смонтирован и готов к работе на точке. Сборка кран-балки завершена. Лебедка установлена. Гражданский специалист предлагает начинать закладку анкеров.
— Отлично, — совершенно серьезно похвалил Леха. — Молодцы!
— Рады стараться, товарищ старший мичман.
— Только я вот чего хотел сказать, — средний первым же словом умудрился в дребезги разбить все очарование воинской атмосферы. Ну, или вернее — ностальгии по тем временам. — Каменный щит мы сейчас уберем. А дальше?