– Какая прекрасная собака!.. – Но голос Анны предательски дрогнул.

Девушка не выдержала и, резко поднявшись, направилась в глубь зала. Под ногами зашуршал тростник, которым были устлан пол. Вдоль стен догорали факелы, и в их красноватом свете Анна видела расположившихся тут и там людей. Служанки пряли, воины на широкой скамье у стены чистили оружие. Среди них Анна заметила Фрэнка. В другом углу толпилась молодежь, обступившая Гарри, который что-то рассказывал, и вся компания время от времени разражалась хохотом.

Девушку нагнала леди Джудит.

– Идемте со мной, миледи. Я уверена, что мой супруг уговорит отца Ансельма, а вам пока следует собраться в дорогу.

Девушка ощутила тепло в голосе леди Джудит, и от ее участия стало немного легче. Когда они занялись сборами, леди Джудит неожиданно сказала:

– Иногда в жизни бывают моменты, когда приходится принимать важные решения. Вскоре и вам предстоит сделать свой выбор, миледи.

– Я не знаю, о чем вы, – надменно произнесла Анна, и ей стало не по себе. Эта женщина поняла о ней все.

– Поймите меня правильно, – начала леди Селден. – В ваших жилах течет благородная кровь. Вы созданы для высокого удела, и, видимо, однажды я услышу о вас как о супруге одного из блистательнейших вельмож. Впрочем, может статься, что этого и не случится… – Она улыбнулась. – Простите меня, миледи, но я, хоть и знаю вас весьма недолго, не могу избавиться от ощущения, что Господь сотворил нас в чем-то похожими. И вот что я вам скажу: можно иметь и богатство, и власть, и высокое положение, но оставаться глубоко несчастливой. Однако каждому человеку милостью Провидения даруется случай сделать шаг к счастью. Увы, не каждый об этом знает…

Анна сухо спросила:

– Простите и вы меня, сударыня, но ответьте, разве вам не бывает иногда горько оттого, что вы, принцесса из дома графов Суррей, обретаетесь в безвестности в этом… в этом…

Она оборвала себя, опасаясь оскорбить леди Джудит, но та улыбнулась:

– Бывало. И не раз. Но это проходит. Чаще же я не знаю, как и благодарить Господа за то, что Он укрепил мой дух, когда решалась моя судьба. Ибо нет во всем христианском мире человека, с которым я желала бы поменяться местами… – Помолчав, она добавила: – Даже с королевой Англии.

Анна вздрогнула и неожиданно для самой себя спросила:

– Но разве не мучает вас то, что вы пошли против воли родителей, изменили долгу, что над вами тяготеет проклятие отца?

Теперь пришел черед смутиться Джудит Селден.

– О да… И это самый сложный вопрос, какой вы могли задать. Но тогда, когда я бежала с Саймоном, я знала, что совершаю страшный грех и что горькими минутами раскаяния искуплю свою любовь. Но человек ко всему привыкает. И если муки и сомнения порой одолевают меня, я смотрю на лица своих дочерей, на Саймона и думаю о том, как могла бы сложиться моя жизнь с надменным женихом, которого по долгу чести избрали для меня родители… Тогда все сомнения исчезают. Говорят, браки совершаются на небесах. И это поистине так. Я не сомневаюсь, что мой ангел-хранитель вел меня, когда я перед самой свадьбой решилась бежать с безвестным молодым рыцарем…

Поздней ночью, когда в замке погасли все огни, несколько человек собралось во дворе перед башней. Стояла непроницаемая тьма, из крепостных рвов тянуло тинистой гнилью.

– Благослови вас Господь за вашу доброту, – сказала Анна, протягивая сэру Саймону руку.

Рыцарь почтительно поцеловал тонкие пальцы девушки. Анна тепло простилась с леди Джудит и села в седло. Ей предстояло ехать рядом с Гарри, облаченным в рясу и остроконечный монашеский капюшон. На Анне было одеяние провинциального клирика; Майсгрейв и Фрэнк были одеты как простые ратники – в куртки из буйволовой кожи и стальные поножи. Вязаные коричневые оплечья с капюшонами оставляли открытыми лишь их лица, на головах поблескивали стальные каски.

