Я подтвердил его догадку, хотя прежде избегал распространять это понятие на нас.

– В Лондоне у вас будет все в порядке, – продолжал он. – Наших там масса, они уже наводят порядок.

Он назвал мне адрес организации в Лондоне, которая пытается подыскать жилье для бездомных. Я записал и поблагодарил его. Лейтенант выразил озабоченность по поводу предстоявшей нам ночи ожидания.

– Я мог бы устроить вас на ночлег, – сказал он. – Прежде мы это делали. Но теперь кое-что изменилось. Нынче ночью мы уходим отсюда. Как вы устроитесь?

– У нас есть туристское снаряжение, – ответил я.

– О, тогда все в порядке. Но на вашем месте я ушел бы отсюда как можно дальше. Мы получили приказ отходить. Националисты всего в нескольких километрах отсюда.

Я еще раз поблагодарил его и мы пошли. Нам с Салли польстили его радушие и явное желание помочь. Но сказанное им возродило чувство тревоги и я решил учесть его предостережение. Мы удалились от станции километров на пять к югу и только тогда стали искать место для лагеря. Наконец выбрали склон невысокого холма, с трех сторон окруженного лесом.

Лежа в одной палатке, мы слышали звуки артиллерийской канонады, над нашими головами ревели реактивные самолеты. Всю ночь в северной стороне полыхали вспышки взрывов. В полукилометре от нас по дороге маршем прошли войска, в лесу позади разорвался шальной снаряд. Салли жалась ко мне, я пытался ее успокоить. Артиллерийская пальба была непрерывной, взрывы снарядов звучали либо очень близко от нас, либо совсем далеко. Время от времени мы слышали ружейную стрельбу и человеческие голоса.

Утром снова пошел мелкий дождь, вокруг стало тихо. Не желая шевелиться, словно боясь, что стоит нам тронуться с места и весь этот ужас возобновится, мы с Салли не вылезали из палатки до самого последнего мгновения. В десять часов, наскоро упаковав вещи, мы отправились на станцию. Добрались незадолго до одиннадцати. Солдат не было. Здания вокзала тоже, рельсы в нескольких местах искорежены. Мы смотрели на руины, оцепенев от ужаса. Расписку я потом выбросил.

Вечером нас схватил отряд афримских сил. Состоялся наш первый допрос.

Мы с Изобель лежали в темноте. На полу. В комнате этажом выше спали ее родители. Они не знали, что я в доме. Хотя я им нравился и они поощряли наши свидания с Изобель, известие о том, чем я пытаюсь заниматься в их гостиной, вряд ли могло доставить им удовольствие.

Шел четвертый час ночи, важнее всего было не наделать шума.

Я снял куртку и рубашку.

На Изобель уже не было платья, комбинации и бюстгальтера. К этому времени наши отношения достигли такого развития, что во время поцелуев она позволяла снимать с нее почти всю одежду и ласкать груди. Прикасаться к нижней части ее живота мне не позволялось никогда. Большинство девушек, с которыми мне приходилось иметь дело раньше, относились к сексу без предрассудков и явное отсутствие к нему интереса у Изобель ставило меня в тупик. Сначала ее сдержанность подхлестывала меня, но Изобель продолжала вести себя по-прежнему и теперь у меня начинало создаваться впечатление, что она действительно боится секса. Хотя мой первоначальный интерес к ней носил почти исключительно сексуальный характер, чем больше мы узнавали друг друга, тем больше она мне нравилась и мой натиск раз от раза становился все более нежным. Сочетание ее физической красоты и житейской неотесанности постоянно восхищало меня.

После многочисленных серий поцелуев и продолжительных ласк я лег на спину и стал направлять руку Изобель, ладонь которой легонько поглаживала меня по груди и животу. Она ласкала мое тело не без удовольствия и мне хотелось, чтобы рука скользнула под брюки и потрогала пенис.

Рука двигалась все ниже, пока не стала упираться в пояс брюк. Ее пальцы случайно попали под ткань и сразу же притронулись к кончику пениса. Очевидно не подозревая о подобном проявлении моего возбуждения, он мгновенно отдернула руку, отвернулась от меня, но продолжала лежать, дрожа всем телом.

