Первая попытка сплошной коллективизации. Сталинское руководство решило форсировать коллективизацию крестьянских хозяйств, объявленную ещё в 1927 году. Цель её заключалась в том, чтобы лишить крестьян хозяйственной самостоятельности, превратить их в послушных государству сельхозрабочих. В соответствии с приказом Москвы январский (1930 г.) Пленум ЦК КП(б)Б принял обязательство завершить сплошную коллективизацию до конца 1931 года. Но уже в феврале того же года Бюро ЦК КП(б)Б, в ответ на призыв Москвы, приняло решение об ускорении коллективизации.
В деревни отправились тысячи уполномоченных, на городских предприятиях создавали специальные бригады помощи коллективизации. За три месяца большевики загнали в колхозы свыше 430 тысяч беларуских хозяйств, что составило 58 % от их общего числа. При этом производилось полное обобществление имущества. Местные большевики арестовывали крестьян, отказывавшихся вступать в колхозы, конфисковывали их имущество, а людей высылали на Север или в Сибирь.
Антиколхозные восстания. Крестьяне ответили стихийным вооружённым сопротивлением. С января до середины апреля 1930 года таких выступлений в БССР произошло более 500. Повстанцы громили колхозы, забирали отнятое у них добро, убивали коммунистов и их пособников, защищали от насилия так называемых «кулаков». Крестьяне резали на мясо скотину, перемалывали зерно в муку чтобы ничего не досталось колхозам. К маю 1930 года поголовье лошадей, коров и свиней сократилось на четверть. В марте 1930 года крестьяне Бешенковичского района Витебского округа (до 500 человек) направились к райцентру чтобы пожаловаться на невыполнение сталинского приказа об упразднении колхозов, но были встречены пулями.
2 марта 1930 года Сталину пришлось публично осудить чрезмерное рвение своих соратников по всей стране, чтобы избежать новой гражданской войны. Кроме того, беларуские большевики опасались, что в случае крестьянского восстания его поддержит Польша.
Ощутив послабление, почти все колхозники Беларуси до августа 1930 года вернулись к единоличной жизни. Большинство колхозов развалилось.
Вторая волна коллективизации. В 1931 году большевики снова начали проводить коллективизацию, только ещё более жестокими методами. Зажиточных крестьян («кулаков» и «середняков») вместе с семьями вывозили на Урал, в Сибирь и Казахстан. Конфискованное у них имущество чаще всего разворовывало руководство колхозов и районов.
Более бедных противников колхозной жизни изолировали: лишали наделов в колхозных деревнях и давали им другие, за пределами колхозных полей. Если же земли не хватало, бедняков переселяли в своеобразные концлагеря. Тех, кто сопротивлялся, без следствия и суда по решению «троек» (секретарь райкома партии, председатель исполкома райсовета, начальник райотдела ГПУ) отправляли в тюрьмы или расстреливали. Путем жесточайшего насилия и произвола большевикам удалось до начала 1932 года загнать в колхозы более половины хозяйств. Число «раскулаченных» (разоренных) крестьянских дворов в ряде районов доходило до 10–20 %, тогда как зажиточные крестьяне в беларуской деревне составляли перед коллективизацией всего 1,5 %. Из 800 тысяч крестьянских хозяйств БССР было уничтожено около 95,5 тысяч (12 %).
Колхозные заработки не кормили крестьян, сколько бы трудодней они не имели. Людей возмущали колхозные нравы — бесхозяйственность, уравниловка, воровство. Назначаемые районным начальством председатели колхозов чувствовали себя «князьями»: издевались над людьми, избивали, штрафовали, арестовывали, срывали со стен иконы, закрывали церкви, не давали коней для обработки приусадебных участков. И колхозники пахали на себе. Особенно свирепствовали так называемые «25-тысячники», рабочие, присланные из России вводить колхозные порядки. В 1931 году местным властям в БССР пришлось даже отдать под суд 65 этих «посланцев российского пролетариата» за чересчур далеко зашедшие злоупотребления.
Провал коллективизации. Принудительная коллективизация закономерно обернулась кризисом сельского хозяйства. В 1932 году резко сократилось поголовье скота, общее производство сельскохозяйственной продукции уменьшилось более чем на 25 % по сравнению с 1926 годом. Беларуские крестьяне стали питаться хуже, чем в годы НЭПа.
