вижу по глазам его, что ему не по себе. Взгляд у него

был необыкновенный, а глаза черные. Верите ли, если

начнет кого, хоть на пари, взглядом п р е с л е д о в а т ь , —

загоняет, места себе человек не найдет. Подошел

я к нему, а он и говорит:

— Слёток! будет с нас музыки. Садись вместо него,

играй кадриль. Пусть уж лучше танцуют.

Я послушался, стал играть французскую кадриль.

Разместились все, а одной барышне кавалера недо­

стало. Михаил Юрьевич почти никогда не танцевал.

Я никогда его танцующим не видал. А тут вдруг Николай

Соломонович, poignard наш, жалует. Запоздал, потому

франт! Как пойдет ноготки полировать да д у ш и т ь с я , —

часы так и бегут. Вошел. Ну просто сияет. Бешметик

беленький, черкеска верблюжьего тонкого сукна без

галунчика, а только черной тесемкой обшита, и сереб­

ряный кинжал чуть не до полу. Как он вошел, ему

и крикнул кто-то из нас:

— Poignard! вот дама. Становитесь в пару, сейчас

начнем.

Он — будто и не слыхал, поморщился слегка и про­

шел в диванную, где сидели Марья Ивановна Верзи-

лина и ее старшая дочь Эмилия Александровна

Клингенберг. Уж очень ему этим poignard'ом надое­

дали. И от своих, и от приезжих, и от l'armée russe

ему другого имени не было. А, на беду, барышня оказа­

лась из бедненьких, и от этого Михаил Юрьевич еще

пуще рассердился. Жаль, забыл я, кто именно была

эта барышня. Однако, ничего, протанцевали кадриль.

Барышня, переконфуженная такая, подходит ко мне

и просит, чтобы пустил я ее играть, а сам бы потанце­

вал. Я пустил ее и вижу, что Мартынов вошел в залу,

а Михаил Юрьевич и говорит громко:

— Велика важность, что poignard'ом назвали. Не

след бы из-за этого неучтивости делать!

А Мартынов в лице изменился и отвечает:

— Михаил Юрьевич! Я много раз просил!.. Пора

бы и перестать!

Михаил Юрьевич сдержался, ничего ему не ответил,

потому что видел, какая от этих слов на всех лицах

419

легла тень. Да только видно было, что его весь вечер

крутило. Тут и с князем Голицыным, которого, в сущ­

ности, он уважал, размолвка, тут и от музыки раздра­

жение, да и мысль, что вот-де барышень лишили и без

того удовольствия по своему же капризу, да еще и ссо­

риться при них вздумали. Вечер-то и сошел благо­

получно.

А после, как кончился ужин, стали мы расходиться,

Михаил Юрьевич и Столыпин поотстали, а Мартынов

подошел к Глебову и говорит ему:

— Послушай, Миша! Скажи Михаилу Юрьевичу,

что мне это крепко надоело. Хорошо пошутить, да

и бросить. Скажи, что дурным может кончиться.

А Лермонтов, откуда ни возьмись, тут как тут.

— Что ж? — г о в о р и т , — можете требовать удов­

летворения.

Мартынов поклонился, и разошлись.

Меня-то при этом не было. Я, как был помоложе

всех, всегда забегал вперед ворота отворять, да мне

после Глебов рассказывал.

Конечно, эта размолвка между приятелями произ­

вела на всех нас неприятное впечатление. Мы с Глебо-

вым говорили об ней до глубокой ночи и решили наутро

собраться всем вместе и потолковать, как делу пособить.

Но ни тогда, ни после, до самой той минуты, когда

мы узнали, что все уже кончено, нам и в голову не при­

ходили какие бы то ни было серьезные опасения.

Думали, так себе, повздорили приятели, а после и поми­

рятся. Только хотелось бы, чтобы поскорее все это

кончилось, потому что мешала их ссора нашим увесе­

лениям. А Мартынов и стрелять-то совсем не умел.

Раз мы стреляли все вместе, забавы ради, так Николай

Соломонович метил в забор, а попал в корову. Так

понятно, что мы и не беспокоились.

