Гапона повесили на крюке, вбитом в стену над вешалкой в прихожей, не раздумывая, не сговариваясь, все было сделано в едином порыве [517]. Лишь 30 апреля полиции удалось обнаружить его труп.

Приведу заключительную часть протокола, подписанного приставом второго стана Петербургского уезда Недельским о найденном им в Озерках трупе Георгия Гапона:

«30 сего апреля по просьбе госпожи Звержинской в присутствии местного урядника Людорфа была вскрыта квартира (дача.— Ф. Л.), и все оказалось в порядке, только одна комната была заперта на висячий замок, вследствие чего был приглашен слесарь Александр Либауэр, в присутствии которого и понятых дворников Конского и Матвеева был обнаружен повешенный или повесившийся человек, по всем признакам и по сличению с фотографической карточкой напоминавший бывшего священника Георгия Гапона. Веревка, на которой висит тело, обыкновенная для сушки белья, довольно толстая, повешена на незначительную железную вешалку, тело находится в сидячем положении, ноги согнуты в правую сторону, около, справа, валяются 2 галоши, слева — темно-серая мерлушковая шапка, покрыт меховым пальто с бобровым воротником, один рукав которого завязан тонкой веревкой. Повешенный одет в темно-коричневый жилет, сверх которого надет черный пиджак, под цветной сорочкой — фуфайка коричневого цвета, на ногах черные брюки и сапоги, при нем черные часы с цепочкой, а также обратный билет Финляндской железной дороги II класса от 28 марта, а на столе разостлан номер газеты «XX век» от 27 марта, и на этой газете белый ситный хлеб около 2-х фунтов Около этажерки, вблизи ног покойного, валяется его галстук и стекла от разбитого стакана, и вблизи — пивная бутылка, наполненная какой-то жидкостью. Повешенного человека дворники в лицо никогда не видели.

Пристав Невельский» [518].

Через три дня состоялись похороны. Они подробно описаны в рапорте Петербургского уездного исправника:

«В дополнение рапорта от 30 минувшего апреля за № 1297 доношу вашему превосходительству, что сего мая тело убитого Георгия Гапона предано земле на Успенском городском кладбище, что по Финляндской ж. д., похороны окончились в 1 1/2 час. дня и прошли спокойно. Обедня началась в 10 час. утра, и к этому времени стал стекаться рабочий народ, которого было до 200 человек, в числе рабочих были женщины. На похоронах находились приехавшие из Териок (Зеленогорск.— Ф. Л.) возлюбленная покойного М. К. Уздалева и подруга ее В. М. Карелина. На могилу покойного возложены венки: 1) с красной лентой, с портретом Гапона, с надписью: „9 января, Георгию Гапону от товарищей-рабочих, членов 5-го отдела"; 2) с черной лентой: „Вождю 9 января от рабочих", 3) с красной лентой: „Истинному вождю революции 9 января Гапону"; 4) с красной лентой: „Дорогому учителю от Нарвского района 2-го отделения" и 5) с красной лентой: „Василеостровского отдела от товарищей многоуважаемому Георгию Гапону». Собравшиеся рабочие пропели похоронный марш, начинающийся словами: „Вы жертвою пали...", затем стали говорить на могиле речи рабочие: что Гапон пал от злодейской руки, что про него говорили ложь и требовали отмщения убийцам. Затем послышались среди присутствующих крики: месть, месть, ложь, ложь. После этого пропели вечную память, и, исполнив гимн «Свобода», начинавшийся словами: „Смело, товарищи, в ногу", все рабочие покинули кладбище, закусив в буфете, и спокойно разошлись.

На могиле похороненного поставлен деревянный крест с надписью: „Герой 9 января 1905 г. Георгий Гапон “.

Сделанный мной по случаю похорон усиленный наряд полиции из урядников и стражников на Успенском кладбище снят.

Исправник Колобасов

№ 1297 3 мая 1906 года» [519].

М. В. Карелина — жена А. Е. Карелина, М. К- Уздалева — сожительница Гапона. Гапон соблазнил ее, когда она была воспитанницей Ольгинского приюта.

