Когда машина начала взбираться по горе, он оглянулся. Солнце бросало лучи на огромное водное пространство, которое начиналось оттуда, где заканчивался город. Направо и налево раскинулись окраины Альмиранта, они будто врезались в холмы, покрытые густой зеленью. Далеко к югу мерцали две серебристых ленты железной дороги, неожиданно появлявшейся из кустарника и плавно поворачивавшей к Тихому океану.

Машина с визгом обогнула островок, на котором росли деревья на одном уровне с вершиной горы. А вот и дом.

Бросив на него первый же взгляд, Стивенс выпрямился. Он забыл о впечатлении, которое на него произвели ступени. А может быть, в тот раз, когда он его видел, дом не значил для него так много. Изгородь из деревьев, должно быть, и была посажена, чтобы воспоминания не были такими яркими. Она скрывала ступени. Прохожий поднимал глаза над деревьями и видел поверх их макушек одноэтажный дом с широким фасадом. Ни одной ступени снизу видно не было, а там их было (Стивенс педантично их сосчитал) двадцать пять. Они протянулись вдоль всего фасада дома, метров на тридцать по меньшей мере, и поднимались к широкой каменной террасе с двойной дверью из толстого стекла в центре.

Ступени были сделаны из мрамора. Дом был построен из тщательно отполированных плит такого же мрамора, белизна которого создавала иллюзию его отдаленности. Если на него смотреть с близкого расстояния, то в сияющей сероватой белизне появлялся зеленоватый оттенок.

Стивенс вышел из машины вслед за Мистрой и Хаулэндом, медленно поднялся за ними к террасе и встал рядом, когда Хаулэнд позвонил.

Прошла минута, еще пять звонков, но дверь никто не открывал.

Стивенс первый отошел от двери. Он прошел вдоль террасы, прислушиваясь к тишине. Легкий бриз подул ему в лицо, и это напомнило ему о том шоке, который он перенес в офисе Хаулэнда. И еще он подумал о том, что возможно тысячу лет назад женщина — которая все еще жива — вот так же стояла здесь, на этом вечно живом мраморе, и чувствовала ласку такого же бриза в такое же вечное зимнее калифорнийское утро, как это.

Тогда эти места, конечно, не назывались Калифорния. Это было до того, как пришли испанцы со своими названиями Калифорнии — Байя и Алта, и до того, как пришли ольтеки, и, возможно, до полумифических тольтеков.

Стивенс смотрел вниз, туда, где зеленая земля касалась великолепного, безмятежного моря… Пятьдесят поколений дом смотрел со своей высоты в эти глубины и наблюдал, как странные мужчины и женщины приходят из далеких земель, невидимых за горизонтом. Стивенс почувствовал какой-то приступ меланхолии, страшной зависти, нежелание стареть и умирать, пока этот бессмертный дом продолжал стоять на часах под вечно теплым небом Калифорнии.

Он мрачно взглянул на каменные ступени, взбиравшиеся к террасе. Их боковины были отполированы до того же гладкого сияния, как и вся поверхность. Но здесь и там все же были трещины. Он подумал, не появились ли они здесь после битв в незапамятные времена — от попадания камней и наконечников стрел.

Он забыл о главном. Что же это было? Как этот дом помогал людям жить вечно? Он опустился на колени и вытащил из одной трещины обломок мрамора. Он положил его в карман, намереваясь позже отправить на анализ. Когда он сделал это, он обернулся и увидел Мистру метрах в десяти от себя. Их глаза встретились, Стивенс стыдливо посмотрел в сторону, но уже понял, что она изумлена.

В этот момент дверь открылась, и было слышно, что Таннахилл разговаривает с Хаулэндом. Стивенс был спасен. Он поспешил вперед.

— Мистер Таннахилл, — сказал он мрачно, — я хотел позвонить вам, но мне угрожали арестом в случае, если я это сделаю.

Таннахилл посмотрел на него, глаза его сузились, потом он посмотрел на Хаулэнда.

— Лучше войдите все, — сказал он, наконец, и добавил: — Я лег вздремнуть, а слуг у меня в доме еще нет. Вот сюда.