На другое утро собрались мы в нашей с Глебовым

комнате. Пришел и некий поручик Дорохов, знамени­

тый тем, что в 14-ти дуэлях участие принимал, за что

и назывался он у нас бретер. Как человек опытный, он

нам и дал совет.

— В т а к и х , — г о в о р и т , — случаях принято против­

ников разлучать на некоторое время. Раздражение

пройдет, а там, бог даст, и сами помирятся.

Мы и его послушаться согласились, да и еще решили

попросить кого-нибудь из старших переговорить с на­

шими спорщиками. Кого же было просить? Петр

420

Семенович Верзилин, может, еще за месяц перед тем

уехал в Варшаву хлопотать о какой-нибудь должности

для себя. Был у нас еще один друг, старик Ильяшенко.

Он нашу банду очень любил, а в особенности Лермон­

това, хотя, бывало, когда станешь его просить не высы­

лать из Пятигорска, он всегда бранится да приговари­

вает: «Убей меня бог, что вы, мальчишки, со мной дела­

ете!» Ну, да его нельзя было в такое дело мешать,

потому что он комендантом Пятигорска был. Думали

полковника Зельмица, что вместе с нами жил, попро­

сить, да решили, что он помолчать не сумеет. Он всегда,

как что-нибудь проведает, сейчас же бежит всех дам

оповещать. Ну, так нам же не было охоты барынь наших

пугать, тем более что и сами мы смотрели на эту

историю как на пустяки. Оставался нам, значит, один

только полковник Манзей, тот самый, которому Лер­

монтов раз сказал:

Куда, седой прелюбодей,

Стремишь своей ты мысли беги?

Кругом с арбузами телеги

И нет порядочных людей!

Позвали мы его, рассказали ему всю историю. Он

поговорить со спорщиками не отказался, но совершенно

основательно заметил, что с Лермонтовым ему не со­

владать, а что лучше было бы, кабы Столыпин с ним

сперва поговорил. Столыпин сейчас же пошел в рабо­

чую комнату, где Михаил Юрьевич чем-то был занят.

Говорили они довольно долго, а мы сидели и ждали,

дыхание притаивши.

Столыпин нам после рассказывал, как было дело.

Он, как только вошел к нему, стал его уговаривать

и сказал, что мы бы все рады были, кабы он уехал.

— Мало тебе и без того неприятностей было?

Только что эта история с Барантом, а тут опять. Уезжай

ты, сделай милость!

Михаил Юрьевич не рассердился: знал ведь, что

все мы его любим.

— И з в о л ь , — г о в о р и т , — уеду и все сделаю, как вы

хотите.

И сказал он тут же, что в случае дуэли Мартынов

пускай делает, как знает, а что сам он целить не ста­

нет. « Р у к а , — с к а з а л , — на него не поднимается!»

Как Столыпин рассказал нам все это, мы обрадова­

лись. Велели лошадь седлать, и уехал наш Михаил

Юрьевич в Железноводск.

421

Устроили мы это дело, да и подумали, что к о н е ц , —

и с Мартыновым всякие предосторожности оставили.

Ан и вышло, что маху дали. Пошли к нему все, стали

его убеждать, а он сидит угрюмый.

— Н е т , — г о в о р и т , — господа, я не шучу. Я много

раз его просил прежде, как друга; а теперь уж от дуэли

не откажусь.

Мы как ни старались — ничего не помогло. Так

и разошлись. Предали все в руки времени. Авось-де он

это так сгоряча, а после, может, и обойдется. Ну, и по­

бежали день за днем. В то время и la belle noire

в Железноводск уехала. Ее матери там надо было

лечиться.

Мы подождали недели полторы 17. Видим, что Мар­

тынов развеселился, о прошлом ни слова не поминает;

стали подумывать о том, как бы изгнанника нашего

из Железноводска вернуть: скучно ведь ему там одному.

Собрались мы все опять. И Манзей тут был, и Дорохов,

и князь Васильчиков, дерптский студент, что лечиться

в Пятигорск приехал 18. Его отец чем-то видным при

дворе государя Николая Павловича был; чуть ли не

шталмейстером, да уж хорошо не помню. И государь

его очень любил, сказывали. Сошлись мы все, а тут

и Мартынов жалует. Догадался он, что ли, о чем мы