Изменить стиль страницы

Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа i_090.png

— А теперь, ребята, сидите тихо и слушайте, — сказал Робин Гуд, неожиданно появляясь на поляне возле огромного дуба. — У меня грандиозная новость! Наш закадычный друг, шериф Ноттингемский, объявил состязание лучников в следующую среду.

— Робин, не собираешься ли ты кинуться этому неприрученному волку в пасть? — встревоженно спросил Вилли Скарлет.

— Помолчи, братишка! — засмеялся Робин. — Да знаешь ли ты, какой объявлен приз?

— Вторую жизнь тебе собираются подарить? — хмыкнул Маленький Джон.

— Серебряная стрела с золотым наконечником самой высокой пробы! Ясно?

— И ты, конечно, без этой стрелы не обойдешься? — съязвил Скарлет.

— Мне очень, очень хочется опустить ее в мой колчан! — засмеялся Робин.

— О нет, сэр, нет, — вмешался в разговор Мач, сын мельника. — Позвольте мне, пожалуйста, сказать.

— Ну, говори. Что там такое?

— Когда я ходил в Вотлинг купить ниток, там я встретил приятеля. Его зовут Эдом. Он сказал, что вся эта затея с состязанием придумана неспроста. Была доставлена какая–то грамота от принца Джона. А еще моему приятелю Эду сказал его приятель, Дэвид из Донкастера, который сейчас служит у шерифа в Ноттингеме, что тот похвалялся, будто теперь ему изловить Робин Гуда проще, чем поймать блоху на лысине. Мол, уж Робин не упустит такого случая. Мол, известно, сколь он горяч и на подначку падок, да еще не любит никому уступать первенство. Это ловушка, сэр! Пожалуйста, ну, пожалуйста, не ходите в Ноттингем!

Робин потрепал мальчика по рыжим вихрам.

— Ты смышленый парень, — сказал он, — и очень хорошо, что уши у тебя не зря к голове приставлены и дважды два у тебя всегда четыре. Вырастешь настоящим лесным стрелком, Мач, мой мальчик. Но неужели мы с тобой позволим, чтобы хоть кто–то подумал, что шериф Ноттингемский, ненавистный Симон де Жанмер, нагнал страху на Робин Гуда и его лесных молодцов? Полно, Мач, такого никак нельзя допустить!

— Безрассудство не храбрость, Робин, — заметил Вилли Скарлет.

— Э, старина, давай лучше скажем: храбрость — не безрассудство. Не дураки же мы в самом деле. Забыл пословицу «Торопыга обожжет губы, а дурак, бредущий с закрытыми глазами, свалится в яму»? Они нам — силок, а мы им — капкан. Еще неизвестно, кто хитрее.

— Ты что надумал, Робин? — полюбопытствовал Маленький Джон.

— Скоро узнаешь! А ну–ка давайте все одевайтесь кто во что. Кто монахом, кто крестьянином, кто жестянщиком, а кто нищим попрошайкой. Устроим знатный маскарад! Но чтобы луки и мечи — при себе. Не ровен час, может, придется и сражаться, если меня все–таки узнают! А уж я постараюсь выиграть эту стрелу, клянусь святым Кутбертом! Собирайтесь быстрей!

Стоило, право же, стоило побывать в окрестностях Ноттингема в день святого Кутберта. День этот, как гласит предание, пришелся на среду. Просторный луг начинался как раз за городской стеной. С утра там построены были ряды скамеек — один ряд повыше другого, с расчетом, чтобы видно было всем. Сидячие места предназначались для высокого дворянства, для баронов и их леди, для сквайров с их дамами, для богатых горожан и их жен. А там, где кончались скамейки, на широком помосте, покрытом коврами, украшенном лентами и гирляндами из цветов, высилось сиденье самого шерифа и его невесты. Тут поблизости и была установлена мишень. А на другом конце стрельбища стараниями плотников было воздвигнуто подобие беседки, где размещалось несколько бочонков с элем. Любой стрелок мог подойти и, если вдруг его станет мучить жажда, утолить ее совершенно бесплатно.

Вокруг скамеек для благородной публики были деревянные перила: это чтобы прочий сброд знал свое место и за перила не заходил.

Было еще рано, добрых полтора часа до начала, но чистая публика уже стала прибывать. Подъезжали в легких тележках с колокольчиками на лошадиных сбруях или верхом на сытых, ухоженных лошадях. Бедный люд тоже валил валом, располагаясь на зеленой травке сразу же за перилами.

