«Драгоценным секретным агентом считается тот, который, оставаясь преданным обществу и его целям, добивается положения выдающегося деятеля революционной партии. Это положение давало возможность знать многое, что делается в революционных сферах» [375]. Это определение провокатора вполне может конкурировать с приводимыми в современных энциклопедиях и словарях.

«Взволнованные лоботрясы», как назвал членов «Священной дружины» М. Е. Салтыков-Щедрин в «Письмах к тетеньке», дейстовали по четырем направлениям: выполняли мелкие сыскные поручения Центрального комитета, издавали «радикальные» газеты, устраивали мистификации с целью сбить с толку противников и участвовали в охране царя и царской семьи.

Конечно же, именитых дилетантов тайного сыска легко обнаружил Судейкин и терпел, пока не нашел на них управу. Быть может, что-то от мистификаций, точнее — провокаций «взволнованных лоботрясов» Судейкин заимствовал для дегаевщины [376]. Более того, «Священная дружина» примером своей деятельности способствовала внедрению в полицию политической провокации. Она издавала три газеты — на Западе «Вольное слово» и «Правда», в России «Московский телеграф». Газеты имели разные программы и общую задачу — внести раскол в ряды народовольцев.

Полицейские чины ненавидели великосветских лоботрясов, мешавших им работать. Из воспоминаний П. Я. Осмоловской нам известно суждение Судейкина о «Священной дружине»: «Это такое учреждение, с которым надо бороться не меньше, чем с террористами,— говорил Судейкин.— Больше даже. И с ними бороться труднее. Революционеры — это люди, люди идеи, а это скопище... Банда! Но эта банда под покровительством. Mrie мешают, невозможно. Делают доносы, требуют арестов, когда мне это не нужно. Средств расходится масса. Жандармское управление тратит много, но мы тратим на дело, и наши расходы ничто в сравнении с их расходами. Там миллионы выбрасываются, и все напрасно — нажива каким-то...»[377] .

Лоботрясы развлекались, интриговали, давали указания Департаменту полиции, Судейкину, часто, чрезвычайно вредоносные, а он злился и выполнял. С приходом Д. А. Толстого в Министерство внутренних дел развернулось сражение между новым министром и командором дружины Воронцовым-Дашковым. Противники стоили друг друга. Толстому помог случай. А. С. Суворин опубликовал в «Новом времени» (1882, № 2422, 24 ноября) секретный циркуляр «Священной дружины» и дал к нему язвительный комментарий, называя ратников шутами, бездельниками и шантажистами [378]. Конечно же, великосветское сообщество развалилось бы и без вмешательства прессы.

Приведу выдержки из дневниковых записей П. А. Валуева за 1882 год: «7 декабря. Вчера был здешний губернатор Волков. По его словам, «Св. дружина» распущена или распускается. Он сам отпущен, и его «пятерка» упразднена. (...)

17 декабря. Был у гр. Шувалова. По его словам его брату, гр. Павлу, поручено государем озаботиться полным расформированием св. дружины» [379].

Все члены дружины получили следующее письмо:

«Свиты его величества генерал-майор Брок прочел мне письмо г. министра внутренних дел на имя Воронцова-Дашкова, в котором граф Толстой, по приказанию государя императора, передает монаршее благоволение всем тем лицам, которые вошли в состав общества, имевшего целью охрану особы его величества и борьбу с крамолою.

При этом ввиду изменившихся обстоятельств дальнейшая деятельность означенного общества по высочайшему государя императора повелению прекращается» ”[380].

Заметной роли в этом великосветском фарсе Рачковский не исполнял, но именно он унаследовал хозяйство «Священной дружины» в виде мелких филеров, состоявших при именитых бойцах. Все ее дела и агенты поступили в распоряжение Департамента полиции и при организации Заграничной агентуры составили ее костяк. Благодаря назначению руководителем заграничной охранки Рачковскому удалось проявить свои незаурядные способности.

ТАЛАНТЛИВЫЙ УЧЕНИК

После убийства Судейкина знамя провокации подхватил его ученик Петр Иванович Рачковский (1853—1911).

В русском политическом сыске, пожалуй, нет более заметной фигуры, чем Рачковский. Он, как и Судейкин, внес свои омерзительные идеи в политический сыск и практику подавления революционного движения в России. Рачковский творил свое черное дело во время появления массового революционного движения, когда требовалось бороться не с отдельными героями-одиночками.

