— В Тигане нет Крепости, — заговорил снова Маран, — потому что она очень молода. Ей всего лишь двести лет. Этот город — единственный в своем роде.

— Вижу. Какие деревья! С ума сойти!

Маран вздохнул.

— Такие парки были в Бакне. До того, как Изий пустил их под топор…

— Почему только Изий? — спросил Дан. — Почему вообще все связывается только с Изием? Ведь решения принимались голосованием, не так ли?

Маран посмотрел на него и снова перевел взгляд на дорогу.

— Если ты имеешь в виду меня… Меня никто не спрашивал. Ты же знаешь, что я не занимал такой должности, которая давала право голоса. Но и те, кто якобы его имел… Изий изрекал истину, а остальные тянули руку, торопясь выразить свое согласие, потому что оказаться несогласным было опасно. Впрочем, это не освобождает их от ответственности. Как и меня. Но моя позиция по данному вопросу тебе тоже известна, почему ты к этому возвращаешься?

Дан смутился. В самом деле, почему? С того момента, как Маран бестрепетно подошел к охранникам, и те на глазах Дана сначала опустили пистолеты, потом спрятали их, потом — после минутного разговора, простились с Мараном крепкими рукопожатиями да еще и, без всякого сомнения, направили преследователей по ложному следу, его не покидало странное чувство. В памяти всплыла фраза Ники, из-за которой они крепко поругались при последней встрече: «Этот Маран тебя загипнотизировал, ты на все смотришь его глазами»… Гипноз не гипноз, может, просто влияние сильной личности, но иногда ему хотелось освободиться от этого влияния, он начинал бунтовать и становился не совсем справедлив…

— И почему же она единственная в своем роде? — спросил он примирительно. — Только из-за парков?

— Тигана? Нет, не только. Это связано с обстоятельствами ее появления на свет. Лет двести назад старший сын императора Анита Тринадцатого отказался от права наследования, испросив взамен озеро Тигана с прилегающими к нему лесами и энную сумму денег. Принц был поэтом и философом, знатоком искусств и царствованию предпочел коллекционирование. Не только, конечно. Получив желаемое, он перебрался на берег озера, где не было даже поселка, и попросил Расти — дело происходило во времена Расти — построить ему дворец. Вслед за принцем здесь поселились другие сановники, и в итоге образовался своеобразный городок — полукурорт, полумузей, полуприют для светских развлечений.

— И этот полу-полу не пострадал от руки Изия?

— Наш «аскет» тоже был не прочь приятно провести денек-другой и превратил дворец принца в свою личную резиденцию, где отдыхал от трудов праведных пару раз в месяц. Видел бы ты, какие пьянки здесь происходили…

— Воображаю. Пьянство, разврат…

— Вот тут ты ошибаешься. Все-таки близость с женщиной любому мужчине сообщает нечто человеческое. Изий даже от этого отрекся. И его приятели предпочитали выносить свои развлечения подобного рода за пределы изиевских владений. Впрочем, он и напивался не до бесчувствия. Других — заставлял. Чтоб послушать откровения потерявших над собой контроль собутыльников. А сам обычно останавливался где-то на полдороге, боялся, что кто-либо лишь притворяется пьяным, дабы улучить удобный момент и расправиться с любимым вождем. — Маран свернул в короткий переулок, потом в другой и затормозил. — Приехали. Ты посиди, я ознакомлюсь с обстановкой.

Прежде чем Дан успел возразить, он исчез за калиткой.

Подумав, Дан вышел на связь с орбитальной станцией и сообщил про копьеносца, вызвав бурное оживление на том конце. Потом выбрался из машины, заглянул за невысокую ажурную решетку, отгораживавшую сад, не то лес, в который вошел Маран, и не увидел ничего, кроме аккуратно посыпанной песком дорожки, исчезавшей в настоящих зарослях. Пока он любовался сочными красками сада, Маран вернулся. Он был не один, с ним шел высокий, худой, чуть сутулый мужчина лет примерно тридцати шести-семи. Лицо то ли смуглое, то ли загорелое, глаза умные и горячие. И ярко-рыжие волосы.

— Знакомься, Дан, — сказал Маран весело.

Рыжий незнакомец приложил ладонь к груди.

— Венита.

