Неслышная музыка

Альфа Лебедя исчезла…

— В чем дело? — сердито спросил Николай Павлович, обернувшись к ассистенту, который готовил аппаратуру к наблюдениям.

— Тоже не видите? — обрадованно и вместе с тем испуганно отозвался тот.

Николай Павлович несколько секунд смотрел на его растерянное лицо, потом снова взглянул в окуляр.

Вспомнилось, как однажды его повергла в смятение фотография спектра, который просто тем, что существует, перечеркивал все физические теории. А потом оказалось, что ассистент по ошибке зарядил кассету не той пленкой.

Но нет. Телескоп направлен в созвездие Лебедя, вон оно сияет… И все-таки самой яркой из его звезд, той, которую еще астрономы древности назвали звучным именем Денеб, не видно.

Николай Павлович с неудовольствием почувствовал, что растерялся под недоумевающим взглядом своего помощника. Обычно каждое затруднение в исследовательской работе сразу рождало у него несколько гипотез, пусть даже нелепых и несуразных. На смену отвергнутым предположениям приходили новые, пока, наконец, мысль не находила ту единственную гипотезу, отвергнуть которую уже не удавалось. Сейчас такой гипотезы не было.

Не предполагать же, что гигант Денеб исчез…

Николай Павлович еще раз посмотрел в телескоп.

Денеб сиял, как и вчера, и позавчера, как тысячи лет до этого, на своем законном месте, в созвездии Лебедя.

Николай Павлович внимательно присмотрелся к хорошо знакомой картине звезд. Да, Денеб был на месте, но теперь потухла маленькая звездочка слева.

Через несколько минут она снова вспыхнула, но вскоре погасла ее соседка слева.

— Оно перемещается, — сказал Николай Павлович, откидываясь на спинку сиденья.

— Что перемещается? — быстро спросил техник.

— Ну, это… пятно среди звезд. Оно определенно перемещается, — медленно повторил Николай Павлович.

Он давно пережил прекрасное время юности, когда так хорошо мечтается о неожиданных и ярких открытиях, подобных открытиям Коперника или Галилея. Наука требовала повседневной работы. Малейшая задержка сейчас раздражала его. Серия исследований тонкой структуры спектра белых звезд успешно приближалась к концу. Но вместе с тем катастрофически быстро кончался и срок их пребывания здесь, в Крымской обсерватории. Через неделю надо возвращаться в Москву, к студентам. Обидно будет уезжать, не обеспечив себя исчерпывающе полным экспериментальным материалом.

Так стоит ли сейчас бить в барабаны по поводу непонятного мерцания звезд? В конце концов все это может оказаться случайным атмосферным явлением, не имеющим никакого отношения к астрофизике. Не разумнее ли спокойно продолжать намеченные на сегодня исследования спектра?

И сразу же все в нем возмутилось этой старческой трезвостью рассудка. Он навсегда потерял бы уважение к себе, если бы не попытался сейчас понять, что происходит перед объективом телескопа.

— Сделайте снимки этой области, — решительно сказал он ассистенту. — Фотографируйте через каждые пять секунд в течение получаса. Используйте пленку максимальной чувствительности. Я запишу наблюдения и свяжусь с другими обсерваториями. Пленку немедленно проявите и покажите мне.

Через час Николай Павлович сосредоточенно просматривал пленку. Черные пятнышки звезд на негативе последовательно одно за другим исчезали и вновь появлялись. Трасса этого мерцания представляла собой плавную кривую.

На одном из негативов Николай Павлович обнаружил в районе пятна небольшой метеор. Проследив на следующих кадрах его траекторию, он положил пленку на стол и надолго задумался.

Траектория метеора в области пятна резко искривилась! Его как будто отбросило в сторону. Николай Павлович нахмурился.

Ну, хорошо, пусть эта штука, закрывающая свет звезд, почему-то не отражает солнечные лучи, не обнаруживает себя. Это невероятно, однако допустим, что это факт. Но должна же она быть материальна, иметь массу! Даже луч света имеет массу. А массы притягиваются! Метеор мог отклониться только по направлению к пятну, но ни в коем случае не от него!

