Особенно на ее-то, вечно испачканной машинным маслом, лице. Думается мне, цвет Лесиных глаз для Михи на втором месте был. А вот то, что она во дворе капитанового домика мотоцикл чинила, это ей однозначно в зачет пошло. И пока хулигангстеры капитана увещевать пытались, Поц помогал Лесе какие-то железки в керосине промывать.

На том холостая жизнь моего механика-водителя и закончилась. Украинка с забавным выговором, васильковыми глазами и вечно перепачканной мордашкой последовала в Подкову вместе с отцом-капитаном. Свадьбу сыграли уже здесь, на острове. И венчал молодых, ясен день, Саня Коленок. Ну, кхе-кхе, то есть — отец Александр.

Прибыли в давным-давно брошенную, укрупненную еще в при Хрущеве, деревеньку часам к пяти. Ну не знаю — вечера или дня. Летом — скорее дня, а вот в начале марта и не поймешь. Вроде уже по летнему светло, но уже явно не белый день. Что-то, бляха от ремня, среднее.

Коленок жил в малюсеньком бревенчатом домике возле почерневшей от времени, малюсенькой же, церквушки. Слышал где-то, что по кресту на куполе можно как-то определить, к староверам храм относится, или уже к новой. Может быть и так. Только что мне, что брату, что кое-как расселившимся по кривобоким хибаркам савиным бойцам, по большому счету было начихать. Да хоть мечеть, блин. Но слушали нарядившегося в черную сутану Саню Коленка внимательно. И мужики и бабы. И даже детишки в присутствии попа-самозванца вели себя как-то иначе. Более… послушно, что ли.

А Коленок звездил. Сразу было видно. Так сказать, невооруженным глазом было легко разглядеть, что это вот нежданное внимание отставному хулигану прямо как елеем по израненной душе. Прежде то он в особенных баянских талантах замечен не был. Долго не базарил, короче. Чаще всего выходило, что весь его развод на третьей секунде заканчивался ударом по печени. Вот это наш Саня любил и умел. И продолжал совершенствовать на безответных грушах в спортзалах Федерации Самбо.

А тут — надо же! Говорил уже минут пять, часто на приблатненую феню срывался, руками себе активно помогал. Но именно что помогал, а не кидался с кулаками на слушателей. Фантастическое преобразование с моим боевым товарищем случилось — вот что я хочу сказать!

— Он, в натуре вкурил, этот бродяга, что Господу противно воровство, — самозабвенно вещал новый Апостол Веры. — Он сам, своими собственными очами, зырил, типа: рядом, на соседнем кресте страдает чувак, который, с ним в сравнении, вообще не при чем. Типа, вообще безгрешный. Иисус Христос! Пацаны! Мужик, которому и пришить то смогли только рамсы с барыгами в Храме! И тогда, господа хулиганы, до того злодея типа дошло! Он, типа обрел Веру! И так он Святой верой той загорелся, что уже готов был еще раз через палки мусоров пройти, снова страдать ради Христа, лишь бы только помочь Иисусу. Только, капец! Оба они уже! Уже висели рядышком, как два вывешанные на забор половичка. Поздняк было метаться, пацаны! И тут, как донес до нас Апостол Лука, бродяга, от всей своей воровской души, забазлал Господу: помяни меня, Господи, когда придешь в Царствие Твое! Типа, не поминай лихом, братан! Типа, раскаялся я, и Тебе, Христос, вверяю я душу твою…

Такая вот, своеобразная проповедь у этого священнослужителя выходила. Но ведь его понимали! Слушали, слишком громко вздохнуть боясь. А значит — все верно. Так и должно быть. Значит, верный язык отец Александр выбрал, чтоб посеять семена Веры в обожженные локальными конфликтами и бандитскими перестрелками души бойцов.

Вот и замерли мы с Лехой. Отодвинули в сторону заботы и тревоги. Позабыли о возможной слежке, и о вечном дефиците времени. Как было не посвятить Богу какие-то жалкие десять минут, когда пацан базарил о Вечном?!

А вот потом, когда Коленок завершил свою проповедь, народ начал расходиться, и нас, наконец, заметили, все пошло совсем не так, как планировалось. Во-первых, в той всеми позабытой деревеньке напрочь отсутствовало электричество, а запускать Подкову без энергии даже у головастого Егора не получалось. Благо сотовая связь имелась. Если подняться на холм, то практически все было слышно. Связались с Егором, получили необходимые консультации, и к вечеру запустили собранный на коленке генератор.