Стивенс вошел последним. Он увидел, что они находятся в большом центральном холле. Полы были натерты до блеска. В дальнем конце его была видна площадка лестницы, которая вела вниз к другой площадке, а дальше ступени сбегали, поворачивая, и их уже не было видно. В холл выходило двенадцать дубовых дверей, по шесть с каждой стороны. К ближайшей двери их и повел Таннахилл.

Входя последним, Стивенс помедлил ровно столько, чтобы успеть шепнуть Таннахиллу:

— Дела плохи.

Таннахилл кивнул:

— Я ожидал этого.

В гостиной все сели, кроме Таннахилла. Его взгляд остановился на Мистре.

— А, секретарь моего дяди, Мистра Лэннет, молодая дама, которая уволилась без уведомления как раз перед моим приездом. Почему вы это сделали?

Хаулэнд перебил его.

— Возможно, я смогу объяснить, почему она это сделала. Есть основания полагать, что мисс Лэннет была — э-э — любовницей вашего дяди. Несколько лет назад он ее бросил. То, что она сделала, чтобы причинить вам неудобство, был несомненно ее единственный метод расплаты — ваш дядя.

Таннахилл сказал:

— Давайте перестанем топтаться вокруг да около. Вы вскрыли могилу?

— Да.

— Ну и что?

— Гроб пуст.

— Вы собираетесь предъявить мне обвинение в убийстве?

— Да, — сказал Хаулэнд, — собираюсь.

— Болван! — бросил Таннахилл. Но Стивенс увидел, что он побледнел.

Воцарилась тишина.

Стивенс молчал и не двигался. У него было чувство, что Таннахилл сделал ошибку, начав говорить так откровенно. Уж кто-кто, а он-то знал, лучше чем кто-либо из присутствующих, что Хаулэнд был вне себя от ярости, и он понял, что прокурор округа был удивлен тем, как отнеслись к его визиту здесь с того момента, как он вошел в дом.

Таннахилл, хромая, прошел к креслу и опустился в него. Напротив него Хаулэнд, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на Мистру и спросил:

— Итак, мисс Лэннет, вы готовы с нами сотрудничать?

Таннахилл тоже взглянул на нее. Щеки его уже окрасились бледным румянцем.

— Я бы хотел задать мисс Лэннет несколько вопросов.

Хаулэнд резко сказал:

— Вы можете задавать ей вопросы на перекрестном допросе. Все, что мне нужно от нее теперь…

Вот здесь вмешался Стивенс.

— Хаулэнд! — Голос его звучал пронзительно. — Я бы хотел знать, какое обвинение выдвигается против мистера Таннахилла. Вы собираетесь его обвинить в убийстве его дяди и Джона Форда? Или только Джона Форда?

Хаулэнд почти не размышлял над вопросом:

— Мы выдвинем обвинения во время его ареста.

— Я полагаю, — мрачно сказал Стивенс, — что мотивы поведения бывшего поверенного состояния Таннахилла могут быть неправильно истолкованы, когда он, будучи прокурором округа, выдвигает обвинения против своего старого клиента. Вы готовы к тому, что ваши действия будут истолкованы неправильно?

Было совершенно очевидно, что Хаулэнд был не тот человек, который слишком беспокоится о своем будущем. Он нетерпеливо махнул рукой.

— Естественно, — сказал он, — арест произойдет только тогда, когда расследование будет закончено. Мы ждем подтверждения из больницы, где он лечился, относительно его местонахождения третьего мая. Есть еще пара вещей, которые предстоит уточнить. Однако я хочу предупредить мистера Таннахилла, чтобы он не уезжал из города.

Таннахилл медленно встал. Он казался усталым.

— Мне кажется, что мистер Хаулэнд совершает ошибку, пытаясь отличиться без поддержки местных, я бы сказал, финансовых сил, которую он мог бы получить, в этом я уверен, если бы он энергично взялся за дело с нужной стороны. Но одно я могу обещать ему точно. — Он смотрел Хаулэнду прямо в глаза. — Если он все-таки рискнет и предъявит мне это, — он заколебался, — это странное обвинение, он будет втянут в бой, в котором разрешены все захваты.

Он спокойно закончил:

— А теперь до свидания, мистер Хаулэнд, надеюсь, мы с вами еще встретимся.

Хаулэнд иронически поклонился:

— Я в этом уверен. — Он встал и взглянул на Мистру: — Вы идете, мисс Лэннет?

Женщина быстро подошла к Стивенсу.