В первую секунду это имя не связалось у Дана с уже сложившимся мысленным образом седого человека немалых лет, слегка утомленного славой, в меру напуганного перенесенными невзгодами, эдакого мэтра… Ничего похожего!

— Я думал, ты бакниец.

— Я действительно бакниец, но после того, как я нашел в Тигане не только убежище…

— Знаешь, куда я его пристроил, Дан? — усмехнулся Маран. — В резиденцию Изия, во флигель Начальника Охраны, в качестве племянника этого последнего.

— Ну да! А если б он узнал?

— Кто, Песта? За кого ты меня принимаешь? Разве я мог не поставить в известность свое непосредственное руководство? Ну что ты! Я сказал ему, что мне надо на время избавиться от мужа своей любовницы… на время — посему более радикальные меры не подходят. Единственный вопрос, который он мне задал — достаточно ли хороша дама, чтобы с ней возиться. Деликатничать, так сказать.

— Прекрасные нравы!

— Это еще что! — Венита зло усмехнулся. — Жаль все же, что суд над Изием не состоялся. Я тоже мог бы кое-что рассказать.

— Ты? — Маран улыбнулся. — Твой суд над Изием — твоя картина. Говори ты год, большего не сказал бы… Все-таки я свалял дурака. Мне надо было отослать ее в Зал Искусств. За те полгода, что Зал существовал, ее увидело бы множество народу. Множество… — Его вид вдруг стал отсутствующим… — А знаешь, Венита, я ехал к тебе не случайно. Но это потом. Куда можно завести мобиль?

— Надо заехать с той стороны. Я покажу.

— И все же… Почему ты не надоумил меня выставить картину? А, Венита?

Тот дружески обнял Марана за плечи.

— Странный ты, право! Я подарил картину тебе. Она твоя. Хотя сейчас она здесь, она все равно твоя. И потом, выставки для меня не главное. Главным для меня было другое. Извини за прямоту, но даже лучшие из людей не выдерживают испытания властью. Я слишком многим тебе обязан и не хотел бы… То, что я вижу тебя таким же, каким ты был, для меня важнее восторгов тысячи человек. Возможно, я излишне самоуверен? Но если моя картина сыграла в этом хоть крохотную роль, я… Я тебя не обидел?

Маран коротко усмехнулся.

— Чего ж тут обидного? Все верно.

А Дан с легкой иронией подумал, что художник слишком много на себя берет. Впрочем, картина, единственное полотно Вениты, которое ему довелось увидеть, была подлинным шедевром. И автор этого шедевра едва не разделил участь двух с половиной миллионов своих соотечественников, погибших в годы правления Лиги, разделил бы, если бы не Маран, устроивший ему побег и спрятавший в провинции, как он рассеянно бросил в ответ на расспросы Поэта.

Так, значит, провинция эта — Тигана. Резиденция Изия. Ну и ну!

После того, как машина была заведена в маленький дворик, Венита провел гостей по наружной лестнице на второй этаж.

Комната, в которую они попали, оказалась не только необычно просторной для Бакнии, но и хорошо обставленной. Дан впервые увидел здесь то, что можно было б назвать мебельным гарнитуром. Никакого скопления разномастных и разрозненных, мало подходящих друг к другу предметов, не было и примелькавшегося смешения назначений, кровать не соседствовала с обеденным столом. Шкафы светлого дерева вдоль стен, два длинных дивана, кресла, несколько стульев вокруг небольшого продолговатого стола, над диванами картины, на полу — о диво! — ковер… ковров Дан не видел даже во дворцах Бакны… темный, однотонный, гармонировавший с портьерами. Вазы с цветами… никаких искусственных поделок, только живые цветы, каора белая и шоколадная, какую до сих пор он видел только в Дернии. В одной из ваз букет из разноцветных, со вкусом подобранных листьев… со вкусом!.. вот что было необычным, в этой стране интерьеры, оформленные со вкусом, встречались лишь во дворцах, и то там, где они, благодаря счастливой случайности, сохранились в неприкосновенности.

Увлекшись осмотром, Дан не сразу заметил хозяйку комнаты — сидевшую в углу дивана худенькую старушку с желтоватым лицом и совершенно белыми волосами, аккуратно подстриженными и уложенными. Заметил он ее только тогда, когда Маран шагнул к ней и с почтительным видом отвесил замысловатый поклон.