Государственные цены на зерно и другие продукты не компенсировали расходов на их производство. Они были в 10–12 раз ниже рыночных. С начала 1932 года голод охватил Ельский, Наровлянский. Туровский, Гомельский и некоторые другие районы юга Беларуси. Сотни беларуских сельчан умирали голодной смертью, а зерно тем временем увозили на экспорт. Из Туровского района колхозники писали: «Если не поможете, придется съесть своих детей». Но, несмотря на явный провал политики коллективизации, большевистское руководство проводило её самыми жестокими методами.
Многие колхозники снова становились единоличниками, хотя местные власти буквально давили их невыносимыми налогами, за невыплату которых угрожала конфискация имущества. Были случаи, когда большевики в домах бедняков-единоличников снимали с хозяев передники, рубахи и брюки. Но и это не помогало. От «голодомора», подобного украинскому, беларусов спасла картошка. Её на экспорт не отправляли, поэтому кое-как с помощью «бульбы» удавалось выжить.
Именно тогда, в 1932 году, был принят печально известный закон «о пяти колосках», позволявший бросать в лагеря на 10 лет голодных крестьян лишь за то, что они подбирали колосья, оставшиеся на колхозных полях после уборки. По этому закону в БССР только за два года (в 1933–34 гг.) осудили свыше 10 тысяч человек!
Беларуские крестьяне убегали в города, в Сибирь, на Северный Кавказ, где жилось немного легче. Чтобы колхозники не разбежались совсем, в 1932 году в СССР ввели паспортную систему с пропиской по месту жительства. Отныне никто из сельчан под угрозой тюрьмы не мог оставить место жительства без паспорта, который сельским жителям не выдавали. Так большевистское государство на 35 лет превратило крестьян в своих крепостных рабов.
Отмечались случаи бегства крестьян на польскую сторону. Они семьями бежали из социалистического «рая», чтобы не умереть с голода и не попасть в лагеря. Желание покинуть БССР высказывали крестьяне латышской, литовской и немецкой национальностей. В ответ власти усилили пограничные заставы, создали конные отряды, патрулировавшие границу.
Только к концу 1934 года большевикам удалось более или менее закрепить колхозные порядки в деревне. Но и на шестом году коллективизации сопротивление советским властям не утихало. Например, в Чаусском районе появились партизанские отряды, уничтожавшие колхозы и раздававшие их имущество единоличникам. В 1937 году в лесу у деревни Паньковская Буда Костюковичского района появились рукописные листовки с призывом «Бей угнетателей крестьянства — большевиков!». Фактически с самого начала коллективизации беларуское крестьянство постоянно вело явную и скрытую борьбу против большевистских властей.
Борьба с хуторянами-единоличниками. К концу 1937 года в БССР было коллективизировано 87 % крестьянских хозяйств, меньше, чем в целом по СССР. Тогда, чтобы принудить единоличников вступать в колхозы, в 1937–39 гг. раскулачивание дополнили ликвидацией хуторов. Большинство крестьян отказывалось переселяться в деревни. Не помогали ни уговоры, ни льготы, ни кредиты на новое строительство. В таких случаях их вывозили принудительно, а все строения на хуторах уничтожали, чтобы не было куда возвращаться. За 1937–40 гг. около 200 тысяч хуторских хозяйств было переведено на центральные усадьбы.
Ухоженные хуторские земли заросли бурьяном. На новом месте только половина хуторян получила жилье, остальные долго жили в сараях или землянках. Так значительная часть беларуских крестьян потеряла свою «малую Родину». Истребление хуторов подрывало корни беларуской народной культуры. Но и переселение не заставило большинство хуторян-единоличников вступить в колхозы.
Становление колхозного крепостничества. Хуторяне не покорялись, но репрессии всё же принудили пойти в колхозы основную массу единоличников. К концу второй пятилетки (1937 г.) в их руках осталось только около 5 % посевных площадей республики. А коллективные хозяйства начали задыхаться от излишка рабочей силы. Тогда «лишних» крестьян в вагонах-«телятниках» по разнарядкам, спускавшимся «сверху», стали вывозить на сталинские стройки и малозаселенные земли, в том числе в опустошённую голодом 1933 года Одесскую область. В 1938–40 гг. ежегодно из БССР вывозили более 130 тысяч человек. Некоторая часть вывезенных самовольно возвращалась на родину, но совсем нищими.