Под широким парусиновым навесом собирались участники турнира. Они громко беседовали друг с другом, рассказывая о своих победах в предыдущих состязаниях. Некоторые старательно подтягивали тетиву, разглаживали пальцами оперенье. Иные придирчиво, в который раз, просматривали свои стрелы, проверяя, достаточно ли они прямые. Кто же захочет проиграть в таком состязании!

Да уж и то сказать, в этот день в Ноттингеме собрались искуснейшие лучники со всей доброй Англии.

Кого тут только не было! И Джилл Красный Колпак, первый лучник самого шерифа; и Диккон из города Линкольна; и Эдом из Тумворта, которому было уже лет шестьдесят, а то и поболее. И был он в свое время первым лучником. Люди еще помнили, как в труднейшем состязании в Вудстоке обставил он знатнейшего стрелка Клима из Клу. И еще было полно всяких знаменитостей, о которых в наше время мы читаем в старинных балладах. Странно только, что не прибыл на состязание доблестный сэр Гай Гисборн…

И вот наконец, когда все скамьи заполнились, показались шериф и его невеста. Оба верхом. Он — на снежно–белом жеребце, она — на молодой и сильной каурой кобыле. На шерифе красовался алый бархатный колпак. Алый плащ его был оторочен горностаем, а плотно облегающие ноги штаны и куртка были цвета морской волны. Сапоги из черного бархата позванивали — от их острого носка к щиколоткам шла позолоченная цепочка. На шее висела массивная золотая цепь. А на воротнике виднелась золотая пряжка с огромным карбункулом. Дама была в голубом наряде, отделанном лебяжьим пухом.

Глашатай по знаку шерифа трижды протрубил в рог. Потом он сделал шаг вперед и возгласил:

— Поначалу каждый стреляет по мишени на сто пятьдесят ярдов. Все выпустят по одной стреле. Дальше десять лучших будут стрелять каждый — по две стрелы. И наконец, трое лучших из лучших — по три стрелы. Победитель получит серебряную стрелу с золотым наконечником и золотым оперением из золота высшей пробы. Начинайте вон от той метки.

Шериф все время вытягивал шею, как гусь, стараясь разглядеть среди лучников Робин Гуда. Но не было никого, кто был бы одет в зеленое линкольнское сукно. Нигде не мелькала светло–русая бородка.

«Все равно, — думал шериф, — надо быть начеку, он может где–нибудь ошиваться. Подождем, когда стрелять будут десятеро, тогда легче будет узнать. Не может он, тщеславная тварь, ну просто не может упустить такой шанс. Или я его плохо знаю».

Тем временем лучники начали стрелять. Право же, добрые люди давно не тешились таким зрелищем. Отличнейшие были стрелки. Ну просто на удивление! Когда все выстрелили по разу и определились десять лучших, шериф занервничал. Да что же это, где же этот негодяй?! Неужели почел за благо отсидеться под кустом, как заяц? Он вроде бы не трус, этот мерзавец.

Из десятерых шестеро были хорошо известны всей стране! Джилберт Красный Колпак, Эдом из Тумворта, знаменитый стрелок Диккон, Вильям о'Лесли, Губерт о’Клауд и Суизин из Хертфорда. Еще двое были веселые йоркширцы, и еще один в голубом, высоченный, сказал, что он из Лондона, и последний, довольно обтерханный, в красной линялой робе, с темно–каштановой бородой и черной повязкой на одном глазу.

Все десятеро выстрелили по два раза. Все стреляли хорошо, но остались на третий тур трое самых лучших. Один — Джилберт Красный Колпак, второй Эд из Тумворта и одноглазый.

Этот обтерханный, когда дошла его очередь, натянул тетиву хорошего тисового лука и так быстро спустил стрелу, что вдохнувшие и выдохнуть не успели. Но при этом его стрела оказалась к центру мишени ближе других примерно на длину двух ячменных зерен.

— Клянусь всеми святыми в раю! — воскликнул шериф. — Вот это выстрел так выстрел!

Претенденты выстрелили по второму разу. И опять одноглазый стрелял лучше, чем Джилберт и Эд.

С третьего выстрела Джилберт чуть было не угодил в самую точку, которая отмечала центр яблочка на мишени.