К тому времени выяснилось, что чуть ли не половина Олеговых бойцов во временном лагере отсутствует. Кто на охоте — продуктов с собой прихватили не много, а кормить такую орду чем-то было нужно. Несколько групп контролировало окрестности, на предмет скрытого наблюдения или, не дай Бог, преследования. Несколько человек искали надежный путь на север. Бывший майор был готов даже к самому неблагоприятному развитию ситуации, когда пришлось бы бросить неправедно нажитое и отступать в совсем уж глухую тайгу.

На счастье, все его приготовления так и не понадобились. Часов в восемь вечера Радуга встала между какой-то избенкой и длинным амбаром с выцветшей табличкой "Дом Культуры".

И точно напротив казавшейся чрезвычайно древней церквушки. На которую и перекрестился выскочивший нас встретить с той стороны Поц. Помнится, я еще подумал, что это странно. Прежде мореман в особенной религиозности замечен не был. Но тут, видимо, на всех что-то этакое снизошло. Место, что ли, какое-то там особенное. Намоленное.

— Хренасе, — совершенно не подходящим моменту, как мне показалось — деловым тоном, выговорил Олег. — Впрочем, после проповеди твоего попиллы, я уже этому и не удивляюсь. Тому, что в сторону твоих мифических "таежных дядек" отсюда дороги нет — да. А вот этому… этой штуке — уже нет.

— Это хорошо, — сказал я, только чтоб вообще что-то сказать. Не самое подходящее для разговора время Сава выбрал. Самодельный, слепленный из запчастей от различной, добытой робингудами на сладах несчастной фирмы, техники, работал не особенно стабильно. Очень уж мне не нравились проскакивающие параллельно земле сполохи. Раньше я такого в свечении работающей Подкове не наблюдал.

Совсем не весело бы было, если бы одной из таких помех кого-нибудь ненароком распилило пополам при переходе. По хорошему, стоило отключить к чертям собачьим творение очумелых ручек, и запустить переход с той стороны. Так что было просто замечательно, что Миха сподобился выйти нас поприветствовать. Оставалось только выдать Поцу соответствующие инструкции, но для этого нужно было как-то по-быстрому закруглить обещавший быть трудным разговор с Савой.

— Знаешь чего? — заявил я, опередив на секунду уже открывшего было рот майора. — Скажи: ты мне веришь?

— Верю, — кивнул тот. — Верил. А теперь уже и не знаю…

— Верь, — давил я. — Я понимаю, ты сейчас весь в непонятках. Поди, составил уже себе план, положение себе в компании золотоискателей определил и как этого добиться придумал. Но вот что я тебе скажу: давай народ из этого мира уведем сначала. Расселим, накормим. А потом сядем и поговорим.

— Вот даже как? — вскинул брови тот. — Из этого мира?! Ну считай — ты меня заинтриговал. Только…

— Потом, Олег! Сначала — люди.

Ответа дожидаться я не стал. Сорвался с места, чуть ли не бегом, рванул к что-то рассказывающему обступившим его людям Поцу. Боялся, честно говоря, что мой механик брякнет чего-нибудь этакое, из-за чего у народа любопытство страхом сменится. Что бы там не говорили, а чтоб шагнуть в переливающееся радугой марево нужно или точно знать что именно там, на той стороне. Либо отмороженным нужно быть на всю голову.

Ну, или еще — если остались за спиной сожженные мосты, и возвращаться уже просто некуда. Тогда не то что в Подкову, к черту в пасть запрыгнешь. Слышал байки, что будто бы средних лет тетка рукой автомобиль остановила от отчаяния. Вот это — чудо. А тут, всего-то на всего — один шаг сделать.

— Так жарко там, — басил Поц. — Потому в одной майке и выскочил. Думал здрасте вам сказать и обратно уйти…

— Вот и иди. Нечего тут простывать, — стараясь перекричать гул толпы, воскликнул я. — Мы сейчас генератор погасим, а ты с той стороны запустишь.

— Да легко, — обрадовался мой шофер. — Айн момент.