* Тут Николай Павлович Раевский приводил рассказ о том, как

Лермонтов и Столыпин, будучи проездом в Воронеже, сказали друг

другу, что пойдут побродить в одиночестве, и неожиданно, представ­

ляясь оба неверующими, встретились в соборе, куда каждый пошел

втайне от другого. Столыпин принял удивленный вид и спрашивает:

«Как ты сюда попал?» А Лермонтов смутился так и говорит: «Да ба­

бушка велела Угоднику здешнему молебен отслужить! А ты зачем?»

И когда Столыпин ответил, что и ему тоже бабушка велела, оба отвер­

нулись. Так все же сильно это тогда было! ( Примеч. В. П. Желиховской.)

425

нам завтра пойти священника попросить. Мы уж и сами

об этом подумывали, потому что знали, что бабушка

поэта, Елизавета Алексеевна Арсеньева, женщина

очень богомольная и никогда бы не утешилась, если

б ее внука похоронили не по церковным установле­

ниям. Столыпин, конечно, ее хорошо знал, да и я к ней

в ранней молодости хаживал, потому что наши имения

были смежные, хотя и считались в разных губерниях.

На другой день Столыпин и я отправились к священ­

нику единственной в то время православной церковки

в Пятигорске. Встретила нас красавица-попадья, ска­

зала нам, что слышала о нашем несчастии, поплакала,

но тут же прибавила, что батюшки нет и что вернется

он только к вечеру. Мы стали ее просить, целовали

у нее и ручки, чтобы уговорила она батюшку весь обряд

совершить. Она нам обещала свое содействие, а мы,

чтоб уж она не могла на попятный пойти, тут же ей

и подарочек прислали, разных шелков тогдашних,

и о цене не спрашивали.

Вернулись домой, а народу много набралось: и при­

езжие, и офицеры, и казачки из слободки. Принесли

и гроб, и хорошо так его белым глазетом обили. Мы

уж собрались тело в него класть, когда кто-то из пуб­

лики сказал, что так нельзя, что надо сперва гроб

освятить. А где нам святой воды достать! Посоветовали

нам на слободку послать, потому что там у всякой

казачки есть святая вода в пузырьке за образом, да

у кого-то из прислуги нашлось. Мы хотя, в гроб тело

положивши, и пропели все хором «Святый Боже, свя-

тый крепкий...» и покрестились, даром что не христиане

были, но полагали, что этого недостаточно, и очень

беспокоились об отсутствии священника. Тут же из

публики и подушку в гроб сшили, и цветов принесли,

и нам всем креп на рукава навязали. Нам бы самим

не догадаться.

На другой день опять мы со Столыпиным пошли

к священнику. Матушка-то его предупредила, но он все

же не сразу согласился, и пришлось Столыпину ему,

вместо 50-ти, 200 рублей пообещать. Решили мы с ним,

что, коли своих денег не хватит, у Верзилиных занять;

а уж никак не скупиться. Однако батюшка все настаи­

вал на том, что, по такой-то-де главе Стоглава, дуэлис­

ты причтены к самоубийцам, и потому Михаилу Юрье­

вичу никакой заупокойной службы не полагается

и хоронить его следует вне кладбища. Боялся он очень

426

от архиерея за это выговор получить. Мы стали было

уверять его, что архиерей не узнает, а он тут и го­

ворит:

— Вот если бы комендант дал мне записочку, что

в своем доносе он обо мне не упомянет, я был бы

спокоен.

Мы попробовали у Ильяшенко эту записочку для

священника выпросить, но он сказал, что этого нельзя,

а велел на словах передать, что хуже будет, когда

узнают, что такого человека дали без заупокойных слу­

жений похоронить. Сказали мы это батюшке, а он

опять заартачился. Однако, когда ему еще и икону

обещали в церковь дать, он обещался прийти. А икона

была богатая, в серебряной ризе и с камнями драго­

ц е н н ы м и , — одна из тех, которых бабушка Михаила

Юрьевича ему целый иконостас надарила.