Внезапно им овладело сильнейшее беспокойство, далее тревога. Николай Павлович удивился: неужели он становится под старость таким впечатлительным? Но волнение не проходило. И оно порождалось не мыслями о пятне и метеорах. Это было очень странное ощущение, будто какой-то призыв, непонятный, неясный, — призыв не мыслям, а непосредственно его воле, желаниям. Он требовал каких-то действий, заставлял куда-то идти. Но каких? Куда?

Николай Павлович стиснул на столе руки и закрыл глаза. Призыв или приказ вливался в него как неслышная музыка, наполняя тревогой и беспокойством, будоража сознание, повелевая как-то реагировать, отвечать словами, действием, как-нибудь, только не сидеть сложа руки, закрыв глаза. Он постарался успокоить себя. Просто устал… Непонятные явления в небе… Непонятное всегда вызывает тревогу.

Николай Павлович открыл глаза, посмотрел на снимки. Никакого беспокойства не было больше ни в нем, ни вокруг. Все было нормально, привычно.

Он оглянулся.

В открытой двери стоял ассистент и в недоумении оглядывал комнату. Его лицо выражало растерянность и удивление.

— Что это? — шепотом спросил он. — И с вами тоже?

Николай Павлович пожал плечами.

— Вам телефонограмма из Москвы, — сообщил ассистент.

Президент Академии наук срочно вызывал ученого в Москву с результатами наблюдений сегодняшней ночи.

Космическая неизвестность

Просторный кабинет председателя правительственной комиссии постепенно наполнялся людьми. Сергей Борисович, хозяин кабинета, стоя у стола, крепко пожимал каждому вошедшему руку и широким, радушным жестом предлагал занять кресло. Николай Павлович сел у окна.

Неожиданно в кабинет вместе с референтом и незнакомым пожилым человеком вошел его зять, Виктор, со свертком чертежей в руке. Увидев Николая Павловича, он обрадованно шагнул навстречу, не замечая разделявшего их стола. Николай Павлович улыбнулся ему. И Виктор заспешил за своим начальником, который уже разговаривал с председателем комиссии. Николая Павловича обрадовало появление Виктора. Уже одно то, что он приглашен на встречу виднейших конструкторов ракетной техники с учеными, кое о чем говорило. Но, может быть, Виктор здесь лишь для того, чтобы носить за своим начальником чертежи?

О существовании этого молодого человека он впервые узнал, когда Лена, подвернув ногу на лыжной прогулке, несколько дней провела в постели. Николай Павлович с изумлением наблюдал за дочерью. Она довольно равнодушно, даже насмешливо относилась к своим поклонникам. А теперь… теперь у нее радостным ожиданием загорались глаза при каждом телефонном звонке парня, который донес ее тогда до станции.

Как только Лена поправилась, Николай Павлович попросил познакомить его с этим счастливцем.

Виктор вошел, высокий, широкоплечий, немного неуклюжий, явно смущенный своим вторжением в квартиру знаменитого академика. Он, вообще говоря, понравился Николаю Павловичу, но… уж очень он был прост! Все в нем было ясно, открыто, доверчиво, прямо… Слишком уж прямо! Это могло означать либо необыкновенную душевную чистоту и силу, либо… некоторую ограниченность. Лена, видимо, лучше разобралась в характере Виктора… Но он так и не смог до конца принять сердцем их женитьбу.

Когда Виктор кончил аспирантуру в Институте ракетной техники, они с Леной уехали в Сибирь. Теперь у них подрастал сынок Мишутка, ни разу не виденный им внук…

Николай Павлович разглядывал зятя.

Виктор возмужал за эти годы, и вместе с тем черты его лица стали тоньше, одухотвореннее.

Начальник Виктора все еще о чем-то вполголоса говорил с председателем комиссии. Иногда председатель обращался и к Виктору. Значит, он был здесь не просто в роли адъютанта.