ЖЕНЩИНАМ

Женщины, вы все, конечно, слабые!

Вы уж по природе таковы.

Ваши позолоченные статуи

со снопами пышными — не вы.

И когда я вижу вас над рельсами

с ломами тяжелыми в руках,

в сердце моем боль звенит надтреснуто

«Как же это вам под силу, как?»

А девчонки с ломами веселые:

«Ишь, жалетель! Гляньте-ка, каков'»

И глаза синющие высовывают,

шалые глаза из-под платков.

Женщин в геологию нашествие.

Что вы, право, тянетесь туда?

Это дело наше, а не женское.

Для мужчин, а не для вас тайга.

Но идете, губы чуть прикусывая,

не боясь загара и морщин,

и, от ветки кедровой прикуривая,

шуткой ободряете мужчин.

Вы, хозяйки нервные домашние,

так порой на все ворчите зло

над супами, над бельем дымящимся...

Как в тайге, на кухне тяжело.

Но помимо этой горькой нервности,

слезы вызывающей подчас,

сколько в вас возвышенности, нежности,

сколько героического в вас!

Я не верю в слабость вашу, жертвенность.

От рожденья вы не таковы.

Женственней намного ваша женственность

оттого, что мужественны вы.

Я люблю вас нэжно и жалеюще,

но на вас завидуя смотрю.

Лучшие мужчины — это женщины.

Это я вам точно говорю!

ЖЕНЩИНА И МОРЕ

Над морем —

молнии.

Из глубины

взмывают мордами

к ним

лобаны.

Нас в лодке пятеро.

За пядью —

пядь.

А море спятило,

относит вспять.

Доцентик химии

под ливнем плещущим

так прячет

хилые

свои плечики.

Король пинг-пснга

в техасских джинсах

вдруг,

как поповна,

крестясь,

ложится.

Культурник Миша

дрожит,

как мышь.

Где его мышцы?

Что толку с мышц?!

Все смотрят жертвенно,

держась за сердце...

И вдруг —

та женщина

на весла села!

И вот над веслами,

над кашей чертовой

возникли волосы,

как факел черный!

Вошла ей в душу

игра —

игла.

Рыбачкой дюжей

она гребла.

Гребла загадка

для волн

и нас,

вся —

из загара

и рыжих глаз!

Ей,

медной,

мокрой,

простой,

как Маугли,

и мало —

молний!

и моря —

мало!

ГРАД В ХАРЬКОВЕ

В граде Харькове —

град.

Крупен град,

как виноград.

Он танцует у оград,

пританцо-вы-вает!

Он шустер и шаловат,

и сам черт ему не брат.

В губы градины летят —

леденцовые!

Града стукот,

града цокот

по зальделой мостовой.

Деревянный круглый цоколь

покидает постовой.

Постовой,

постовой,

а дорожит головой!

Вот блатной мордастый жгоб

жмется к магазинчику.

Град

ему

как вдарит в лоб —

сбил малокозырочку!

А вот шагает в гости попик,

Поиграть идет он в покер.

Град

- как

попику поддаст!

И совсем беспомощно

попик

прячется в подъезд

«Общества безбожников»...

А вот бежит филслогичка!

Град шибает здорово!

Совершенно алогично

вдруг

косынку сдергивает.

Пляшут чертики в глазах,

пляшут,

как на празднике,

и сверкают в волосах

светляками —

градинки.

Человек в универмаге

приобрел

китайский таз.

На тазу у него

маки...

Вдруг

по тазу

'рад

как даст!!

Таз поет,

звенит,

грохочет.

Человек идет,

хохочет.

Град игрив,

задирист,

буен.

Еще раз!

Еще раз!

Таз играет, словно бубен,

хоть иди —

пляши под таз!

Град идет!

Град!

Град!

Град, давай!

Тебе я рад!

Все, кто молод,

граду рады —

пусть сильней хоть во сто кр<зт!

Через разные преграды

я иду вперед сквозь град,

град насмешек,

сплетен хитрых,

что летят со всех сторон...

Град опасен лишь для хилых,

а для сильных —

нужен он!

Град не грусть,

а град —

награда

не боящимся преград.

Улыбаться надо граду,

чтобы радостью был град!

Г рад, давай!..

АНГЕЛ

Не пью.

Люблю свою жену.

Свою —

я это акцентирую.

Я так по-ангельски живу —

чуть Щипачева не цитирую.

От этой жизни я зачах.

На женщин всех глаза закрыл

Неловкость чувствую в плечах.

Ого!

Растут, наверно, крылья!

Я растерялся.

Я в тоске.

Растут — зануды!