Трудовая жизнь потомственного дворянина Рачков-ского, получившего домашнее образование, началась в 1867 году с должности младшего сортировщика Киевской губернской почтовой конторы. За шесть лет талантливый юноша вырос до чиновника для писем в канцелярии Варшавского генерал-губернатора, затем служил в Петербурге в десятом Департаменте Правительственного Сената, перемещался по провинциальным учреждениям, исполнял должность судебного следователя в Пинеге Архангельской губернии. Меняя службы и профессии, Рачковский в 1878 году вновь оказался в столице. В начале 1879 года сотрудники III отделения обратили на него внимание”[381] из-за его знакомства с лицом, подозревавшимся в укрывательстве Л. Ф. Мирского после его покушения на шефа жандармов А. Р. Дрентельна. Рачковского быстро выпустили из-под ареста, так как уговаривать сотрудничать с полицией его долго не пришлось. Он «выразил готовность оказать государственной полиции агентурные услуги» [382] и несколько месяцев их оказывал, пока его не разоблачил Клеточников. В сообщениях землевольцам он уделил Рачковскому особенно много места. Это не случайно, Клеточников почувствовал в нем особенно опасного полицейского агента и не ошибся. В копиях сохранившихся тетрадей с сообщениями Клеточникова имеется несколько записей, относящихся к Рачковскому. Приведу часть из них.

«Тетрадь 5. 1879 г. 20 июня. (...) Если другого Рачковского нет, значит, начальство хитрит, заставляя следить за своим же агентом. (...) Петр Иванович Рачковский (Мал [ая] Итальянск [ая], д. № 17) внесен в список неблагонамеренных людей. Неизвестно, кого хотят этим морочить. (...) 23— 25 июйя. (...) Рачковскому III отделение, должно, не доверяет: в Вильно начальнику] жандарм [ского] управления 23 июня послана телеграмма: «В Вильно отправляется состоящий при министре] юст[иции] Рачковский и остановится в д[оме] Трахтенберга у члена соединенной палаты Недзельского. Учредить секрет [ное] наблюдение за ним и за лицами, с которыми он будет наход[иться] в сношениях. Если он выедет куда, то передайте эту телеграм [му] по принадлежности», (...) 30—2 июля. (...) Рачковскому в Вильно послано жалованье на имя Недзельского, у котор [ого] он остановился. (...) 3—5 июля.

(...) Рачковский пишет, что его стесняет учрежденный над ним надзор, который производится Виленскими жандармами и полицейскими властями крайне неловко: жандармы ходят за ним следом, а частный пристав заходит к Недзельскому — удостовериться, не укрывает ли Недзельский политических преступников, и даже подбить его на это, а затем и накрыть и укрываемых и укрывателя; теперь Недзельский вследствие таких неловких действий полиции и жандармерии трусит и не решается на укрывательство преступников» [383].

Сообщения Клеточникова содержат сведения о первых шагах Рачковского-провокатора. Ему не доверяли и подвергли неумелой проверке с привлечением малоквалифицированных жандармов. Приведу пересказ Клеточниковым несохранившегося письма Рачковского:

«5—9 июля. (...) Содержание длинного письма Рачковского, в котором он как бы исповедывается перед новым своим начальством: служил он прежде в Одессе, там еще юношей он женился на бедной девушке, первое время жили в любви и согласии, но потом жене наскучила бедность, она завела себе любовника, и Рачковский должен был бросить ее, хотя не переставал любить ее и даже опять хотел сойтись, но узнал, что жена насмехается над его любовью и намерением сойтись, тогда он с отчаяния стал пьянствовать, чтобы заглушить горе, и уехал из Одессы. После, кажется в Петербурге, он сошелся с девушкой, которая сильно влюбилась в него, с нею он ездил в Архангельскую губ., где выдавал ее за свою жену, теперь она с двумя детьми живет в Вильно; она вполне предана ему и может служить немалым подспорьем в* сближении с социалистами. В Архангельской губ. он сблизился с политич [ескими] ссыльными, которые считают его за своего. Теперь он определил круг своей деятельности, составил план действий, и если ему не помешают достигнуть цели известные обстоятельства (т. е. если не узнают, что он шпион), он надеется распутать все нити революционной деятельности, всех руководителей и выдающихся деятелей революционного движения выдать в руки 3-го Отделения, которому с этого времени он предан и душой и телом. Он просит верить его преданности и не сомневаться в нем, как теперь сомневаются, учреждая за ним надзор в Вильно. Там надзор так глупо ведется полициею и жандармами, что он не мог не заметить его; надзор этот испортил дело, потому что Соколов (тоже член Соединенной палаты) и Недзельский струсят и не будут укрывать у себя преступников, так что нельзя будет изловить их на этом Вместе с преступниками. Если он свой план выполнит, то, конечно, правительство обеспечит его будущность, а если он> погибнет, то его семью. (...) Управляющий (III отделением.— Ф. Л.) Шмидт читал это письмо и написал по поводу его: Рачковский очень умный человек и будет полезен; я верю его искренности и преданности правительству; относительно материального обеспечения я согласен и нахожу, что нечего тянуть дело; нужно условиться теперь же о плате за труды» [384].