Мы вернулись домой с успокоенным сердцем.

Народу — море целое. Все ждут, а священника все нет.

Как тут быть? Вдруг из публики католический ксендз,

спасибо ему, вызвался.

— Он б о и т с я , — г о в о р и т , — а я не боюсь, и пони­

маю, что такого человека, как собаку, не хоронят.

Давайте-ка я литию и панихиду отслужу.

Мы к этому были привычны, так как в поход с нами

ходили по очереди то католический, то православный

священник, поэтому с радостию согласились.

Когда он отслужил, то и лютеранский священник,

тут бывший, гроб благословил, речь сказал и по-своему

стал служить. Одного только православного батюшки

при сем не было. Уж народ стал расходиться, когда

он пришел, и, узнавши, что священнослужители других

вероисповеданий служили прежде него, отказался

служить, так как нашел, что этого довольно. Насилу

мы его убедили, что на похоронах человека греко-

российского вероисповедания полагается и служение

православное.

При выносе же тела, когда увидел наш батюшка

музыку и солдат, как и следует на похоронах офицера,

он опять испугался.

— Уберите т р у б а ч е й , — г о в о р и т , — нельзя, чтобы

самоубийцу так хоронили.

Пришлось хоть на время спрятать музыку.

Похороны вышли торжественные. Весь народ

был в трауре. И кого только не было на этих по­

хоронах.

427

Когда могилу засыпали, так тут же ее чуть не

разобрали: все бросились на память об Лермонтове

булыжников мелких с его могилы набирать. Потом

долгое еще время всем пятигорским золотых дел масте­

рам только и работы было, что вделывать в браслеты,

серьги и брошки эти камешки. А кольца в моду вошли

тогда масонские, такие, что с одной стороны Гордиев

узел, как тогда называли, а с другой камень с могилы

Лермонтова. После похорон был поминальный обед,

на который пригодилось наше угощение, приготовлен­

ное за два дня пред тем с совсем иною целью. Тогда

же Столыпин отдал батюшке и деньги, и икону; а мы

тогда же и черновую рукопись «Героя нашего времени»,

оказавшуюся в столе в рабочей комнате, на память по

листкам разобрали.

Немецкий художник Шведе нарисовал портрет

с Михаила Юрьевича в гробу для коменданта Илья-

шенко. С него и я сделал копии для себя и для Марии

Ивановны Верзилиной, а после акварелью и для Елиза­

веты Алексеевны Арсеньевой. Этот же художник

нарисовал прекрасный проект памятника на могилу

Лермонтова, для которого в один день было собрано

1500 рублей; но их пришлось возвратить, когда стало

известно, что бабушка поэта хлопочет о перемещении

тела его в ее имение.

Вся наша компания скоро разлетелась. Столыпин

уехал тогда же; Верзилиных вскоре выписал Петр Се­

менович в Варшаву; а я еще долго оставался в Пятигор­

ске и был там, когда гроб, шесть месяцев спустя, вырыли

для отправления в Россию. Впрочем, при этом были еще

и Верзилины. Пришлось мне также быть свидетелем

того, как ненависть прекрасного пола к Мартынову,

сидевшему на гауптвахте, перешла мало-помалу в со­

страдание, смягчаемая его прекрасною, заунывною

игрою на фортепиано и печальным видом его черного

бархатного траура. Глебова и князя Васильчикова

выпустили без всякого наказания, слава богу, благодаря

расположению государя Николая Павловича к отцу

последнего; хотя, говорили, Васильчиков воздержи­

вался от всякого представительства за сына. Да

и сам Мартынов недолго насиделся: он был при­

говорен к церковному покаянию в Киев и уехал

в Россию.

Во время допроса никто из нас не показывал всей

истины, чтобы не впутать в это дело семьи Верзилиных,

428

и приехавший для допроса следователь, жандармский

полковник Кувшинников, сам своими советами помог