Андрэ Нортон

Кошачьи врата: Преданья колдовского мира, Кошачьи врата

Преданья колдовского мира

Паучий шелк

1

Большая буря в год Кобольда пришла поздно, много позже обычного времени, когда её ожидали. И это было только частью того зла, которое навлекли на Эсткарп его хранительницы, когда собрали величайшие силы, искорёжившие и разрушившие горы, намертво запечатав проходы, через которые могло произойти вторжение Карстена.

Раннок оказался беззащитным перед бурей. Только пророческий сон Мудрой Женщины — Ингварны — позволил вовремя увести женщин и детей на высоты, откуда они со страхом смотрели, как море обрушивается на сушу. Вода поднялась так высоко, что волны кипели у самых Змеиных Камней на холмах. Лишь ещё выше, у скалы Тора, смогли спрятаться беженцы, которые теперь, почти теряя сознание от ужаса, ожидали неминуемого конца.

Кто мог надеяться теперь на возвращение рыбачьего флота, только вчера вышедшего в море? Вернутся разве что обломки, игрушки штормовых волн.

А на берегу оставалась только горстка стариков и мальчишек да один или два таких как Хердрек, Хромоногий, деревенский кузнец. Потому что Раннок сильно обеднел мужчинами, как и всем остальным, с тех пор как война начала опустошать Эсткарп. С севера грозил Ализон, ястреб, готовый сорваться с насеста и устремиться на добычу; на юге кипел и бурлил Карстен, как будто за рухнувшими горами ещё сохранялось что-то живое.

Мужчины, выступившие вместе с пограничниками лорда Симона Трегарта или служившие под знамёнами колдуний из Эсткарпа, где они? Семьи давно отчаялись и перестали их ждать. С того времени, как старик Набор (а ему уже перевалило за сотню) был молод и зелен, в этой земле не было мира.

Однако именно Набор, преодолевая силу ветра, вместе с Ингварной взобрался на скалу Тора; они стояли там, прижавшись плечом к плечу. И он, и она с тревогой смотрели на море. Старик не верил, что Ингварна ещё ждёт возвращения флотилии, хотя и знал, что она может предвидеть будущее.

Беспорядочно вздымавшиеся волны гигантскими кулаками били по скалам. Набор увидел корабль, поднимавшийся и падавший в воду совсем близко от ужасных клыков Змея. Но вот огромный вал перенёс его через эти страшные скалы на относительно спокойную воду за ними. Набор вздохнул облегчённо, как моряк, увидевший чудо: жизнь была выхвачена прямо из клыков смерти. К тому же Раннок обладает правом на останки кораблекрушения. И если корабль продержится, его груз принадлежит тому, кто сумеет доставить его на берег. Старик уже повернулся, чтобы отыскать Хердрека и остальных и послать их за добычей, когда Ингварна повернула голову и сквозь дождь посмотрела ему в глаза. В её пристальном взгляде сквозило предупреждение.

— Кто-то приходит…

Он видел, как губы её произнесли это слова, но голоса за рёвом ветра и волн не слышал.

И в этот момент раздался страшный грохот, перекрывший даже удары грома. Незнакомый корабль избежал гибели на скалах, но теперь его выбросило на берег, и прибой быстро доламывал его.

К наблюдателям, хромая, присоединился Хердрек.

— Это рейдер, — выкрикнул он в промежутке между порывами ветра. — Наверное, кто-то из морских собак Ализона, — и плюнул в направлении корпуса корабля.

Ингварна уже направлялась к берегу, как будто её влекло туда что-то очень важное. Хердрек предупреждающе крикнул, но она даже не повернула головы. Громко проклиная глупость всех женщин — впрочем, в следующее мгновение кузнец понадеялся, что Мудрая Женщина его не слышала, — Хердрек последовал за нею, а за ним побежали двое его ребят.

Когда они добрались до берега, буря начала стихать. Волны почти целиком забросали разбитый корабль водорослями. Хердрек обвязался прочной верёвкой, приказал крепко держать её и двинулся в прибой. С помощью свисавших обрывков вант и сорванных ветром парусов он забрался на борт.

Там он увидел плотно закрытый и перевязанный верёвками люк. Кузнец достал нож и разрезал верёвки.