Сэр Филип подошел попрощаться с супругами Селден, и Анна слышала, что речь зашла о проводнике, который будет сопровождать их до Лондона. Затем Майсгрейв попросил позаботиться об Оливере, и Анна вздохнула. Вот и еще одним спутником меньше. Но – хвала Всевышнему! – Оливер жив. И хотя Майсгрейв перед отъездом навестил юношу и сказал, что всегда рад принять его в Нейуорте, что станет делать у него в замке калека? Анна повернулась к Гарри:

– А ну-ка, повтори то, чему я тебя научила.

Гарри елейным голосом нараспев протянул несколько латинских изречений. Усвоил он их моментально, говорил свободно и правильно. Анна усмехнулась:

– Быть тебе монахом, плут!

Гарри засмеялся:

– Ну уж, настоятелем, не меньше. И желательно в женской обители.

Ночь выдалась звездная и сухая. Чтобы не опускать большой подъемный мост, они выехали через калитку у ворот и по узким дощатым мосткам гуськом потянулись на другую сторону рва. Потом донесся скрип петель – мостки подняли. Анна оглянулась. На башне над воротами смутно белело покрывало леди Джудит. Анна помахала ей, а затем тронула повод. Впереди их ждали темный лес, бесконечная ночь и полная опасностей дорога. Девушка взглянула на Майсгрейва, вновь подумав об алмазе королевы на его руке и о той пропасти, которая пролегла между ней и рыцарем. В этот миг она невольно позавидовала леди Селден – та оставалась в кругу близких, рядом с человеком, которого так любила.

24

Лондон

Когда ночь была на исходе, путники достигли предместий столицы. Майсгрейв отпустил проводника, и они остановились у заставы неподалеку от Вестминстера.

Был тот час, когда из окрестных селений в город устремляются крестьяне с тележками, груженными овощами и зеленью, когда сероватый туман еще клубится между строениями, а молочницы спешат с посудинами, полными теплого пенистого молока. Еще молчали птицы, люди зябко поеживались в сырой предрассветной мгле, а массивные кованые ворота застав не торопили отворять.

Путники спешились, смешавшись с толпой. Анна, поглаживая холку своей лошади, разглядывала высокие кровли Вестминстера, ажурное каменное кружево аббатства. В памяти всплыло, как она, будучи еще ребенком, проезжала здесь с отцом под торжественный звон колоколов и восторженные крики. Разве могла она тогда подумать, что ей придется тайком, переодетой в мужское платье, пробираться в город, где так чтили графа Уорвика?

Раздавшийся с башен аббатства удар колокола заставил ее вздрогнуть. Она не могла оторвать глаз от преграждавших дорогу, закованных в броню стражников, которые досматривали всех въезжавших в город. Стоявшая рядом с ней торговка с корзиной устриц на голове возмущенно завопила:

– Боже правый! Сколько можно! Им, видно, не терпится показать, что они не даром едят хлеб, чтоб он застрял в их поганых глотках!

И тут же Анна услышала, как соседка торговки стала торопливо пояснять:

– Говорят, ищут какого-то ланкастерца, похитившего из-под самого носа короля знатную леди. Видать, он малый не промах, этот парень, раз его ловят по всей Англии.

Анна переглянулась со своими спутниками. В эту ночь их уже не раз останавливали на дорожных заставах, разглядывая при свете смоляных факелов охранную грамоту. До сих пор все обходилось.

Гарри держался невозмутимо. Состроив смиренную мину, он приблизился к стражнику, который, обнажив голову, поспешил к нему за благословением. Девушка едва не прыснула, глядя, с какой важностью держится сей мнимый монах, изрекающий высокопарную бессмыслицу на латыни.

– Соmpone lachrymas73, – совершенно не к месту брякнул Гарри, благословляя стражника, а затем, достав из широкого рукава рясы охранную грамоту, протянул ее благословляемому. – Dеus vobiscum! 74 Я, смиренный монах из обители святого Августина, по приказанию нашего доброго настоятеля следую в Лондон к приору аббатства Святой Клары. Рigiritia mater vitiorum75. А это со мной наш клирик-писец и двое стражников. Silentio et spera. Amen76.

Их беспрепятственно пропустили, и путники, в который раз облегченно вздохнув, двинулись по Чарринг-Кросс.