Даже очень светло, Грайя жмурится, злобно шипит, для неё свет слишком яркий.

С удивлением разглядываю открывшийся пейзаж. Весьма мило. Всё ухоженно, вдоль поля вьются аккуратные дорожки, на шестах торчат несуразные чучела, которые якобы отгоняют от урожая маленьких, злобных птеродактилей. Вдали, в сизой дымке, виднеется посёлок - избы каменные, крыши под черепицей, кое- где, из труб, вьётся дымок, на просёлочной дороге виднеется повозка, запряжённая смирными лошадками, а вон и крестьяне с добродушными лицами, закидывают сено под навес. Какая идиллия!

- Здесь, что, обитают людоеды? - не верю я.

- Они, родимые, они, - хмурится жрица.

- А давно вы с ними контактировали? - осторожно спрашиваю я.

- Может сто лет назад, может, двести, - ещё больше хмурится она.

- Мне кажется, - я делаю смелое предположение, - людоеды давно вымерли, сейчас здесь живут милые люди.

- Не верь глазам своим, - щурится жрица, - это вас можно сбить с толку, не меня.

- Здорово, какие корабли, паруса все надуты! А вон кит! - совсем не впопад выкрикивает Семён.

Я отпрянул от друга: - У тебя жар! Какие корабли? Крестьяне с сеном возятся! Вон, из под коровы лепёшка шлёпнулась, да прямо на одуванчики ... какая прелесть!

- Дядя Никита, дядя Семён, - вопит несчастная девочка, - неужели не видите? Это же площадь, а на ней торгуют игрушками!

Холодом обдаёт с ног до головы, это совсем не смешно, все видят разные картинки.

- А ты, что наблюдаешь? - осторожно спрашиваю Игоря.

- Лес. Волки играют со щенятами.

- Понятно, это морок, - догадываюсь я. - Что делать будем? - спрашиваю жрицу.

- Наверное, я единственная, кто знает, что здесь в действительности.

- И, что тут на самом деле?

- Заброшенные каменоломни.

Как только она произносит эти слова, пронёсся ветер и сдувает иллюзии, и мы видим заброшенные выработки камня, их отвесные стены обрамляют огромный котлован, на дне которого темнеет вода. Множество дорог и дорожек пересекают крутые склоны, а в вырубленных в скальной породе нишах - пустующие клетки, словно их приготовили к заполнению. Не наблюдается ни одной живой души. Но кто-то напустил морок, или это не кто-то, я что-то? Я оглядываюсь по сторонам, замечаю струйку дыма, слабо сочащуюся из трещины в скале, ветром её сильно отклоняет в сторону, но вот направление вновь меняется, она тянется к нам, на миг я вновь вижу странные картины, но не растерялся, быстро заделываю щель тряпкой, а сверху засыпаю землёй и каменной крошкой.

- Умно, - непонятно кого хвалит Грайя, меня или тех, кто пустил сюда галлюциногенный газ и, с невозмутимым видом продолжает знакомить нас с этой местностью: - В своё время, здесь, мы добывали гранит. За каменоломнями есть дорога, она ведёт к другим воротам и от них у меня тоже есть ключи, взяла на всякий случай, - Грайя вновь заводит вездеход. Он медленно, мощно как танк, ползёт по крутой дороге, вдоль выработок. Ревёт мотор, звук тонет в мрачных скалах.

Всматриваюсь в окна. Пустынно. Но, кто-то должен быть. Внизу, в карьере, блестит озерцо. Видно механизмы обнажили водотоки подземных источников. Вода постепенно заполняет низины и вскоре будет озеро, заплывёт рыба, поселятся мокрицы, заквакают амфибии, забурлит жизнь.

Проезжаем мимо пустующих клеток. Кто в них содержался? Мысли рисуют ужасающие картины. Мне даже чудится запах тлена. Суровые места, скорее б их проехать. Как назло, машина едва карабкается, из-под гусениц срывается каменная крошка. Иной раз машина зависает над обрывом, ещё мгновенье и вездеход рухнет. Частота толчков сердца зашкаливает, дух захватывает, в ужасе смотрю на Грайю. Железная леди, ни один мускул не двигается на решительном лице! Умелой рукой ведёт машину над пропастью.