Труп Гапона провисел на даче в Озерках более месяца. А ведь полиция должна была его искать. Искала ли она его? Рачковский знал от Гапона о цредстоящем свидании с Рутенбергом в Озерках. Как известный эсер и предполагаемый секретный агент, Рутенберг бесспорно находился под наблюдением полиции (вспомним молодого Рачковского и слежку за ним, организованную III отделением). Гапон исчезсреди бела дня, а Рутенбергу позволили беспрепятственно скрыться. Странно. Наши рассуждения строятся на том, что политический сыск работал и Рутенберга не прозевали. Но если он работал, то рачковский обязательно был осведомлен, на какой именно даче, когда и кем был повешен Гапон.

Будучи человеком умным и наблюдательным, вицедиректор Департамента полиции быстро понял, что из себя представляет Гапон. Его общение с бывшим героем девятого января напоминает игру коварной кошки с тупой и тщеславной мышью. Приведу один из монологов Рачковского, записанный Рутенбергом со слов Гапона: «Ведь вот вы говорите, что теперь у вас никаких революционных замыслов нет; вы бы нам доказали это как-нибудь. (...) Вот я стар. Никуда уже не гожусь. А заменить меня некем. России нужны такие люди, как вы. Возьмите мое место. Мы будем счастливы» [520].

Гапон никаких прямых связей с революционными партиями не имел, и требуемую информацию Рачковский мог получать только от посредника. Рачковский знал от Герасимова о высоких моральных качествах Рутенберга, а от Татарова — что он в Боевую организацию не входит и, следовательно, если бы и пожелал, не смог бы выдать ее членов [521]. К чему тогда Рачковскому Гапон, человек недалекий, лживый, тщеславный, непредсказуемый в своих действиях, уже изменявший полицейским хозяевам и все еще популярный среди рабочих? Рачковскому он был не только не нужен, но и опасен. Вице-директор Департамента полиции без труда раскусил игру Рутенберга и все же продолжал настойчиво вербовать его через Гапона, но на 'встречу с эсером не явился [522]. Он как бы подталкивал Рутенберга к тому, что и произошло в Озерках на даче госпожи Звержинской.

Ни официальный суд над бывшим героем 9 января, ни его убийство полицейскими агентами Рачковскому были крайне невыгодны — Гапон вновь превращался в героя и мученика. Вице-директора Департамента полиции вполне устраивало убийство «вождя русского рабочего народа» (так Гапон просил себя называть) чужими руками, да еще с помощью эсеров. Это было в духе Рачковского.

В честность Гапона перестали верить лишь после Октябрьской революции, когда журнал «Былое» опубликовал значительное количество документов и воспоминаний, относящихся к его «революционной деятельности».

Жизнь Гапона можно разделить на пять четко очерченных периодов: 1870-й — осень 1902 года — не состоял в связи с Департаментом полиции. Осень 1902-го — ноябрь 1904 года — агент Департамента полиции. Ноябрь 1904-го — 3 января 1905 года — агент Департамента полиции, проявлявший самостоятельность. 3 января 1905 года — лето 1905 года — бывший агент Департамента полиции. Лето 1905 года — 28 марта 1906 года — секретный агент Департамента полиции — провокатор.

РУТЕНБЕРГ

Петр Моисеевич Рутенберг (1879—1942) родился в г. Ромны Полтавской губернии в семье владельца бакалейной лавки, окончил Петербургский технологический институт, со студенческих лет участвовал в революционном движении, в партию социалистов-рево-люционеров вступил при ее основании, имел безупречную репутацию честнейшего, смелого, решительного, самоотверженного человека.

На другой день после казни Гапона утром 29 марта 1906 года Рутенберг приехал в Гельсингфорс и передал для ЦК партии социалистов-революционеров через эсера Зиновьева записные книжки и другие вещи Гапона, а также набросок заявления для печати. Член ЦК М. А. Натансон уведомил Рутенберга через посредника, что в ЦК отредактируют заявление и передадут в газету, а ему надлежит временно скрыться за границу. Но Рутенберг решил не покидать Финляндию до публикации заявления. Он выехал из Гельсингфорса и поселился в деревне у друзей. Через неделю туда прибыл член Боевой организации Борисенко и сказал, что ЦК не даст сообщение в газету об убийстве Гапона, так как самосуд произведен без его ведома. Рутенберг позвонил Азефу, чтобы договориться о свидании, но тот от встречи уклонился. Тогда он выехал в Париж посоветоваться о своих дальнейших действиях с одним из лидеров эсеров — М. Р. Гоцем Гоц отредактировал заявление для печати и предложил опубликовать его анонимно. Рутенберг отказался