— Эй! — голос его гулко отозвался в темноте внизу — Есть там кто?

В ответ раздался тонкий крик, словно ему откликнулась морская птица, которая над стихающим морем охотится за добычей бури. Но он решил, что это не птица. Осторожно, оберегая больную ногу, кузнец спустился в вонючий трюм. То, что он увидел, вызвало у него тошноту и гнев против тех, кто владел кораблём. Судно оказалось перевозчиком рабов. Жители Раннока о таких слышали, они торгуют живым товаром.

Однако из всего груза выжил только один человек. И Хердрек вынес её из ужаса этой тюрьмы. Это была маленькая девочка, худая, с кожей, обтягивающей кости, с огромными глазами, серыми и невидящими. Ингварна забрала девочку у кузнеца, словно имела на это право, и завернула тощее тело в свой тёплый плащ.

Жители Раннока так никогда и не узнали, откуда была родом Дайрин. То, что работорговцы грабили где придётся по всему побережью, не было тайной. К тому же жители деревни вскоре обнаружили, что девочка слепа. Ингварна, Мудрая Женщина, искушённая в лекарственных травах и заговорах, умеющая вправлять кости и залечивать раны, печально покачала головой после этого открытия и сказала что слепота девочки не от телесного повреждения. Должно быть, девочка увидела что-то настолько ужасное, что её мозг вообще отказался смотреть.

Девочке было лет шесть-семь, но дар речи, казалось, тоже покинул ребёнка, и участью её оставался только страх. Женщины Раннока пытались утешить её, но в глубине души хотели, чтобы она оставалась с Ингварной; впрочем, они считали, что та довольно странно обращается с девочкой. Потому что Мудрая Женщина никак не пыталась облегчить жизнь ребёнка. Напротив, с самого начала она обращалась с морским найдёнышем не как с калекой — телом или душой, а как с деревенской девочкой, которую выбрала себе в ученицы, и школа этой девочке предстояла весьма трудная.

Жизнь в эти годы в Ранноке была тяжёлой. Половина флотилии так и не вернулась в посёлок из пасти бури. Не появлялись и береговые торговцы. Наступила трудная зима. Но именно в это время Дайрин впервые показала своё искусство. Хотя глаза её и не видели, что делают пальцы, но она чинила рыбацкие сети с таким мастерством, что тому изумлялись даже опытные женщины.

На следующую весну, когда жители деревни срезали шары локута, чтобы высвободить семена для посадки, Дайрин заинтересовалась шелковистыми внутренними волокнами, она ловко сплетала и расплетала их. Ингварна и Хердрек изготовили маленькое веретено и показали ребёнку, как им работать.

И Дайрин на удивление хорошо им воспользовалась. Её маленькие птичьи пальчики тянули нить тоньше, чем удавалось другим, и никогда не делали узлов. Но девочка всегда казалась недовольной, стремясь сделать свою ткань ещё тоньше, ещё изящнее.

Мудрая Женщина учила свою приёмную дочь и многому другому, учила пользоваться пальцами и обонянием в огороде трав. Дайрин легко усваивала заговоры — немаловажную часть знаний Мудрой Женщины. Усваивала очень быстро, и всегда в ней ощущалось какое-то нетерпение. А когда девочка допускала ошибки, то очень сердилась на себя. И больше всего сердилась, когда испытывала потребность в каком-нибудь орудии или инструменте, который не могла описать.

Как-то раз Ингварна пришла переговорить с Хердреком (он к этому времени стал старейшиной деревни) и задумчиво сказала, что, возможно, искусство Мудрой Женщины может восстановить утраченную память Дайрин. Когда кузнец спросил, почему она не говорила об этом раньше, Ингварна серьёзно ответила:

— Этот ребёнок не нашей крови, она была пленницей морских собак. Имеем ли мы право возвращать ей ужасы прошлого? Может, Гуннора, покровительница всех женщин, из жалости отняла у неё память. А если так…

Хердрек прикусил палец, глядя на Дайрин, работавшую у ткацкого станка, который для неё построили по его же приказу; время от времени девочка раздражённо хлопала по станку рукой. Казалось, она хотела переделать станок, изменить тяжёлые деревянные детали, чтобы они лучше служили ей.