– В чем дело? – шепнул я, спустя минуту или две, зная что не получу ответа и не сомневаясь, что последует дальше. – В чем дело?

Она молчала. Через некоторое время я положил ей на плечо руку. Кожа была холодной.

– В чем дело? – шепнул я снова.

Она все еще не отвечала. Несмотря на происшествие, эрекция не проходила; травма, причиненная ей, меня не тронула.

Прошло еще какое-то время и она снова подкатилась ко мне. Лежа на спине, Изобель взяла мою руку и положила себе на грудь. Как и плечо, она была холодна. Сосок сморщился и стал бугристым на ощупь.

– Давай, – сказала она, – сделай это.

– Сделать что?

– Ты знаешь. То, что тебе хочется.

Я не шелохнулся; просто продолжал лежать, не снимая ладони с ее груди, не желая делать никакого определенного движения – ни того, о чем она говорила, ни попытки убрать руку.

Не услышав от меня ответа, она снова схватила мою руку и втиснула ее в развилку ног. Второй рукой сдернула с себя трусики и положила мою руку на свой лобок. Я ощущал тепло мягкой плоти. Изобель затряслась.

Я сразу же набросился на нее. Это было болезненно для нас обоих. И удовольствия не доставило. Мы производили очень много шума; так много, что я боялся, как бы не услыхали ее родители и не пришли посмотреть, в чем дело. Во время оргазма пенис выскользнул и половина семени оказалась на полу.

Я постарался побыстрее отодвинуться от нее. Какая-то часть меня не хотела признать, что мой сексуальный опыт обернулся лишь юношеской неопытностью, которая столкнулась с безразличием невинности; другая моя часть неудобно скорчилась на полу, не желая шевельнуться…

Первой шелохнулась Изобель. Она встала и включила неяркую настольную лампу. Я взглянул на нее. Это стройное молодое тело обнаженным я видел впервые; оно тоже впервые в жизни обнажилось для познания таинства секса. Изобель натянула на себя одежду и ногой пододвинула ко мне мою. Я оделся. Взглядами мы не встречались.

На ковре, где мы лежали, осталось небольшое влажное пятно. Мы попытались ликвидировать его с помощью бумажных салфеток, но малозаметная грязь все же осталась.

Я готов был уйти. Изобель подошла ко мне и шепнула на ухо, чтобы я вывел мотоцикл на дорогу, не заводя мотор. Потом поцеловала меня. Мы договорились встретиться в следующий уикенд. Выходя в коридор, мы держали друг друга за руки.

Ее отец сидел на нижней ступеньке крыльца. Он был в пижаме. Выглядел утомленным. Когда мы проходили мимо, мне он ничего не сказал, но крепко схватил Изобель за запястье. Я уехал, заведя мотоцикл прямо у дома.

Мы не использовали никаких противозачаточных средств. Хотя Изобель сразу не забеременела, это все равно случилось за несколько недель до нашей свадьбы. После первого раза мы занимались сексом при любом удобном случае, но, насколько мне известно, до оргазма она доходила редко. За время ее беременности наша сексуальная зависимость друг от друга поубавилась и после рождения Салли я стал интересоваться другими женщинами, которые давали мне то, что не могла дать Изобель.

В минуты благодушия я бывало бросал на Изобель взгляд как бы издалека, снова видел ее в бледно-голубом платье, любовался юной прелестью ее лица и меня охватывало горькое сожаление.

Мне казалось, что чем больше дней отделяло нас от похищения наших женщин афримскими солдатами, тем упорнее становились мои поиски, тогда как у других мужчин это стремление убавлялось. Я непрестанно задавался вопросом, направлены наши блуждания всецело на поиск безопасного места для лагеря и приемлемого источника получения продуктов питания, или мы все еще преследуем цель отыскать женщин.

Вспоминали о них все реже и реже, а после посещения публичного дома Августина временами все выглядело так, будто их никогда с нами не было. Но о том, что с ними могло произойти, мы были вынуждены снова вспомнить на следующий день после встречи с афримскими партизанами.

Мы подошли к группе домов, которые были отмечены на карте, как деревушка под названием Стоуфилд. На первый взгляд это место ничем не отличалось от сотен других, через которые нам приходилось проходить.