Она мне всё больше и больше нравится, даже, несмотря на необычные глаза, впрочем, я к ним уже начинаю привыкать. Что касается Семёна, у того от восхищения, в глазах появилось серебро, он смотрит на пещерную женщину как подросток на свою первую любовь. Грайя иногда ловит его взгляд, загадочно улыбается и ещё больше проказничает с машиной. Мне эти детские шалости надоедают, хочу вскочить и надавать прелестной женщине по попе, заодно Семёну дать по уху, чтобы не сильно пялился на соблазнительные прелести удивительной женщины. Ребятня не понимает об опасности, возится на заднем сидении, мутузят друг друга.

Долго едем, а каменоломни не кончаются. Хорошо, что дорога не засыпана. Ага, накаркал, впереди завал. Грайя напрягается, забывает о Семёне, лицо каменеет в тревоге, нехотя глушит машину, нервно озирается по сторонам, обхватывает изящными пальчиками холодный корпус автомата: - Дальше пешёчком, - заявляет жрица, а я понимаю, как ей это не нравиться.

Детишки притихли, они правильно оценивает ситуацию. Паршиво. Светочка неожиданно шмыгает носом, Игорь, обеспокоившись, прижимает её к себе, девочка мигом отпрянула, с вызовом заявляет: - Ты неправильно всё понял, я не испугалась, а так ... слегка простыла, лёгкий насморк.

Выскакиваем из машины, ружья наизготовку, у жрицы плотно сжаты губы, зрачки расширились как у разъярённой кошки, глаза пылают красным огнём. Она первая лезет через завал, я быстренько стаскиваю её, не женское дело подвергать себя опасности, когда есть мужчины. Она от злости шипит, чуть ли не царапается, но я непреклонен, заставляю её занять место между ребятами и замыкающим Семёном.

Перебираюсь через завал, пока спокойно, но кто-то ж его устроил и не просто так. Всюду клетки, двери открыты, кое-где валяются человеческие кости и черепа в мерзких оскалах, воняет разложением, где-то валяются трупы.

Светочка не в силах сдерживается, от ужаса глаза стекленеют и наполняются слезами. Игорь вытаскивает нож, губы кривятся как у волка, блеснули острые клыки. Он берёт девочку за плечо, но она не возмущается, что мальчик заметил её страх и даже прижимается к нему, сильно шмыгает носом и несколько слезинок пробежались по щекам.

Идём по дороге, неизвестность давит на психику, лихорадочно шарю взглядом по сторонам, даже глазные яблоки запекло. Вновь завал, перелезть через него уже нет возможности, он заполнен до свода, но рядом ход ведущий вниз. Спускаемся по ржавой лестнице. Выходим на следующий уровень - довольно чистый тоннель, клетки пустые, но ухоженные, такое ощущение, будто их подготовили к заполнению. От этих мыслей становится жутко и запах, он преследует всюду. Боже, когда это всё закончится! Вспышка в голове. Вот и всё, мелькает запоздалая мысль, сознание меркнет, проваливаюсь, словно в гроб.

Словно просыпаюсь после сильной попойки, во всём теле ощущаю неприятное гудение, конечности дрожат, слабость, глотаю, что-то солёное, едва не выворачивает наизнанку, это моя кровь. Губы разбиты, голова пылает от боли. С трудом открываю заплывшие глаза - знакомые места - клетка, я внутри, она закрыта. Приподнимаюсь на локтях, рядом стонет Семён и лежит без движения Грайя, наших ребят нет. Меня бьёт, словно током, вскакиваю. Удивительно быстро боль отступает, ярость вскипает в крови, подхожу к двери, хватаюсь за решётку. Трясу. Толстые прутья изгибаются, стонут, даже нагреваются, но ... выдерживают мой нечеловеческий натиск. Семён подползает ко мне: - Никита, я их видел, страшные очень. Детей забрали, - друг скрипит зубами. Зашевелилась Грайя, со стоном перекатывается на живот, пытается встать. Семён забывает о боли, мгновенно оказывается рядом и помогает ей встать. Жрица держится за живот, губа рассечена, алая кровь льётся на подбородок и с него капает на выпирающую из материи комбинезона упругую грудь, задерживается у выпуклости сосков и срывается вниз, оживляя серую каменную крошку.

- Недооценила этот скот, - кривится она.

- Любого противника надо уважать, - не к месту заявляю я.

Жрица одаривает взглядом полным ненависти, передёргиваюсь, словно я во всём виноват, с раскаяньем повторяю про себя: "язык враг мой".

Грайя улавливает моё состояние, взгляд теплеет: - Прости, меня заносит, - она потупила взор.